Сны
1
— Записываешь? — Да.
— Я начинаю? — Давай.
— Ладно. Значит, я стою на улице и вдруг слышу, как девушка зовет на помощь. Я хватаю…
— Стоп! — А?
— Пистолет.
— Что?
— Пистолет. Ты услышал, как девушка зовет на помощь, схватил пистолет и спас ее.
— Да нет! Я не говорил, что это пистолет.
— Но ведь ты собирался…
— Ничего я не собирался.
— Значит, это был нож или мачете.
— Нет.
— Палка.
— Нет! Хватит тебе, Фредо. Ты хочешь, чтобы я рассказывал или нет?
— Давай.
— Ладно. Тогда я схватил…
— Топор.
— Нет.
— Гранату?
— Нет! Это вообще было не оружие, а… сумка.
— Сумка… Только так можно уйти от погони. И что же было в сумке?
— Пистолет.
— Ну ладно. Хватит.
— Но это еще не все!
— Хватит. Мне не нужен этот сон. Ты рассказал мне уже штук двадцать точно таких же. Тотой, постарайся понять: меня не интересуют твои фантазии, то, что ты придумываешь днем. Меня интересуют сны, которые ты видишь ночью.
— Но это и был сон!
— Нет, не был.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю, потому что это не похоже на сон.
— Но я видел его ночью!
— А ты спал в это время?
— Ты не говорил, что надо спать. Ты просто сказал про день и ночь.
— Тотой, ты специально все запутываешь. Тебе давно уже пора знать, что я имею в виду. Сны, которые ты видишь, когда спишь. Именно за это я тебе плачу.
— Э-э-э-э…
— Слушай, почему ты не хочешь рассказать мне сны, которые ты видишь, когда спишь? Может, ты считаешь их совсем не интересными? Может, ты думаешь, что твои дневные фантазии интереснее?
— Да. Они очень интересные.
— Может быть, в твоих ночных снах есть что-то такое, о чем ты. не хочешь рассказывать? Они страшные? Ты просто не хочешь их вспоминать или не можешь вспомнить?..
— Фредо, у меня живот болит. — Что?
— У меня уже несколько дней болит живот. Меня пару раз рвало, но все больше несет.
— Ну… тебе, наверное, нужно лекарство? Возвращайся, когда я закончу работу, и мы сходим в аптеку.
— Нет, спасибо. Я пойду, а то живот совсем разболелся.
— Хорошо.
— Могу я получить свои деньги?
— …Ну конечно, Тотой. Дай только я выключу эту штуку.
2
Альфредо нажал на «stop» своего «Вокмана», снял наушники и принялся массировать виски, пытаясь успокоить назойливую головную боль. Никакой боли на самом деле не было, но у него появилось ощущение, что она должна быть. Из семи ребят, которых он регулярно опрашивал, именно Тотой вызывал у него ассоциацию с головной болью.
Как он непохож на Сенте!
Альфредо уложил «Вокман» в рюкзак и поднялся. Он огляделся и с удивлением обнаружил, что уже темно. Последний раз он оглядывался, когда разговаривал с Винсенте. Тогда бульвар Рохас и вода в заливе были красивого оранжевого цвета.
— Свет солнца, — пробормотал Альфредо.
Какой-то прохожий остановился и повернулся, подумав, что Альфредо обращается к нему, и не сразу понял, что худощавый человек на ступеньках небоскреба Легаспи говорит сам с собой, а возможно, и с темным небом, ведь его взгляд направлен именно туда.
— Свет от ближайшей звезды преодолевает сто сорок девять миллионов километров.
Прохожий зашагал снова, но уже быстрее, как будто был встревожен подобной информацией и тем благоговейным тоном, каким это было сказано.
— Свет от звезды, находящейся в ста сорока девяти миллионах километров! — громко повторил Альфредо. Боковым зрением он увидел прохожего, догадался, что тот подумал, и почувствовал смутное раздражение.
— Двигаясь с непостижимой скоростью в триста тысяч километров в секунду!
Сенте, задай какой-нибудь простой вопрос. Что такое свет?
