«Велком Теруг»

Войдя поздним утром четверга в скромный зал прибытий аэропорта Мельсбрек, Томас поискал глазами человека, который мог бы оказаться работником Британского совета Дэйвидом Картером — имелась предварительная договоренность, что именно он встретит Томаса. Но никаких господ представительной внешности в зале не наблюдалось. Зато от небольшой толпы встречающих отделилась симпатичная девушка в униформе.

— Вы мистер Фолей? — сказала она, протягивая руку. — Меня зовут Аннеке, и я отвезу вас в британский павильон. Пойдемте со мной.

Не дожидаясь ответа, она сразу направилась к ближнему выходу. Немного замявшись, Томас последовал за ней.

— А я думал, что меня заберет мистер Картер. Но вместо него — такой приятный сюрприз.

Аннеке одарила его теплохладной улыбкой — все строго по протоколу:

— Мистер Картер занят. Но он ждет вас на месте.

Униформа на Аннеке была лишена малейшего намека на сексапильность. Туфли на высоких каблуках, но высоких в меру, синяя юбка ниже колен, элегантного покроя темно-бордовый пиджак, из-под которого выглядывала белая рубашка с аккуратным воротничком, и галстук. Комплект завершала умеренно кокетливая шляпа-таблетка. Униформа была безупречной, но Томас был несколько разочарован. С этой милой девушкой было бы гораздо проще общаться, если б на ней была обычная одежда.

— Так вот они какие, знаменитые хостес ЭКСПО-58.

— Неужели знаменитые? Даже в Англии? Обязательно поделюсь этой новостью со своими коллегами. Они будут польщены.

Томас представил себе группу таких юных хостес, двадцати с небольшим лет от роду: вот они сидят стайкой в каком-нибудь брюссельском кафе во время обеденного перерыва и хихикают, обсуждая вновь прибывшую английскую псевдознаменитость. На их фоне Томас чувствовал себя просто древним ископаемым.

Они вышли на улицу, сощурившись на солнышке, уже по-весеннему теплом. Аннеке остановилась в замешательстве, поглядывая по сторонам:

— Наша машина где-то здесь. Пойду, поищу.

Оставшись один, Томас попытался проникнуться торжественностью момента: наконец-то он в Бельгии, на земле предков. Целую неделю он представлял себе, как это случится. Но вдруг ему стало смешно. И что такого? Ну прилетел, ну в Бельгию. Наивно думать, что в нем сразу забурлит фламандская кровь. Все произошло с точностью до наоборот: именно здесь и сейчас Томас почувствовал себя британцем до мозга гостей.

Подъехала машина, «Ситроен» бледно-зеленого цвета: на дверце со стороны водителя красовался логотип ЭКСПО-58 в виде своеобразной звезды. Аннеке вышла из машины и открыла для Томаса заднюю дверь. Через минуту они уже мчались в сторону плато Хейсель.

— Это недалеко, двадцать минут езды отсюда, — пообещала Аннеке.

— Прекрасно. А мы не будем, случаем, проезжать Левен?

— Левен? — удивленно переспросила Аннеке. — Это недалеко отсюда, но в другую сторону. А вы хотели бы туда заехать?

— Ну, тогда не сегодня. В другой раз. Моя мать родом оттуда. Дедушка держал там большое хозяйство.

— О, так ваша мать — бельгийка! Вы говорите на языке?

— Совсем немного.

— Ну что ж, тогда, как говорится, Welkom terug, мистер Фолей.

— Dankuwel, dat is vriendelijk, — осторожно подбирая слова, ответил Томас.

Аннеке весело рассмеялась:

— Goed zo! Ну ладно, не буду вас больше мучить.

Эта краткая беседа растопила лед между ними, и теперь они легко болтали о том, о сем. Аннеке рассказала, что родилась в Лондерзееле, небольшом городке северо-восточнее Брюсселя и до сих пор живет там вместе с родителями. Ей повезло — она оказалась в числе других двухсот восьмидесяти девушек, прошедших конкурс на должность хостес. Среди обязательных условий было владение французским, датским, немецким и английским языками. Все хостес сейчас курсируют по разным точкам — кто в порт, кто на вокзал или в аэропорт. Все встречают зарубежных гостей (а их будут тысячи) и препровождают их до выставки. Хостес на ЭКСПО-58 — это как послы мира, поэтому они должны соблюдать строгий протокол поведения: никакого жевания жвачки, и не дай бог присесть где-нибудь с вязанием в уголке, даже если выпадет свободная минутка. Запрещено курить, принимать алкоголь, читать постороннюю литературу, не относящуюся к тематике выставки.

— Более того, — прибавила Аннеке, — на территории выставки мне запрещено появляться в компании мужчины, если на то нет письменного распоряжения начальства. К счастью, наше теперешнее общение просто входит в мои обязанности.

