Убить полюбовно
The Very Gentle Murders, 1994 год
Переводчик: Е. Петрова
Джошуа Эндерби проснулся среди ночи, ощутив у себя на шее чьи-то пальцы.
В густой тьме он скорее угадал, нежели разглядел невесомое, тщедушное тельце, нависшее прямо над ним: его благоверная пристраивалась так и этак, норовя трясущимися руками сдавить ему горло.
Он широко раскрыл глаза. До него дошло, что она задумала. Это было так нелепо, что он едва не расхохотался!
Его половина, дряхлая и желтушная, в свои восемьдесят пять годков отважилась на убийство!
От нее несло ромом с содовой, усевшись пьяной мухой ему на грудь, она трепыхалась и приноравливалась, словно под ней был манекен. При этом она досадливо отдувалась, костлявые руки вспотели, и тут у нее вырвалось:
— А сам-то ты что?
«При чем тут я?» — лениво подумал он, не поднимая головы. Он сглотнул слюну, и этим еле заметным движением кадыка освободился от ее немощных клешней. «Что ж я сам не сдохну? Так надо понимать?» — безмолвно вскричал он. Еще несколько мгновений он гадал, хватит ли у нее духу его прикончить. Не хватило.
А может, взять да резко включить свет, чтобы застигнуть ее врасплох? Дура-дурой, тощая курица, оседлала постылого мужа, а ему хоть бы что — вот смеху-то будет!
Джошуа Эндерби промычал что-то невнятное и зевнул.
— Мисси?
Ее руки так и застыли у него на ключице.
— Ты уж, будь добра… — он повернулся на бок, словно в полусне, — того… сделай одолжение… — еще один зевок, — отодвинься… на свой край. Что? Ох, как хорошо-то.
Мисси заворочалась в темноте. Он услышал, как звякнули кубики льда. Это она нацедила очередную порцию рома.
Назавтра, в ясный теплый полдень, ожидавшие гостей старики — Джошуа и Мисси — устроились на террасе и протянули друг другу бокалы. Он предложил ей «дюбонне», а она ему — херес.
Наступила пауза: каждый внимательно изучал спиртное и не торопился подносить его к губам. Когда Джошуа вертел свой бокал в руках, у него на скрюченном пальце сверкнул и заиграл крупный бриллиантовый перстень. Старика передернуло, но в конце концов он собрался с духом.
— Знаешь, Мисси, — начал он, — а ведь ты уже одной ногой в могиле.
Мисси высунулась из-за букета нарциссов, стоявшего в хрустальной вазе, и бросила взгляд на усохшего, как мумия, супруга. У обоих затряслись руки, оба это заметили. Сегодня, по случаю прихода гостей, она натянула густо-синее платье, на которое ледяными нитями легло тяжелое колье, вдела в уши искрящиеся шарики-серьги и ярко накрасила губы. «Вавилонская блудница на склоне лет», — неприязненно подумал он.
— Как странно, милый, просто уму непостижимо, — манерно проскрипела Мисси. — Не далее как минувшей ночью…
— Ты то же самое подумала обо мне?
— Надо бы кое-что обсудить.
— Вот и я о том же. — Подавшись вперед, он застыл в кресле, как восковая фигура. — Дело не срочное. Но на тот случай, если я тебя прикончу или ты — меня (в принципе, разницы нет), нам нужно друг друга обезопасить, верно? И нечего на меня таращиться, голубушка. Думаешь, я не видел, как ты ночью надо мной суетилась? Примеривалась, как бы ловчее ухватить за горло, звенела стаканами, уж не знаю, что еще.
— О господи. — Напудренные щечки Мисси вспыхнули. — Выходит, ты не спал? Какой ужас. Извини, я должна прилечь.
— Потерпишь. — Джошуа преградил ей путь. — Случись мне первым отправиться на тот свет, тебя нужно оградить от подозрений, чтобы комар носу не подточил. То же самое нужно организовать и для меня — на случай твоей кончины. Какой смысл планировать… устранение … другого, если за это самому придется болтаться на виселице или жариться на электрическом стуле?
