Спустя несколько недель после плавания за рисом я проснулся из-за шума дождя, барабанившего по крыше дома. С того момента как я появился здесь, дождь шел всего три или четыре раза, и каждый раз это были обычные ливни. Теперь же разразилась настоящая тропическая гроза, даже более сильная, чем гроза на Самуе.

Несколько человек сгрудились у входа в дом, выглядывая наружу и осматривая лагерь. Вода лилась сквозь лиственный навес над лагерем толстыми струями, которые, будто лазерные лучи, проделывали в земле грязные дыры. Под одной из струй стоял Кити, верхнюю половину его тела скрывал серебряный зонт воды, веером разлетавшейся от его макушки. Я узнал его лишь по черным ногам и негромкому смеху. Багз тоже стоял на улице, наклонив голову к плечу и обратив одну щеку вверх; руки он вытянул в стороны и подставил ладони дождю.

— Воображает, что он Христос, — пробормотал чей-то голос позади меня. Я обернулся и увидел Джессе, плотного новозеландца, работавшего на огороде вместе с Кити. Джессе был одним из обитателей лагеря, с которыми мне почти не приходилось говорить, но я всегда подозревал, что именно он в первый раз подхватил мою инициативу в игре «Спокойной ночи, Джон-бой».

Я снова посмотрел на Багза и улыбнулся: в его позе действительно было что-то от благочестивого Христа. Или в самой позе, или же в блаженном выражении его лица.

— Понимаешь, о чем я? — спросил Джессе.

Я улыбнулся.

— Наверное, плотницкое занятие не прошло для него даром, — предположила стоявшая поблизости Кэсси, и мы все захихикали. Я собрался что-нибудь добавить, но Джессе подтолкнул меня локтем. На противоположном конце дома появилась Сэл, она направлялась к нам. Рядом с ней шел Грегорио, он выглядел несколько раздосадованным.

— Из-за чего задержка? — спросила, подойдя к нам, Сэл. Никто ей не ответил, и поэтому я переспросил ее:

— Задержка?

— Рыба, огород, работа — ждут.

Джессе пожал плечами:

— Под дождем на огороде особенно нечего делать, Сэл.

— Можно закрывать растения от дождя, Джессе. Можно соорудить для них навесы.

— Растениям нужен дождь.

— Такой дождь им не нужен.

Джессе снова пожал плечами.

— А ты, Ричард? С чем мы будем есть твой рис, если ты не пойдешь ловить рыбу?

— Я жду Грега.

— Грег уже готов.

— Да, — сказал Грегорио. Тут подошли Этьен и Франсуаза. — Мы готовы.

Скользя по грязи, мы побежали на пляж. Не знаю, почему мы неслись: ведь мы промокли за считанные секунды, и, в любом случае, нам предстояло провести следующие три часа в воде. Думаю, просто мы все понимали, что от нас ждут остальные, — чтобы мы справились с рыбной ловлей как можно быстрее.

Пока мы бежали, я размышлял над коротким разговором у входа в дом. Я никогда никому не говорил о том, как меня раздражает Багз, — никому, даже Кити. Это вряд ли было бы мудрым поступком, учитывая положение Багза в лагере и ничтожность моих претензий. Но после слов Джессе и Кэсси я подумал: а не испытывают ли и другие подобных чувств? Хотя не было сказано ничего плохого, Джессе и Кэсси, несомненно, испытывали раздражение, но до того момента мне и в голову не приходило, что Багз вызывает неприязнь у кого-то еще, кроме меня.

Больше всего меня поразило, как они забеспокоились, когда к нам подошла Сэл. Если бы не это, шутки не показались бы мне такими многозначительными. А так у меня возникло чувство, что я наблюдаю некое размежевание, пусть и слабо проявленное, однако же говорившие считали меня своим. Я решил, что мне нужно побольше разузнать о Джессе и Кэсси, хотя бы для того, чтобы получше познакомиться с ними. Я бы порасспросил о них Грегорио, но я понимал, что получу ничего не значащий дипломатичный ответ. О них можно было поговорить с Кити или с Джедом.