Аннеке снова улыбнулась, на этот раз — совершенно искренне, и Томас поймал себя на мысли, что она очень хорошенькая.

Вдруг Аннеке тронула его за плечо и воскликнула, указывая куда-то вперед:

— Смотрите? Вон туда. Видите?

Чуть вдали густо стояли ряды деревьев, а над ними возвышалось какое-то сооружение. Томасу удалось разглядеть лишь фрагмент огромного серебристого шара. Когда машина подъехала ближе к плато, немного сменив угол движения, появились еще три шара — они были соединены друг с другом металлическими трубами, которые сверкали и переливались на солнце. Вся конструкция еще не появилась во всей своей красе, но Томас уже был охвачен чувством встречи с огромным, великим и эпическим, словно чья-то всесильная рука перенесла нечто, что возможно увидеть только в фантастическом кино, — прямо сюда, на плато Хейсель.

— Это и есть Атомиум, — с гордостью произнесла Аннеке. — Когда мы въедем в парк, сможем получше его разглядеть.

Она потянулась вперед к водителю и заговорила на французском.

— Я попросила сразу подвезти нас к британскому павильону. Думаю, вам не терпится взглянуть на него.

Скоро машина остановилась у широких ворот, возле которых по кругу было установлено несколько десятков флагштоков — правда, ни один из флагов еще не был натянут. Рядом стоял не до конца оформленный щит, на котором, впрочем, уже можно было прочитать: «Porte des Nations» — Ворота наций. Улыбчивый охранник, явно знакомый с водителем, бодрым жестом махнул, чтобы тот проезжал. И вот уже «Ситроен» медленно, со скоростью десять километров в час, двигался по трехполосной дороге, называемой Avenue des Nations — проспект Наций.

Быстрее ехать было невозможно, потому что дорогу запрудила техника, снующая туда-сюда. На территории стоял грохот и лязг стройки: повсюду грузовики, краны, здания, еще одетые в леса, груды кирпича, бетонных блоков. Неподалеку, перетаскивая какие-то деревянные балки, ползали, как муравьи, рабочие в смешных шапочках из носовых платков с завязанными узелком краями. Никогда прежде Томас не видел такой бурной деятельности, сосредоточенной внутри небольшого пространства. Отовсюду, на самых мыслимых и немыслимых языках, раздавались подбадривающие крики, начальственные команды, это было настоящее вавилонское столпотворение. Только немного придя в себя от дикого гвалта, Томас стал понемногу выделять отдельные детали. Особенно его внимание привлекло здание слева — воистину впечатляющая диорама из стали, стекла и бетона диаметром больше ста метров. К зданию вела широкая дорога, по обе стороны окаймленная флагштоками. По размаху данное сооружение можно было сравнить разве что с Колоссом Родосским, но в современном исполнении.

— Это и есть американский павильон, — пояснила Аннеке. — А вот там, совсем неподалеку, советский. Что весьма импонирует нашему бельгийскому чувству юмора.

И действительно — советский павильон резко контрастировал с американским. В нем был все тот же размах, но простота и героическое изящество его архитектурного замысла как бы подчеркивали вульгарность и чванство американской постройки. Павильон представлял собой огромный куб из стали и стекла, который тянулся ввысь, к самому небу. Томас выглянул из окна, задрав голову вверх и изумляясь. Стены павильона были выполнены из гофрированного стекла, создавая, несмотря на огромность сооружения, впечатление легкости и воздушности. Очевидно, замысел был таков: опровергнуть представление западного мира о Советах как о закрытой стране.

Потом они свернули налево, на небольшую аллею, и миновали еще один павильон. И хотя он был не столь впечатляющ по размерам, Томас нашел, что он гораздо красивее двух предыдущих: не такой гнетущий, с более плавными линиями, выполненный в более ясных и простых архитектурных традициях. Похоже, Аннеке думала так же:

— Пока что — это самый мой любимый павильон, — сказала она. — Это Чехословакия. Не терпится туда попасть, когда все будет готово.

Они опять свернули налево, вырулив на Avenue de l’Atomium — проспект Атомиум. Наконец Томас увидел Атомиум во всей его сияющей, космической красоте. Чем ближе они подъезжали, тем выше и громадней тот становился, словно вырастал из земли прямо у них на глазах, достигая необъятных размеров. У Томаса захватило дух: только теперь он понял, в каком событии ему предстоит участвовать. Еще в воскресенье он торчал в Тутинге, разливал шерри по бокалам своих дам, Сильвии и матери, чтобы приступить к скучному семейному обеду. Уже тогда он начал отстраняться, мысленно готовясь к отъезду из этого сонного местечка, которое уже проспало не одно великое мировое событие. И вот теперь, каких-то четыре дня спустя, он, Томас, волею чудесных обстоятельств оказался в самом эпицентре таких событий! Ведь именно здесь соберется большое количество стран, со всеми их сложными взаимоотношениями, которые, то притягиваясь друг к другу, то отталкиваясь, формировали общую историю человечества. И в центре всего этого — огромная игрушка Атомиум, с его хитросплетением сфер — огромных, неподвластных тлену. И каждая из этих сфер была повестью о крошечном и таинственном атоме, который Человек только совсем недавно научился расщеплять, обрадовавшись такому открытию и одновременно устрашась его возможных последствий. Томас смотрел на Атомиум, и сердце его бешено колотилось.