Свет — это волна фотонов, которые движутся со скоростью триста тысяч километров в секунду, пока не достигнут сетчатки нашего глаза. Тогда свет резко останавливается, превращаясь в импульс энергии, а мозг преобразует его в изображение. Свет можно увидеть, только когда он находится в состоянии покоя. Хотя, с другой стороны, свет никогда нельзя увидеть в состоянии покоя, как бы быстро мы ни двигались…
В этом-то и проблема, Сенте. На некоторые вопросы, даже самые простые, есть только сложные ответы. Некоторые вещи слишком сложны, чтобы их можно было выразить просто.
Почему существуют беспризорники?
Альфредо задавал себе этот вопрос столь же часто, как и его коллеги, друзья, родственники и любой другой человек, но у него не было ясного ответа. Вернее, было даже несколько четких, хорошо аргументированных и вполне рациональных ответов, но все они, скорее всего, являлись неверными.
Например, давно известно, что существует различие между филиппинцами и европейцами в области социальной психологии. Филиппинцы придают большее значение сообществам, а европейцы — отдельной личности. И потому в английском языке понятия «одинокий» и «несчастный» выражаются двумя разными словами.
Некоторые филиппинские психологи утверждают, что прямое заимствование европейской психологии представляется проблематичным, так как филиппинская модель все равно возьмет верх, исходя из существующей традиционной практики. И все-таки в случае с беспризорниками и семья, и общество отвернулись от них в самом раннем возрасте, а значит, эти дети вырастают законченными индивидуалистами, в отрыве от какой-либо социальной группы.
Все правильно, но все же почему существуют беспризорники? Альфредо пытался заполнить пробел, который существовал в этом вопросе в научных трудах, и считал его главным мотивом собственных исследований.
Вот только никакой это был не мотив. Его исследования действительно могли принести пользу, но интересовало Альфредо совсем другое. Любому психологу было по силам заполнить пробел в изучении психологии филиппинских беспризорников, но Альфредо не хотел этим ограничиваться, потому что вопрос «почему существуют беспризорники?» так и оставался без ответа.
Имелось и другое объяснение: Альфредо вырос в Аяла-Алабанге, одном из самых богатых и хорошо охраняемых районов Манилы. Это значило очень многое в городе, где пропасть между богатыми и бедными глубже, чем в любом уголке мира. В этом было что-то от взаимного притяжения положительно и отрицательно заряженных человеческих частиц, от чувства изумления, которое испытывали богатые перед тем, что существовало совсем рядом с ними.
Нет, это объяснение тоже не годилось. Оно было слишком очевидным, слишком бросалось в глаза.
Во всяком случае, настоящий вопрос звучал не «почему существуют беспризорники», а «почему он постоянно думает о Сенте?»
Альфредо знал, что ответ очень трудно выразить словами. Если он и существовал, то был поистине космического масштаба и такой же сложный, как свет закатного солнца.
3
Небоскреб Легаспи был тридцатиэтажным зданием с зеркальным холлом, вежливым швейцаром и двумя скоростными лифтами. В лифтах часто можно было увидеть увешанных золотом молодящихся женщин с грубо размалеванными лицами. На первых трех этажах располагались магазины и бутики. Четвертый этаж был административным, а с пятого можно было попасть в открытый бассейн, куда был строго-настрого запрещен вход людям в шортах или сандалиях. На шестом этаже и выше размещались квартиры, начиная с пятикомнатных, рассчитанных на большую семью, и заканчивая крошечными однокомнатными квартирками для студентов. Весь же верхний этаж, так называемый «пентхаус», занимала одна-единственная квартира. Здесь жил Альфредо.
Он быстро обошел комнаты, включая свет, чтобы заполнить встретившую его у входа безмолвную пустоту. Когда вся квартира ярко осветилась, Альфредо прошел на кухню и налил себе стакан минеральной воды, потом перебрался в гостиную, тяжело опустился на диван и включил автоответчик. Было только одно сообщение.
— Привет, Фредо, — произнес автоответчик.
— Привет, Ромарио, — машинально ответил Альфредо.
— Это Ромарио. Сейчас четыре часа дня, поэтому я думаю, что ты еще где-то шляешься. Собираешь свой материал. Перезвони мне, когда вернешься.
Следующие пять минут Альфредо просидел совершенно неподвижно, только дыша и время от времени моргая.