Море окутывал густой, низко висящий туман из испаряющихся дождевых капель. Мы встали под прикрытием пальмы, опираясь на свои остроги, и покачали головами.

— Это слишком глупо, — сказала Франсуаза. — Мы не сможем убивать рыбу, если ее не будет видно.

— Даже воды не видно, — согласился Этьен.

— Мы обычно пользуемся маской, — возразил Грегорио, поднимая ее вверх.

Я застонал:

— Ты всегда поступаешь так во время дождя?

— Конечно.

— Но это означает, что только один из нас сможет заниматься ловлей. Она растянется на целую вечность.

— Это займет немало времени, Ричард.

— А что делать Моше с югославками и шведами? У них же нет масок.

— Они попробуют ловить рыбу, но убьют лишь несколько штук… Когда идет такой сильный дождь, еды у нас на пляже становится просто в обрез.

— А если дождь будет продолжаться дней пять? — спросила Франсуаза. — Он ведь может растянуться и на пять дней, да?

Грегорио пожал плечами и взглянул на небо. Насколько можно было судить, дождь зарядил не меньше, чем на ближайшие сутки.

— Еды на пляже становится просто в обрез, — повторил Грегорио и поглубже вогнал свою острогу в мокрую землю.

Мы погрузились в молчание. Каждый из нас, по-видимому, ждал, что кто-то другой первым наденет маску. Я простоял бы весь день под пальмой, уклоняясь от предстоящих трудов, ведь я понимал, что как только мы возьмемся за дело, мы будем обречены на то, чтобы закончить его.

Прошло пять минут, еще пять, а затем Этьен перекинул свою острогу через плечо.

— Нет, — сказал я, вздохнув. — Первым пойду я.

— Да, Ричард? Мы ведь можем бросить монетку.

— У тебя есть монетка?

Этьен улыбнулся:

— Мы можем бросить… маску. Если она упадет стеклом вниз, я пойду первым.

— Я не против того, чтобы пойти первым.

— Ладно, — согласился он, похлопав меня по руке. — Тогда после тебя моя очередь.

— Договорились.

Грегорио передал мне маску, и я направился к воде.

— Ныряй поглубже и смотри под валунами, — крикнул Грегорио мне вдогонку. — Рыба прячется.

Плыть в густом тумане оказалось нелегким делом. Я не мог долго оставаться в маске, потому что туман был настолько густым, что я был не в состоянии дышать ртом, а значит, мне приходилось постоянно моргать, чтобы смахивать с глаз капельки влаги. Я видел вокруг себя лишь темную воду; каждый вдох требовал немалых усилий, но у меня возникло приятное ощущение погружения в мир, не лишенный опасности.

Я сделал остановку возле первого попавшегося валуна. Он был одним из ряда небольших и находился примерно в шестидесяти метрах от берега. Мы редко пользовались им, так как на нем хватало места сесть только одному человеку, но учитывая, что я и был один, его размеры не имели особого значения. Когда я встал на него, верхняя половина моего тела выступила из висевшего над водой тумана. Этьен стоял на песке, держа ладони перед лбом козырьком, чтобы защититься от дождя. Я помахал ему острогой. Он заметил меня и направился обратно под деревья. Первое, что мне нужно было сделать, — это найти тяжелый камень, чтобы я смог задержаться на дне с порядочным запасом воздуха в легких. Я надел маску, скользнул в воду и начал опускаться на дно. Все вокруг было темно-серое из-за черного неба и тумана, но видимость все же оказалась неплохой. Рыбы, однако, совсем не было видно, даже стай крошечных рыбешек, обычно снующих вокруг кораллов.

Я искал камень, стараясь двигаться помедленнее. Если рыба плавала где-то поблизости, мне не хотелось распугивать ее. Наконец я нашел камень подходящего размера и веса. К этому времени у меня практически иссяк запас воздуха, поэтому я воткнул острогу возле камня, чтобы пометить место, и поднялся на поверхность.

