Мне холодно. Этот старый плед больше не греет. (Вид у него тоже ужасный.) Я все плотнее кутаюсь в него, но это только напоминает мне об убожестве моей экипировки.

Я направляюсь на восток, за дом, к Пруду (Пруд больше не принадлежит нам. Теперь им владеют евреи, но подойти все же разрешается). Пышная трава на лужайках спуталась колтунами и слабо пахнет грязью и дешевыми духами. На заросших дорожках, пересекающих заброшенный розовый сад, воздух внезапно темнеет, и мне хочется опрометью броситься назад к дому — но когда по ступенькам, которые ведут через изгородь, я выбираюсь на холмистое поле, то чувствую, что день еще сохранил остатки жизни. Небо ясное и яркое. Пастухи любуются открывшимся зрелищем.

Возвращаться я не собираюсь. Да и к чему возвращаться? Я не собираюсь возвращаться, чтобы проводить жизнь, мочась на кухне. Урсула ушла. (Папа тоже.) А теперь ушел и Терри. Надеюсь, он наконец найдет свое место. Такова уж была его судьба: стадия, начиная с которой его жизнь будет становиться все лучше (все остальные периоды он ненавидел). Однако у меня все по-другому. Я могу помогать маме — осталось уладить еще немало дел (боже, надеюсь, она сможет содержать меня). Этого пока вполне хватит. Нет, возвращаться я не собираюсь. Я останусь здесь, где ничто меня не пугает.

Мне холодно. Падает роса. Вдалеке, слева, за «змейкой» серебристых берез, видны железнодорожные пути, стелющиеся по огороженной насыпи. Что-то надвигается. Я останавливаюсь посмотреть, как мимо проносится красивый синий поезд. Сам того не замечая, я по-детски машу ему рукой. Какая глупость. Почему? Всегда маши поездам, говорили няня, мама и бабушка. Теперь я вспомнил. В поезде может оказаться кто-то добрый, красивый и помахать тебе в ответ.

Я вхожу в лес, обступивший воду (ребенком я играл здесь). В двухстах ярдах впереди Пруд белесо блестит сквозь переплетение стволов и тьмы. Уже стемнело. Я снова останавливаюсь. Смогу ли я добраться туда и обратно до наступления ночи? Отсыревшая кора сочится снами и смертью. Задувает ветер. Деревья вздрагивают — хотят отряхнуться от влаги. Почему ветер не оставит листья в покое? В переулках перелесков опасно — предупреждает меня Пруд. Лес пронизан шелестом, скрипом. Перекатывается бревно. Слышен голос одной-единственной птицы.

Я стою за рядом берез. Мне холодно — я дрожу, и мне хочется плакать. Я поднимаю глаза к небу. Что-то надвигается. О, ступай прочь! В аду заката ветви гнутся и ломаются. Ветер никогда не перестанет сводить с ума пугающую листву.