7
– Тиба-сэнсэй. Тиба-сэнсэй.
В полумраке кто-то тряс тело Ацуко. Она застонала, съежилась и неимоверным усилием, словно разрывая толстый полиэтилен сновидения, вернулась к себе в спальню.
– Вы очень мучились,- обеспокоенно произнес инспектор Убэ.- Я не знал, можно вас будить или нет, но уж слишком этот ваш…
Убэ спал на диване в гостиной, когда до него донесся стон. Ацуко только накануне хвасталась, что может свободно выйти из состояния самогипноза, поэтому на душе было скверно. Она вся съежилась и тихо сказала:
– Нет. Вы меня спасли.- А вспомнив, добавила: – Беда. Сюда из больницы поступает сон Химуро. Тот совсем плох, и его состояние влияет на всех, кто использует МКД.
Ацуко поставила запись сна на воспроизведение, чтобы Убэ своими глазами увидел поток разрушительных образов и понял, насколько это серьезно.
– У них на руках три МКД, так?
– Да, причем я не знаю, дают ли они кому-нибудь третий. А если дают, то кому.
– Выходит, господина Химуро необходимо поместить как можно дальше?
«Где бы они ни был, анафилаксия расширит ареал возможного контакта»,- подумала Ацуко, и ей стало очень неуютно. Слегка кружилась голова.
– Да, первым делом изоляция,- сказала она.- Иначе они его…
«Убьют». Это слово Ацуко проглотила. Инуи и Осанай способны убить. Если они не собираются отказываться от МКД, другого им не остается.
– Да, пожалуй,- кивнув, сказал Убэ.
Он тут же позвонил с рапортом Тосими Конакаве домой, и тот приказал немедленно установить наблюдение за квартирой Осаная, чтобы пресечь любые его действия. Затем трубку взяла Ацуко и попросила Конакаву отправить инспектора Саку, который дежурил у директора Симы, присмотреть за квартирой Хасимото. Эти меры предосторожности – тот максимум, о чем можно просить полицейских. Вторгаться в больницу, где пока ничего не произошло, полиция не могла.
Ацуко понимала, что ей необходимо ехать в больницу, но она очень устала. А потому послушалась инспектора Убэ, утверждавшего, что этой ночью поход в больницу крайне опасен, и решила лечь спать.
Наутро, когда Ацуко завтракала, около девяти вернулся Убэ. Сообщил, что Хасимото и Осанай ушли на работу.
– Мне пора,- сказала Ацуко, поднимаясь из-за стола.
– Будьте осторожны,- ответил Убэ с таким озабоченным видом, будто Ацуко отправляется в бандитский квартал.
Городские улицы кажутся не такими, как всегда: солнце хоть и светит, но как бы сквозь туман, и все вокруг выглядит удручающе. Она едет в институт по обычному маршруту в привычном «маргинале», но что-то не так.
«Или я не смогла до конца избавиться от воздействия сна Химуро?» – думает Ацуко. Как-то в самом начале практики наблюдения за шизофрениками у нее возникло подобное ощущение, но то было много лет назад. Если после отключения ото сна объекта возникают остаточные аномальные ощущения, вызванные применением МКД,- это и есть опасность его побочного эффекта. К тому же при частом пользовании МКД само ощущение, возможно, будет усиливаться и обостряться.
«Но все же – что заставляет меня гнать машину?» – размышляет Ацуко. Вряд ли она по-настоящему переживает за Химуро. Неужели, случись убийство в борьбе за МКД, их с Токидой имена будут как-то скомпрометированы? Ерунда. Или, говоря словами Инуи, ее «подгоняет жажда славы»? Чуточку раскаиваясь и презирая себя, она все же хотела как-то оправдаться перед собой. Но не ради себя. Ради своего возлюбленного, Косаку Токиды.
Со стоянки Ацуко идет прямо в больницу. Ее взволнованный вид опять вызывает нездоровый интерес в зале ожидания.
Ацуко направляется в корпус к своим больным, и тут, выскочив из ординаторской, ей преграждает путь худощавая пожилая женщина – Суги, старшая медсестра этажа, за который отвечает Хасимото.
– Куда вы? Этим корпусом теперь заведует Хасимо-то-сэнсэй.
– Химуро – мой пациент. Я беспокоюсь за него и иду осмотреть.
– Нет. Я не могу вас пропустить.
– Но послушайте, Суги,- спокойно продолжает Ацуко.- Вы что, хотите, чтобы я полицию вызвала? Я тороплюсь и пройду, пусть даже силой. Или хотите, чтобы наши фамилии попали на первые страницы газет?
Суги бросает взгляд на медсестер, словно зовет на подмогу, после чего нехотя отодвигается к стене.
Такое бывает только в кошмарах: стоит ей войти в палату, оправдываются ее худшие опасения. Химуро сидит на кровати на корточках – и он мертв. Весь синий, ему явно ввели яд. И без того искаженное лицо Химуро скривилось еще сильнее. Ацуко глядит на это лицо, и ей кажется, будто Химуро самому не терпелось мысленно вернуться к предпосылкам собственного убийства.
Нельзя, чтобы ее обвинили в этом убийстве. Ацуко пулей выскакивает из палаты.