— Итак, сначала немного расскажи мне о себе. Сколько тебе лет и как тебя зовут.
— Винсенте. Мне тринадцать лет. А тебе?
— Хорошо, Винсенте. Тебе действительно столько лет?
— Совершенно точно.
— Можешь рассказать мне, как ты очутился на улице?
— Мы с отцом приехали в Манилу из Батангаса, а потом отец исчез. Это случилось примерно пять лет назад.
— Исчез?
— Я ждал его у какого-то светофора, но он так и не пришел.
— И ты больше никогда его не видел?
— Нет.
— Что ты тогда подумал?
— Удивился, куда он пошел.
— И ты не знаешь, куда он мог пойти? — Нет.
— Или что с ним случилось?
— Нет.
— Хорошо… а что ты можешь рассказать о своей матери?
— При чем здесь моя мать?
— Ну… ты с ней поддерживаешь какую-нибудь связь?
— Нет. Она живет где-то в Батангасе. Это все, что я знаю.
— А другие родственники? Братья, сестры…
— Когда я уехал, никаких братьев не было. Кажется, есть две сестры, но я не уверен. Две или три.
— А дяди, тети, бабушки и дедушки?..
— Может быть, только при чем тут это? Я сам по себе.
— Сам по себе. — Да.
— Интересная мысль.
— Но так оно и есть.
Так оно и есть, Сенте.
Солнечный свет проходит сто сорок девять миллионов километров со скоростью триста тысяч километров в секунду. Когда поздно вечером он достигает бульвара Рохас, небо окрашивается в темно-оранжевый цвет, но днем небо голубое, потому что свет по-другому рассеивает молекулы воздуха.
Свет никогда нельзя увидеть в состоянии покоя, как бы быстро вы ни двигались, даже если будете бежать все быстрее и быстрее, мчась сквозь Солнечную систему, пока не достигнете скорости двести девяносто девять тысяч километров в секунду. Взгляните тогда на свет. Вы увидите, что он по-прежнему убегает от вас с такой же непостижимой скоростью. Тем временем работа вашего мозга замедлится, а наблюдатель, движущийся с несколько меньшей скоростью, увидит вас совершенно неподвижным и размазанным в пространстве.
Вернувшись не Землю, взгляните на часы. Они будут показывать не такое время, как у ваших друзей, родственников и любого другого человека.
А может быть, и не надо возвращаться. Продолжайте движение, и примерно через четыре с половиной года вы достигнете Проксимы Центавра — ближайшей звезды по отношению к Солнечной системе.
4
Альфредо очутился у себя в кабинете. Именно очутился, потому что совсем не собирался туда заходить, садиться и включать компьютер. Если бы его спросили, он бы ответил, что продолжал сидеть на диване, глядя в одну точку, а в голове у него все звучал вкрадчивый голос с автоответчика. Перемещение стало реальностью, когда экран компьютера переключился в режим ожидания и на нем появилось изображение гипнотических цветных полосок Мёбиуса — слишком яркое, чтобы его проигнорировать или принять за галлюцинацию.
Кабинет был главным местом в квартире, потому что Альфредо проводил в нем много времени, и освещение соответствовало его назначению. Настольная лампа заливала его мягким светом, разгоняя прячущиеся по углам тени. Через открытую дверь падал успокаивающий яркий свет из гостиной. Шторы были отдернуты, поэтому луна, звезды и ярко освещенные городские окна тоже находились под рукой.
Во всем здесь чувствовалась система, хотя посторонний человек не увидел бы ничего, кроме академического хаоса. Заваленный книгами и бумагами пол, обклеенные записками стены. Повсюду были разбросаны толстенные папки, из которых вываливалось содержимое.
В отличие от беспорядка, царившего на полу и стенах, рабочий стол Альфредо мог служить примером аккуратности. На нем находилось всего четыре предмета, не считая компьютера и лампы. Во-первых, ручка для правки распечаток. Во-вторых, лоток для неотредактированных распечаток. Еще один лоток для правленых распечаток. И, наконец, фотография в рамке, сделанная лет десять тому назад, в день, когда его жене исполнилось девятнадцать, за полтора месяца до их свадьбы. Жена была в голубой футболке с эмблемой собачьей выставки на груди, с сигаретой во рту. Выражение ее лица сильно напоминало пародию на знойную американскую кинозвезду.
