Дом на Ньюленд-роуд, который подыскала ему миссис Квигли, стоял с другой стороны парка, в миле от муниципального бассейна. Там было четыре спальни, но кроме Джеймса в доме жил единственный постоялец — хмурый малый по имени Грэм, который явно не обрадовался вторжению новичка. Нелюдимый бородач с сильным акцентом жителя Манчестера смотрел на Джеймса как на врага и избегал случайных встреч. За четыре недели, которые Джеймс прожил на Ньюленд-роуд, они с Грэмом едва ли перекинулись дюжиной слов.

Дом показался Джеймсу бездушным и не слишком уютным, но теперь по вечерам он мог принять душ, а каждое утро садился на велосипед и катил в бассейн. После бассейна покупал хлеб и молоко в магазинчике на углу и съедал свой завтрак в пустой гостиной, поглядывая в окно на соседскую изгородь. Без десяти десять Джеймс отправлялся в «Белый медведь» чинить проводку.

Хозяин паба позвонил Джеймсу на третий день. Заказчик оказался прижимистым и неприятным парнем, но Джеймс отчаянно нуждался в наличности, к тому же работа была несложной. Пока он работал, холл был закрыт для посетителей, поэтому Джеймс оставался один в сумрачном и сыром помещении. Иногда он слышал смутную музыку и смех, доносящиеся с другой стороны паба. Джеймс был уверен, что бывал в этом заведении раньше, но за время, что он чинил проводку, ему так и не удалось вспомнить ничего нового. Словно сегодняшние холод и одиночество стерли тепло и многолюдность былых дней. Иногда, отрывая взгляд от щитка, Джеймс ловил отблески прошлого: лица, окутанные сигаретным дымом, бокалы на столах. Впрочем, миражи эти длились недолго и тут же исчезали, стоило прищуриться.

В полдень он обедал в общем зале. Джеймс редко вступал в разговоры. Персонал паба не отличался дружелюбием, а посетители приходили парами или компаниями. В одиночестве за столиком у окна сидел только лысый бородач, но он так увлеченно штудировал какую-то книгу, что Джеймс не решился его беспокоить. Почему-то Джеймсу казалось, что он уже видел где-то это лицо.

В отличие от меня Джеймс почти ничего не запомнил из этого периода своей жизни. Единственное, что по-настоящему занимало его ум, — это ожидание. Пытка молчащим телефоном. Джеймс болезненно ощущал каждую секунду этого молчания. Снова и снова он воображал, как нажимает зеленую кнопку и слышит недружелюбный голос клерка из «Аренды Харрисона»: «Мистер Пэдью, рад сообщить, что наш клиент принял ваше предложение». Иногда в голову Джеймсу приходила другая фантазия: вот он превращается в комара и усаживается на стену в офисе Харрисона. Комар внимательно наблюдает, как клерк говорит в телефонную трубку: «Да-да, конечно, сэр, не беспокойтесь, я тотчас же свяжусь с ним». Временами Джеймс представлял, как он — на сей раз частный детектив — крадется за клиентом по ночным извилистым улочкам, как преследует его по ступеням лестницы до дверей «Аренды Харрисона» и как вытягивается лицо клерка, когда тот, запинаясь, бормочет: «Но, сэр, я и подумать не мог, что это так срочно!» Эти видения, эти сны наяву оказывали на Джеймса почти наркотическое воздействие. На смену им неизменно приходила скука. Дни шли, и постепенно Джеймс впал в зависимость от своих фантазий, предпочитая серому и унылому настоящему мысли о радостном будущем.

Днем Джеймс везде носил с собой мобильный, а каждую ночь аккуратно заряжал батарею. И когда телефон все-таки оживал холодным голосом рекламных агентов или незнакомцев, набравших неверный номер, в груди его вспыхивала надежда, и это было даже хуже, чем ожидание. У Джеймса не было ни друзей, ни дома, ни любимой — осталась только надежда, и она стремилась заполнить собой вакуум.

Должен заметить, надежда, как и страх, — изнуряющее чувство. Своего рода фокус: откроешь раковину, а внутри — пустота и отчаяние. Крошечная трещина — и отчаяние вырвется наружу и заполнит собой весь мир.

На четвертый день Джеймс обнаружил новый вход в лабиринт. Утром в воскресенье он поплавал в бассейне и как раз мыл на кухне посуду после завтрака, когда заметил на подоконнике газету. Наверное, Грэм забыл, решил он. Джеймс вытер руки и взял в руки листок. Та самая местная газетенка, которую он читал в первый день, сидя в кафе на Юниверсити-роуд. Движимый любопытством, Джеймс открыл страницу с астрологическим прогнозом:

Джеймс облегченно вздохнул, но вместе с облегчением пришла злость. С тех пор как он в последний раз потерял сознание на Лаф-стрит, Джеймс изо всех сил гнал от себя страшные воспоминания. Он знал о трагедии, о которой случайно упомянула миссис Квигли, однако предпочитал не думать о ней; каждый день он дважды проезжал мимо Лаф-стрит, но ни разу даже не повернул головы, словно улица исчезла с городской карты. Он подавлял страхи — и на их место приходили сны наяву, — но главное, Джеймс впустую тратил время и в упор не замечал ключей и подсказок. Не важно, что это: случайность или мистическая проницательность астролога, главное, что совет верен. Пришло время отринуть страхи.

Джеймс надел куртку и вышел из дома. День выдался сухой и ветреный. Он пересек парк, миновал Грин-авеню. Глядя прямо перед собой и стараясь не встречаться взглядом с темно-синими дверями домов, он быстро шагал к Лаф-стрит. Нужно переименовать ее — пусть отныне называется улицей Воспоминаний, подумал Джеймс и нервно усмехнулся. Усилием воли он изгнал из головы назойливую музыкальную тему; сделав несколько глубоких ритмичных вздохов, вытолкнул из груди ужас.

Джеймс остановился и резко повернул голову. Лаф-стрит, номер двадцать один. Высокий особняк красного кирпича, крытая шифером крыша. Два черных подвальных окна фонарем, в одном треснувшее стекло, другое заколочено. Дом выглядел нежилым, и с тех пор, как Джеймс видел его в последний раз, успел изрядно обветшать. За этой дверью лежало его прошлое.

Некоторое время Джеймс стоял у обочины, разглядывая дом и сосредоточенно размышляя. Мысли текли медленно и вяло. Фасад дома походил на лицо мертвеца с закрытыми глазами и сомкнутыми губами.

А что, если он еще жив и просто застыл в глубоком обмороке?

Мимо проезжали автомобили. Моросило. Старуха катила тележку из супермаркета, колесики скрипели по тротуару. Зажглись фонари, дождь усилился. Долгое время ничего не происходило, и Джеймс уже решил уходить, но тут краем глаза уловил слабое движение.

Он прищурился. Дверь слегка приоткрылась. Джеймс затаил дыхание. Прошло несколько секунд — дверь снова закрылась.

Движение было мимолетным — большинство людей вряд ли заметили бы его, но только не Джеймс. Дом разомкнул уста, словно решил поведать ему свою историю.