Опускаясь обратно на дно, я увидел несколько ханосов, приплывших посмотреть, кто это появился в их убежище. Я сел на дно, держа на коленях камень, и стал ждать, когда любопытство заставит их оказаться в пределах досягаемости остроги.

Когда я нырнул в третий раз, то увидел акулу. Перед этим я убил первого ханоса, и акулу, наверное, привлек запах крови. Акула была небольшая: метра в полтора длиной и толщиной с мою ногу — но сильно напугала меня. Я не знал, что мне делать. Несмотря на ее небольшие размеры, я начал нервничать, но мне не хотелось возвращаться лишь с одной рыбиной: пришлось бы объяснять, почему я так быстро вернулся. Однако акула могла появиться вновь. Возможно, это был еще детеныш.

Я решил вынырнуть на поверхность и подождать, устроившись на валуне, в надежде, что она уплывет прочь. Так я и сделал. Следующие десять минут, дрожа от тумана и дождя, я сидел на валуне, согнувшись в три погибели, потому что не хотел, чтобы остальные видели, что я не ловлю рыбу. Я постоянно вглядывался в воду, чтобы посмотреть, здесь ли еще акула или нет. Она по-прежнему оставалась здесь, плавая кругами вокруг того места, где я сидел, и наблюдая за мной своими чернильными глазами.

Вместе с ослепительной вспышкой молнии меня озарила блестящая идея. Я нанизал на край остроги еще трепыхавшегося ханоса. Чтобы иметь возможность погрузить голову и руки в воду, я лег на живот и вытянул острогу перед собой. Акула моментально среагировала на это, прервав свое спокойное плавание резким ударом хвоста. Она нацелилась на меня, направляясь под таким углом, что в результате неминуемо промчалась бы мимо утеса, но меньше чем за два метра до меня она внезапно свернула и бросилась на ханоса.

Я инстинктивно отвел острогу назад. Бросок акулы был таким стремительным и угрожающим, что мои рефлексы сработали лучше, чем мой здравый смысл. Акула метнулась мимо меня и исчезла за коралловым рифом. Она не появлялась секунд десять, поэтому я высунулся из воды, чтобы подышать воздухом.

Ругая себя, я несколько раз глубоко вдохнул и снова погрузился в воду.

В следующий раз акула вела себя осторожнее: плавала поблизости, но не проявляла ко мне особого интереса. Ханос был уже мертвый и вяло покачивался в воде, поэтому я начал трясти острогой, чтобы он казался живым. Акулу опять охватил энтузиазм. Она снова, двигаясь под углом, начала приближаться ко мне, но на этот раз я постарался не отдергивать руки. Когда она вновь бросилась на ханоса, я метнул острогу. Кончик остроги коснулся ее зубов и челюстей и моментально проскользнул ей в рот.

Я мощным рывком вскочил, наивно полагая, что вытащу акулу за собой на валун, но из воды появилась только часть древка. Секунду-другую я беспомощно смотрел на сломанную острогу, а потом слез с валуна в воду.

В серой воде причудливо зависли струйки крови. Акула дико металась и извивалась неподалеку, стараясь разгрызть обломок застрявшей между зубами бамбуковой палки, иногда камнем ныряла вниз и ударяла рылом по дну.

Наблюдая за ней, я вдруг понял, что никогда раньше не убивал таких больших рыбин или рыбин, которые бы так яростно боролись за свою жизнь. Как бы в подтверждение моих мыслей, акула стала метаться сильнее и исчезла за поднятым ею облаком песка и пучками водорослей. Иногда, как на картинке из комиксов, из облака появлялись ее хвост или голова, но лишь для того, чтобы снова исчезнуть в нем. Зрелище вызвало у меня усмешку, и в уголки моего рта просочилась соленая вода. Я снова выплыл на поверхность. Мне нужно было сплюнуть, и, кроме того, мне требовался воздух. Потом, не имея никакого желания подбираться ближе к акуле, пока она была в состоянии бешенства, я опустил лицо в воду и стал ждать, когда же она подохнет.