— Резонно, — согласилась она.
— Так вот, я предлагаю… как бы это сказать… время от времени обмениваться любовными записочками. Не скупиться на нежные слова в присутствии знакомых, делать друг другу подарки, и так далее, и тому подобное. Я буду оплачивать счета за цветы и бриллиантовые браслеты. Ты, со своей стороны, можешь приобрести для меня кожаный бумажник, трость с золотым набалдашником и прочую дребедень.
— Надо признать, голова у тебя варит неплохо, — сказала она.
— Если мы будем изображать безумную, проверенную временем любовь, ни у кого не возникнет и тени подозрения.
— Положа руку на сердце, Джошуа, — устало произнесла Мисси, — мне совершенно все равно, кто из нас первым отправится в мир иной. Есть только одна загвоздка: дожив до седых волос, я решила напоследок хоть что-то в этой жизни провернуть с блеском. Ведь моим уделом всегда было дилетантство. Кроме всего прочего, ты мне никогда не нравился. Да, я была в тебя влюблена — сто лет назад. Но ты так и не стал мне другом. Если бы не дети…
— Не умствуй, — перебил он. — Мы с тобой — вздорные старые развалины, нам только и осталось, что устроить похоронный балаган. Но игра со смертью будет куда увлекательнее, если договориться о правилах и создать друг другу равные условия. Кстати, давно ли ты надумала меня укокошить?
Она заулыбалась.
— Помнишь, на прошлой неделе мы ездили в оперу? Ты поскользнулся, рухнул на мостовую и едва не угодил под машину.
— Боже праведный! — Он расхохотался. — Я-то подумал, это случайный прохожий толкнул нас обоих! — Его согнуло от смеха. — Ну, ладно. Зато ты месяц назад грохнулась в ванне. А ведь это я смазал дно жиром!
Она инстинктивно ахнула, пригубила «дюбонне» и замерла.
Угадав ее мысли, он покосился на свою рюмку.
— Это, случаем, не отравлено? — Он понюхал содержимое.
— Вот еще, — ответила она и, как ящерица, быстро и боязливо тронула кончиком языка сладкий напиток. — При вскрытии в желудке найдут следы яда. Ты лучше душ проверь. Я установила предельную температуру, чтобы тебя хватил удар.
— В жизни не поверю! — фыркнул он.
— Ну, допустим, замышляла, — призналась она.
В парадную дверь позвонили, но трель получилась не радостной, а похоронной. «Чушь!» — подумал Джошуа. «Жуть!» — подумала Мисси, но тут же просияла:
— Совсем вылетело из головы: у нас же сегодня гости! Это Гаури с женой. Он, конечно, ужасный пошляк, но ты прояви терпение. И ворот застегни.
— Не сходится. Чересчур туго накрахмален. Очередная попытка меня задушить?
— Жаль, не додумалась! Ну, шагом марш!
И они, взявшись под ручку, с фальшивым хохотом направились к порогу встречать супругов Гаури, о которых чуть не забыли.
Начали с коктейлей. Старые развалины сидели рядышком, держась за руки, как школьники, и натужно смеялись незатейливым анекдотам мистера Гаури. Сверкая фарфоровыми улыбками, они приговаривали: «Надо же, как забавно!» И тут же — друг другу на ухо: «Какие есть задумки?» — «Электробритву в ванну?» — «Неплохо, неплохо!»
— А Пэт ему и говорит… — рокотал мистер Гаури.
Стараясь не шевелить губами, Джошуа прошептал жене:
— Знаешь, моя неприязнь к тебе уже бьет через край, как первая любовь. А теперь, в довершение всего, ты склоняешь меня к тяжкому преступлению. Как тебе это удается?
— Учись, пока я жива, — так же тихо ответила Мисси.
В гостиной зазвучали раскаты смеха. Обстановка разрядилась, стала непринужденной и даже легкомысленной.
