Площадь Станислава – превосходная старинная площадь в самом центре Нанси, окруженная великолепными дворцами восемнадцатого столетия. Мы вышли на нее с южной стороны и сразу же окунулись в величественную пустоту и покой. Казалось, будто повседневная суета центра города сюда не проникает. На площади было безлюдью. Редкие туристы бродили или стояли неподвижно, совершенно теряясь в этом грандиозном пространстве. Нещадно палило солнце, отбрасывая резкие тени на вымощенную песчаником мостовую. Перед входом в муниципалитет, бывший дворец герцога Лотарингского, стоял одинокий автобус: чуть дальше аккуратно выстроились в ряд четыре черных лимузина. Городской транспорт здесь не ходил. Мимо статуи герцога, воздвигнутой посреди площади, лениво крутя педали, катил одинокий велосипедист – мужчина в матерчатой кепке.

На углу площади находится знаменитый фонтан Нептуна – сооружение в стиле рококо с нимфами, наядами и херувимами. Вода струится по его ступеням-раковинам в бассейн, изящные чугунные арки работы Жана Ламура окружают фонтан. Мы прогулялись по булыжной мостовой, осмотрели Триумфальную арку, потом, пройдя под ней, очутились на Манежной площади – прямоугольной, с красивыми старинными зданиями и узким сквером посередине. В полном одиночестве мы шли между двумя рядами высоких старых деревьев. Нал крышами слева от нас виднелся шпиль кафедрального собора.

Мимо с грохотом проехал старинный автомобиль, оставляя за собой хвост дыма. В дальнем конце площади, мимо колоннады бывшего Дворца правительства, неторопливо прогуливалась еще одна пара туристов. Мы оглянулись назад, в ту сторону, откуда пришли, и еще раз увидели площадь Станислава в перспективе арки. Под ярким солнцем плавные линии зданий, весь величественный ансамбль старинной площади казался статичным и монохромным. Машина, изрыгавшая клубы дыма, миновала арку и выехала на площадь, и всякое движение вокруг нас замерло.

Мы покинули Манежную площадь и по узкой тенистой аллее вышли на одну из главных торговых улиц. Шум нарастал, и скоро мы влились в суетливую толпу. На бульваре Леопольда полно небольших уличных кафе. Проголодавшись, мы зашли в одно из них и, сев за столик, заказали demis-pressions. Накануне вечером мы посетили небольшой ресторанчик на другой стороне улицы. Поев, мы не спешили уйти: пили вино, болтали и засиделись далеко за полночь. Разговор коснулся друзей и подруг. Я рассказал Сью об Анетте, совсем не думая о ней так же серьезно, как Сью о своем дружке, а просто пытаясь создать хотя бы видимость равновесия. Я уже ревновал к нему.

Теперь, после непродолжительного осмотра города, Сью с большей охотой говорила о настоящем.

– Мне нравится в Лондоне, – рассказывала она, – но простое выживание там стоит бешеных денег. Уехав из дома, я вечно сижу без гроша. Денег нет, едва-едва удается наскрести на самое необходимое. Я хотела стать настоящим художником, но так и не вышло взяться за дело всерьез. Все только для заработка.

– Вы живете одна? – спросил я, пользуясь возможностью подбросить наводящий вопрос.

– Знаете большие доходные дома в Хорнси? Я снимаю комнату в одном из них. Там уже много лет сдаются квартиры, комнаты и углы с койкой. Моя – на первом этаже, довольно большая, но слишком уж темная – невозможно работать при дневном свете. Дом хоть и стоит на холме, но позади разбит сад и деревья все загораживают.

– Ваш друг тоже художник?

– Мой друг?

– Тот, к которому вы сейчас едете.

– Нет, он что-то вроде писателя.

– Как это – «что-то вроде»?

Она улыбнулась.

– По крайней мере, сам он утверждает, что занимается сочинительством, и. похоже, тратит на него львиную долю свободного времени. Но мне он никогда ничего не показывает. Не думаю, будто он что-то опубликовал. Впрочем, я никогда не задаю ему подобных вопросов.