– Куда вы смотрели? Химуро мертв,- вбежав в ординаторскую, кричит на медсестер Ацуко. А когда те испуганно срываются с места во главе со старшей сестрой, она кричит им вдогонку, уже схватившись за телефонную трубку: – Я сама сообщу в полицию. Позовите сюда Хасимото.
Но набирает не дежурную часть – 110, а прямой номер кабинета Тосими Конакавы в управлении полиции.
– Что? Химуро умер? – Речь Конакавы на удивление неспешна.
– Убит,- говорит Ацуко, а сама думает: «Откуда он узнал?»
– Кто же убил Химуро? – вяло спрашивает он.
– Могли Осанай, Хасимото, старшая медсестра Ханэмура. – «И еще… кто же еще?..» Кроме них Химуру мог прикончить кто угодно.
Ацуко бежит к себе в лабораторию, надеясь увидеть там Хасимото. И обнаруживает его труп. Хасимото задушили, повалив на ее стол, а шею его стягивает галстук желты и с черными каплями, его часто повязывал Торатаро Сима. Стянув галстук, Ацуко берет его и бежит в лабораторию Осаная. На лестнице у нее темнеет в глазах. Ступени ходят ходуном.
В лаборатории Осаная на полу лежит Мисако Ханэмура. «Но почему?» – недоумевает Ацуко. Она еще не успевает до конца распахнуть дверь, а ей уже кажется, что Ханэмура умирает, приняв яд. «Значит, они там». И затем… Затем она бежит в кабинет замдиректора. Дверь открыта, но едва Ацуко вбегает в кабинет, с грохотом захлопывается за ней. Ацуко роняет галстук. Дверь захлопнул Осанай. Он стоит у нее за спиной. А за столом напротив сидит Сэйдзиро Инуи. Он смеется.
– Господин Инуи? Нашли время для смеха.
– А, Тиба. Успокойся. Может, и бесполезно, но все же успокойся,- говорит Инуи, растягивая слова. Затем пожимает плечами и опять смеется. Из-за спины Ацуко его смех подхватывает Осанай.
– Никто и не собирался посылать сон Химуро из больницы. Он воспроизводился из его квартиры,- говорит Инуи, показывая на Осаная.- Только малость подстроили, чтобы вливался в наши сны.
– Я так и думала, что это заговор. Хоть вы и ломали комедию, мол, ничего не знаете. Зачем вам эти опасные… Ведь сами свихнетесь.
– О чем ты? Мы-то сразу после этого проснулись.- Инуи смотрит на Осаная, и они, улыбнувшись, кивают друг другу.- Не пробудилась только ты.
Заметив, что Инуи обмолвился «после этого», Ацуко говорит:
– Да, чтобы проснуться, пришлось поднапрячься. Инуи и Осанай хохочут. Раскатисто. Женщины так не
умеют.
– Конечно. Я так и подумал,- убедительно кивает Инуи.- Как и в тот раз, когда ты отняла МКД у Осаная, он считал, что проснулся, а на самом деле еще спал. У МКД есть даже такая функция, как неоднократное чередование действия и побочного действия, например сон… сон о пробуждении… причем сон о пробуждении, очень сильно похожий на реальность… а на самом деле более глубокий сон… и еще глубже и глубже глубокий сон.
Ацуко прекрасно понимала Инуи. Более чем. Даже несмотря на его сбивчивую речь, а запинаться ему было несвойственно. Будто бы, проникая в сон пациента, она могла читать его мысли, но их абсурдность принимала за собственную иллюзию.
– Вы это исследовали, а затем… ой, мамочки… применили на мне. Поэкспериментировали, да?
Не отвечая Ацуко, Инуи стоит, словно приподнявшись над полом.
– Похоже, ты начинаешь догадываться. В неопубликованном докладе ты сама упоминаешь, что долгое подключение к снам больных шизофренией затрудняет пробуждение, ввергая в бессознательное.
– Подсмотрели?
– Какая разница? – пренебрежительно бросает Инуи.- Я поважнее… э-эй… вот поэтому женщина…
– Поважнее,- подхватывает Осанай из-за спины Ацуко.- Ты только начинаешь смекать, но сейчас, именно сейчас мы и испытываем на тебе… эту функцию.
Мысли Осаная тоже проникают в ее сознание. Ацуко от ужаса мигом прокрутила в памяти все недавние события. Косноязычная, словно во сне, речь Инуи. До странности безучастная реакция Конакавы на ее телефонный звонок. Череда нереальных убийств. Унылые городские улицы. Откуда-то возникший Хасимото – он теперь стоит рядом с Осанаем с малодушной улыбкой на лице.
Отпрянув к стене, Ацуко вся подбирается.
– И это сон?
– Быстро соображаешь.- Осанай скривился в усмешке, приближаясь, чтобы снять с головы Ацуко МКД.
– Именно так, Паприка,- говорит Инуи, с ненавистью глядя на Ацуко.
«Вы сказали – Паприка?»
Ацуко замечает, что на ней красная майка и джинсы. Она знает, что инстинктивно перевоплотилась в Паприку в тот миг, когда стремительно отпрянула, догадавшись, что у нее хотят отнять МКД.