— А Пэт ему и говорит: «Майк, давай сначала ты!» — торжествующе закончил Гаури.
— Ой, умора! — Раздался новый взрыв хохота.
— Ну-ка, дорогой мой, — Мисси повернулась к старику-мужу, — теперь ты что-нибудь расскажи. Но прежде, — со значением добавила она, — спустись в погреб, милый, принеси бренди.
Гаури — сама любезность — вскочил с кресла.
— Позвольте, я схожу!
— Ах, что вы, мистер Гаури, ни в коем случае! — Мисси отчаянно замахала руками.
Но Гаури уже выскочил из комнаты.
— О боже, боже, — ужаснулась Мисси.
В тот же миг из погреба донесся отчаянный вопль, а затем — оглушительный грохот.
Мисси засеменила на помощь, но через мгновение вернулась, сдавив рукой горло.
— Бетси, крепитесь, — простонала она. — Надо спуститься и посмотреть. Кажется, мистер Гаури упал с лестницы.
На следующее утро Джошуа Эндерби, шаркая, переступил через порог; он прижимал к груди обтянутый бархатом футляр размером примерно метр на полтора, с закрепленными в гнездах пистолетами.
— Вот и я! — прокричал он.
Ему навстречу, позвякивая браслетом, вышла Мисси: в одной руке она держала ром с содовой, а другой опиралась на тросточку.
— Это еще что? — недовольно спросила она.
— Сначала ответь, как здоровье старика Гаури?
— Порвал связки. Жаль, что не голосовые.
— Надо же, как некстати подломилась эта верхняя ступенька. — Он повесил футляр на свободный крючок. — К счастью, слазать в погреб вызвался Гаури, а не я.
— Скорее к несчастью. — Мисси залпом осушила бокал. — Теперь объясни, что это значит.
— Я ведь коллекционирую старинное оружие. — Он указал на пистолеты в кожаных гнездах.
— Ну и что?…
— Оно требует ухода. Пиф-паф! — ухмыльнулся он. — Коллекционер застрелил жену во время чистки дуэльного пистолета. «Я не знал, что он заряжен», — повторяет безутешный вдовец.
— Один-ноль в твою пользу, — сказала Мисси.
Через час он принялся чистить коллекционный револьвер и едва не вышиб себе мозги.
Жена прибежала, стуча тросточкой, и застыла в дверях.
— Подумать только. Ничто тебя не берет.
— Заряжен, мать честная! — Трясущейся рукой он поднял револьвер. — Он же не был заряжен! Неужели…
— Неужели что?
Он выхватил три других экспоната.
— Все до единого заряжены! Это ты!
— Конечно я, — не стала отпираться Мисси. — Пока ты обедал. Наверно, чаю хочешь. Пошли.
В стене зияло пулевое отверстие.
— Какой, к дьяволу, чай? — взвился он. — Неси джин.
Настал ее черед делать покупки.
— В доме завелись муравьи. — Что-то со стуком перекатывалось у нее в сумке. По всем комнатам без промедления были расставлены ловушки для муравьев; на подоконники, чехлы с клюшками для гольфа и оружейные футляры лег слой белого порошка. Из пакетов были извлечены различные сорта крысиного яда, приманки для мышей и средства от домашних насекомых. — Теперь ползучим тварям спасенья нет, — заявила она, щедрой рукой рассыпая отраву на полках со съестными припасами.
— Роешь мне яму, — заметил Джошуа, — и сама же в нее попадешь.
— Не дождешься. И вообще, жертве должно быть все равно, как отдать концы.
— Но такой садизм — это уж слишком. Мне вовсе не светит лежать в гробу с перекошенной физиономией.
— Пустое. Чтобы тебя навеки перекосило, милый мой, достаточно подмешать тебе в какао одну-единственную щепотку стрихнина!
— Имей в виду, — выпалил он в ответ, — у меня есть рецепт гремучей смеси, от которой тебя и вовсе разнесет в клочья!