Еще одна важная часть обстановки: дорогая стереосистема, окруженная полками с надписанными и расположенными в хронологическом порядке кассетами. Она никогда не выключалась, поэтому красные и зеленые огоньки на панели светились днем и ночью.
Альфредо взглянул на полку с кассетами. В магнитофон была вставлена та, которую он прослушивал сегодня утром, одна из самых ранних.
— Я прятался с ружьем на дереве и ждал, когда появится враг, чтобы его застрелить. Выпустил бы всю обойму прямо ему в башку. И вдруг вижу, что он захватил Джозу.
— Джоза… Это та симпатичная девушка, которая работает в бассейне «Парадиз»?
— Точно.
— Она тебе нравится?
— Кому же она не понравится!? Я не мог его застрелить, потому что боялся попасть в Джозу. Тогда я бросил ружье и спрыгнул с дерева. Он увидел меня и попытался напасть. Мы стали драться, но я оказался проворнее и убежал. Он все-таки успел в меня выстрелить и ранил в плечо. Я откатился в сторону, и остальные пули прошли мимо. Потом я сам напал на него и победил. Схватил его пистолет и пристрелил, несмотря на рану в плече. А потом я спас Джозу.
— Кто же был этот твой враг?
— Какой-то усатый тип.
— Но почему он оказался твоим врагом?
— Это опасный человек, профессиональный похититель людей.
— А что произошло потом, когда ты спас Джозу? Ты никогда об этом не рассказываешь.
— …Ничего. На этом все закончилось.
— Может быть, ты поцеловал ее или…
— Поцеловал ее?
— Ну да или что-то в этом роде. Может быть, она отблагодарила тебя? Это нормально, ведь ты спас ее.
— Согласен, но никаких поцелуев не было. Джоза очень приличная девушка. К тому же она встречается с менеджером из «Парадиза», так что тут ничего не светит. У этого парня «тойота», черт его побери! К тому же он лет на двадцать старше меня.
— Ладно… А больше тебе ничего не приснилось на этой неделе? Может, были и другие сны вроде тех, о которых мы говорили в прошлый раз?
— Нет. Мне приснилось только это.
— Понятно… Может, на следующей неделе ты постараешься…
— Фредо, а почему тебе не нравятся сны про то, как спасают девушек?
— Э… не то что они мне не нравятся… Просто ты рассказываешь мне свои сны полтора месяца, а моя работа рассчитана по крайней мере на год. Мне бы хотелось больше разнообразия.
— Нет, дело не в этом.
— Не в этом?
— Нет. Разве тебе не снится, как ты спасаешь девушек?
— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мои сны.
— Так давай обсудим. Снится или нет?
— Тотой, я не буду отвечать на этот вопрос.
— Почему?
— Потому что в моей работе очень важно… э… чтобы ты не знал обо мне ничего конкретного.
— Это еще почему?
— Потому что это может повлиять на наши отношения. Ты можешь невольно подстраиваться под меня, рассказывать мне то, что, как ты считаешь, я хотел бы услышать.
— Ну-у-у, если дело в деньгах, то я отдам за твой рассказ один из тех песо, что ты мне дал.
— Ты все правильно говоришь, Тотой, но мне пока хватает денег… Так что постарайся рассказать мне на следующей неделе что-нибудь новенькое.
— А вот ты постарайся понять, почему тебе не нравятся сны о том, как спасают девушек.
— Ты в самом деле так считаешь? — Да, считаю.
Альфредо нажал на клавишу, чтобы убрать заставку с лентой Мёбиуса, и обнаружил, что не только машинально включил компьютер, но еще и открыл файл.
С: \docs\PHD\cl.doc
В верхней части страницы жирным шрифтом было выделено название докторской диссертации по философии: «Социальная организация в молодежной городской среде на Филиппинах: сознательное и бессознательное изложение истории падения и перемены статуса».
А чуть ниже выделялась фраза, имеющая гораздо более личный оттенок: «Хватит на меня смотреть, Фредо! Пиши меня!»
Альфредо нахмурился и пробормотал:
— Это уже повтор. — А через несколько секунд заменил ее на «Не откладывай на завтра, Фредо! Пиши меня!»