Погрузившись в раздумья о своем дружке, она качала головой, не отрывая глаз от небольшого подноса с солеными крендельками, поданными к пиву.

– Он мечтает перебраться жить ко мне, но я ни за что не соглашусь. Если это случится, я просто не смогу работать.

– И где же он живет?

– Переезжает с места на место. На самом деле я никогда не знаю, где его искать, пока он не является сам. Он живет за чужой счет.

– Тогда почему?.. Слушайте, а как его имя?

– Найалл.

Она произнесла по складам, не желая, видимо, чтобы я переспрашивал.

– Найалл – нахлебник, – продолжала она, – прирожденный паразит. Только поэтому он и оказался во Франции. Люди, у которых он жил в последнее время, собирались в отпуск и – могу вообразить – встали перед выбором: оставить его одного в доме или взять с собой. Они предпочли второе. Так что Найалл получил возможность бесплатно отдохнуть на юге Франции. И вот я еду к нему.

– Похоже, вы не в восторге от этого.

Она посмотрела прямо на меня.

– Хотите знать правду? Я страшно обрадовалась, когда Найалл перестал крутиться вокруг меня, но он принялся звонить мне из Франции, – Она допила остаток своего пива. – Не надо мне этого говорить, но… я устала от него. Я знаю его слишком давно. Он паразит, настоящий кровосос, и я мечтаю, чтобы он оставил меня в покое.

– Так бросьте его.

– Не так-то просто. Найалл умеет присасываться. Он знает, как добиться своего. Я вышвыривала его десятки раз, но он всегда ухитряется заползти обратно. Я больше не пытаюсь.

– Но что вас с ним связывает. Чем он удерживает вас при себе?

– Давайте возьмем еще пива.

Она сделала знак проходившему мимо официанту. Тот не подал вида, что заметил, и нам пришлось дожидаться его возвращения с кухни. На этот раз я подозвал его сам и заказал еще две кружки.

– Вы не ответили на вопрос, – сказал я Сью.

– Какой смысл?! Лучше поговорим о вашей подружке. Той, что сейчас в Канаде. Вы с ней давно знакомы?

– Вы решительно меняете тему разговора, – заметил я.

– Вовсе нет. Так что же, давно? Шесть лет? Я знаю Найатла столько же. Когда встречаешься с человеком так долго, он уже знает тебя как облупленного: знает, как сделать тебе больно, как управлять тобою, как заставить все вокруг обернуться против тебя. Найалл в таких делах – подлинный виртуоз.

– Почему же вы не?..

Я сделал паузу, пытаясь представить себе отношения такого рода, вообразить себя в подобной ситуации. С таким я сталкивался впервые в жизни.

– Почему я не делаю что?

– Не могу понять, почему вы не прекратите это.

Официант принес наш заказ и убрал со стола пустые стаканы.

– Я и сама не могу понять, – сказала Сью. – Наверное, все дело в лени. Часто ведь легче просто оставить все как есть. Это только моя вина, нужно быть тверже.

Я промолчал, откинувшись на спинку стула и делая вид, что наблюдаю за прохожими. Конечно, я познакомился с ней пару дней назад, и все-таки она не казалась мне похожей на такую вот беззащитную жертву, какой себя изображала. Мне хотелось вступить в настоящее мужское соперничество с ее дружком, сказать, что я другой – не липну к женщинам. Не собираюсь обижать ее или запугивать. «Вы встретили, – мысленно обращался я к ней, – совершенно другого человека. Со мной все гораздо проще, и если вы действительно не хотите иметь дело с этим типом, бросьте его и оставайтесь со мной».

В конце концов я сказал:

– Вы знаете, зачем он хочет вас видеть?

– Да ничего особенного. Вероятно, ему просто стаю скучно, захотелось, чтоб было с кем поговорить и переспать.

– Не понимаю, как вы согласились ехать. Говорили, что сидите без гроша, и тем не менее готовы ехать через всю Францию, чтобы встретиться с ним. Он – как вы его назвали? – кровопийца и паразит, и все же вы срываетесь с места, только чтобы ублажить его.

– Вы его не знаете.

– Верно, и все же это необъяснимо.

– Да-да… Так оно и есть.