Она присмирела.
— Помилуй, Джош, не стану же я подсыпать тебе стрихнин!
Он поклонился:
— Тогда и я не стану подсыпать тебе гремучую смесь.
— Договорились, — сказала она.
Смертельные игры не прекращались. Он купил самые большие крысоловки, чтобы расставить в закутках коридора.
— Привыкла расхаживать босиком — вот и получай: увечье невелико, а заражение крови обеспечено!
Тогда она усеяла все диваны булавками для чехлов. Стоило ему провести рукой по обивке, как из пальцев начинала сочиться кровь.
— О черт! — Он зализывал ранки. — Это что, отравленные стрелы из джунглей Амазонки?
— Нет, что ты: самые обычные ржавые иглы от противостолбнячных инъекций.
— Ну и ну, — только и сказал он.
Несмотря на быстро подступающую немощь, Джошуа Эндерби оставался заядлым автомобилистом. Его частенько видели за рулем, когда он со старческим азартом гонял вверх-вниз по холмам Беверли, раскрыв от напряжения рот и моргая выцветшими глазами.
Как-то вечером он позвонил из Малибу.
— Мисси? Представляешь, я чуть не рухнул в пропасть. Правое переднее колесо отлетело на ровном месте!
— Я рассчитывала, что это произойдет на повороте!
— Ну, извини.
— В «Экшен-Ньюс» показывали, как это делается: ослабляешь болты — и дело с концом.
— Ладно, я — старый осел, — сказал он. — А у тебя-то что новенького?
— На лестнице оторвалась ковровая дорожка. Горничная чуть копчик не сломала.
— Бедняжка Лайла!
— Я ведь теперь ее всюду посылаю вперед. Скатилась кубарем, все ступеньки пересчитала. Ее счастье, что накопила жирку.
— Неровен час, она по нашей милости отправится на тот свет.
— Ты шутишь? Лайла мне — как родная!
— В таком случае дай ей расчет, а сама подыскивай новую горничную. Окажись она между двух огней, ее, по крайней мере, будет не так жалко. Страшно подумать, что на Лайлу может упасть абажур или, к примеру…
— Абажур, говоришь? — вскричала Мисси. — А ведь ты возился с хрустальной люстрой из дворца Фонтенбло, что досталась мне от бабушки! Вот что я вам скажу, господин хороший: руки прочь от этой люстры!
— Каюсь, каюсь, — пробормотал он.
— Нет, надо же было додуматься! Этим хрустальным подвескам нет цены! Да если они, упав, не укокошат меня на месте, я и на одной ноге доскачу, чтобы прибить тебя тростью, а потом откачаю и еще раз прибью! — Телефонная трубка яростно придавила рычаг.
Как-то вечером, отужинав, Джошуа Эндерби вышел на террасу с сигаретой. Вернувшись в комнату, он обвел глазами стол:
— А где же твой пончик с клубникой?
— Угостила новую горничную. Мне не хотелось сладкого.
— Ты соображаешь, что делаешь?
Она вперилась в него ненавидящим взглядом:
— Не хочешь ли ты сказать, старый черт, что пончик был отравлен?
В кухне что-то с грохотом обрушилось на пол.
Джошуа отправился посмотреть, в чем дело, и очень скоро вернулся.
— Новая горничная свое отслужила, — сообщил он.
Тело новой горничной взволокли на чердак и спрятали в сундуке. Ее исчезновение осталось незамеченным.
— Даже обидно, — сказала Мисси, выждав неделю. — Я все ждала, что прибудет высокий, суровый человек с блокнотом, набегут фотографы, защелкают вспышки. Кто бы мог подумать, что у бедняжки не было ни родных, ни близких.
В доме что ни день толпились гости. Так задумала Мисси.
— Под шумок легче провернуть дело. Чем не стрельба по движущейся мишени!
К ним опять зачастил мистер Гаури, который сильно хромал после падения с лестницы, хотя с той поры прошла не одна неделя. Он все так же сыпал анекдотами и надсадно хохотал, а однажды едва не отстрелил себе ухо из дуэльного пистолета. Гости помирали со смеху, но сочли за благо убраться пораньше. Гаури поклялся, что ноги его больше не будет в этом доме.
Потом вышел казус с одной дамочкой по имени мисс Каммер, которая, оставшись у них ночевать, решила воспользоваться электробритвой хозяина и получила если не смертельный, то поистине сокрушительный удар током. Унося ноги, она растирала правую подмышку. Джошуа не долго думая стал отращивать бороду.
Вскоре после этого пропал некий мистер Шлейгель. А вслед за ним — мистер Смит. В последний раз несчастных видели по субботам в гостях у Эндерби.
— В прятки играете? — подтрунивали знакомые, дружески похлопывая Джошуа по спине. — Признайтесь, что вы с ними сделали? Отравили мухоморами? Пустили на удобрение?
— Скажете тоже! — сдавленно посмеивался Джошуа. — Ха-ха, при чем тут мухоморы! Один полез в ледник за мороженым, не смог выбраться и за ночь сам превратился в эскимо. Другой зацепился за обруч для крокета и пробил головой стекло в оранжерее.
— Превратился в эскимо! Пробил стекло! — подхватывали гости. — Ну, Джошуа, вы и шутник!
— Это чистая правда! — настаивал Джошуа.
— Чего только люди не придумают!
— Нет, серьезно, куда запропастился старик Шлейгель? А этот прохиндей Смит?
— И в самом деле, куда подевались Шлейгель и Смит? — спросила Мисси через пару дней.
— Надо подумать. Историю с мороженым подстроил я сам. А вот обруч?… Не ты ли подбросила его в самое неподходящее место, чтобы я споткнулся и угодил головой в стекло?
Мисси застыла. Он попал в точку.
— Так-так, — сказал Джошуа, — значит, настало время кое о чем потолковать. Пирушкам надо положить конец. Еще одна жертва — и сюда примчится полиция с сиренами.
— Верно, — согласилась Мисси. — Наши маневры рикошетом ударят по нам самим. Что же касается обруча… Перед сном ты всегда прогуливаешься по оранжерее. Но за каким чертом туда понесло Шлейгеля — в два часа ночи? Поделом этому болвану. Долго он будет преть под компостом?
— Пока я его не перетащу к замороженному.
— Силы небесные! Отныне никаких гостей.
— Будем коротать время наедине — ты да я, да еще… гм… люстра.
— Не дождешься! Я так запрятала стремянку — вовек не отыщешь.
— Проклятье! — не сдержался Джошуа.
В тот вечер, сидя у камина, он наполнил несколько рюмок самым лучшим портвейном из домашнего погреба. Стоило ему выйти из комнаты, чтобы ответить на телефонный звонок, как она бросила в свою собственную рюмку щепоть белого порошка.
— Какая гадость, — пробормотала она. — Банально до неприличия. Зато расследования не будет. На похоронах люди скажут: он в последнее время ужасно выглядел, краше в гроб кладут.
С этими словами она — для верности — добавила еще чуть-чуть смертоносного зелья. Тут вернулся Джошуа, опустился в кресло и взял со стола рюмку. Повертев ее перед глазами, он с ухмылкой перевел взгляд на жену:
— Шалишь!
— Ты о чем? — с невинным видом спросила она.
В камине уютно потрескивали поленья. На полке тикали часы.
— Не возражаешь, дорогуша, если мы поменяемся рюмочками?
— Уж не думаешь ли ты, что я подсыпала тебе яду, пока ты говорил по телефону?
— Тривиально. Избито. Но не исключено.
— Ох уж, бдительность-подозрительность. Ну, будь по-твоему. Меняемся.
На его лице отразилось удивление, однако рюмки перешли из рук в руки.
— Чтоб тебе пусто было, — буркнули они в один голос и даже рассмеялись.
Каждый с загадочной улыбкой опорожнил свою рюмку.
С видом беспредельного блаженства они поудобнее устроились в креслах, обратив к огню призрачно-бледные лица, и наслаждались ощущением тепла, которое разливалось по их тонким, если не сказать, паучьим жилам. Джошуа распрямил ноги и протянул пальцы к тлеющим углям.
— Ах, — выдохнул он. — Что может быть лучше доброго портвейна!
Мисси склонила седую головку, пожевала ярко накрашенные губы и начала клевать носом, то и дело исподволь поглядывая на мужа.
— Жалко горничную, — вдруг прошептала она.
— Да уж, — так же тихо отозвался он. — Горничную жалко.
Огонь разгорелся с новой силой, и Мисси, помолчав, добавила:
— Мистера Шлейгеля тоже жалко.
— Нет слов. — Он подремал. — Да и Смита, между прочим, тоже.
— И тебя, старичок, — после паузы медленно выговорила она, хитро сощурившись. — Как самочувствие?
— В сон клонит.
— Сильно?
— Угу. — Он остановил на ней взгляд совершенно ясных глаз. — А ты, дорогуша, сама-то как?
— Спать хочется, — ответила она, смежив веки. Тут оба встрепенулись. — К чему эти расспросы?
— В самом деле, — насторожился он. — К чему это?
— Видишь ли… — Она долго разглядывала носок черной туфельки, медленно отбивавшей ритм, — я полагаю, хотя до конца не уверена, что у тебя скоро откажут желудочно-кишечный тракт и центральная нервная система.
Он еще немного посидел с сонным видом, безмятежно поглядывая на огонь в камине и прислушиваясь к тиканью часов.
— Отравила? — дремотно произнес он, и тут неведомая сила подбросила его с кресла. — Что ты сказала? — Упавшая на пол рюмка разлетелась вдребезги.
Мисси подалась вперед, словно прорицательница.
— У меня хватило ума подсыпать яду в свою же порцию — я знала: ты захочешь поменяться рюмками, чтобы себя обезопасить. Вот и поменялись! — Она захихикала дребезжащим смешком.
Откинувшись на спинку кресла, он схватился обеими руками за лицо, словно боясь, как бы глаза не вылезли из орбит. Потом вдруг что-то вспомнил и разразился неудержимым взрывом хохота.
— В чем дело? — вскричала Мисси. — Что смешного?
— Да то, — задохнулся он, кривя рот в жуткой ухмылке и не сдерживая слез, — что я тоже подсыпал яду в свою собственную рюмку! Искал удобного случая, чтобы с тобой поменяться!
— Боже! — Улыбка исчезла с ее лица. — Что за нелепость? Почему мне это не пришло в голову?
— Да потому, что мы с тобой слишком умные! — Он снова откинулся назад, сдавленно хохотнув.
— Какой позор, какое непотребство, надо же так оплошать, о, как я себя ненавижу!
— Будет, будет, — проскрипел он. — Лучше вспомни, как ты ненавидишь меня.
— Всем истерзанным сердцем и душой. А ты?
— Прощенья тебе не дам и на смертном одре, женушка моя, божий одуванчик, старая вешалка. Не поминай лихом, — добавил он совсем слабо, откуда-то издалека.
— Если надеешься и от меня услышать «не поминай лихом», то ты просто рехнулся. — Ее голова бессильно свесилась набок, глаза уже не открывались, она едва ворочала языком. — А впрочем, чего уж там? Не поминай ли…
У нее вырвался последний вздох. Поленья в камине сгорели дотла, и одно лишь тиканье часов тревожило ночную тишину.
На следующий день их обнаружили в библиотеке. Оба покоились в креслах с самым благодушным видом.
— Двойное самоубийство, — решили все. — Их любовь была так сильна, что они просто не смогли уйти в вечность поодиночке.
— Смею надеяться, — произнес мистер Гаури, опираясь на костыли, — моя дражайшая половина, когда настанет срок, тоже разделит со мной эту чашу.