Водитель решил сделать полный круг по аллее вокруг Атомиума, чтобы сидящие в машине могли поближе рассмотреть его.

— Ну как? Вам нравится, мистер Фолей? — спросила Аннеке.

— Я потрясен, — сказал Томас, высунувшись из окна. — Я просто влюбился!

Томас произнес эти слова и сам удивился. Что это с ним? Откуда это радостное возбуждение? Может, все дело вовсе не в Атомиуме, а… в Аннеке?

Томас поспешил как можно скорее отогнать от себя подобные мысли.

Они миновали павильоны Франции, Бразилии, Финляндии и Югославии, выполненные в модернистском стиле. Следом за ними расположился павильон Италии — итальянцы, похоже, решили плюнуть на модные тенденции, отстроив нечто в духе горной деревушки. Потом они проехали скандинавский павильон, турецкий и, наконец, израильский. Они пересекли уже целиком Южную Африку и даже Ближний Восток. У Томаса начало все путаться в голове, и он почувствовал себя «обпутешествовавшимся».

— А это что? — спросил вдруг он, когда они проезжали мимо очередного здания в стиле модерн: полукруглой формы павильон, сложенный из блестящих металлических блоков, войти в который можно было, ступив на бегущий наверх и упрятанный в стеклянный туннель эскалатор.

— Это одна из важных составляющих нашей экспозиции, посвященная Бельгийскому Конго и Руанда-Урунди. С другой стороны здания — фрагмент тропического леса с деревушкой. Все как в реальной жизни — с маленькими хижинами, с крышами, крытыми соломой. Устроители даже собираются привезти сюда аборигенов, чтобы они там жили. Ух, мне так интересно на них посмотреть! Я в жизни не видела чернокожих людей, только на фотографиях. Мне кажется, это будет очень забавно.

Томас ничего не ответил, но его резанули эти слова. На улицах Лондона нынче появилось много африканцев, и некоторых из его знакомых это бесило (вспомнить хотя бы недавний жаркий спор с Трейсперселем). Но Томас был свободен от расовых предрассудков, чем и гордился. И если Аннеке ничего не перепутала, тогда ее начальство совершает огромную ошибку.

Может, Томас и высказался бы на этот счет, но машина завернула за угол, и он увидел то, что невозможно было не узнать — павильон Джеймса Гарднера. В реальной жизни он оказался еще более причудливым, чем на фотографиях. Составленный из треугольных секций, с направленными вверх острыми углами, павильон гляделся очень динамично и даже по-модернистски. Но, в то же время, в нем было некоторое сходство с собором, с чередой устремленных в небо церковных шпилей. Машина остановилась у входа. Томас глядел в окно, и на душе у него теплело. Он словно вернулся домой.

Аннеке вышла из машины и открыла перед Томасом дверь. Но вместо того, чтобы повести его к главному входу, возле которого кипела работа (рабочие, взобравшись на высокие стремянки, вставляли оконные пролеты), они нырнули за угол и прошли через небольшую березовую посадку. В этом закутке он увидел искусственное озеро, окруженное рядом небольших построек. А чуть в стороне — нелепый, как и вся остальная разномастная вселенная в миниатюре, через которую Томас умудрился проехать за какие-то полчаса, — виднелся дощатый дом с вывеской по верху фасада: «БРИТАНИЯ».

— Мистер Фолей?

Из «Британии» вышел и спешно спустился по лестнице молодой человек в белом льняном костюме. Его акцент не оставлял сомнения в том, что это — англичанин.

Незнакомец подошел и поприветствовал Томаса крепким рукопожатием:

— Я — Картер. Ради бога, простите, что не смог встретить вас в аэропорту.

— Даже не беспокойтесь. За мной очень хорошо присмотрели.

Польщенно улыбнувшись, Аннеке поздоровалась с мистером Картером, которого она тоже видела в первый раз, а потом обратилась к Томасу:

— Что ж, мне пора. Машина из Британского Совета приедет за вами в четыре и отвезет в аэропорт. Вас обязательно будет сопровождать хостес.

— Надеюсь, это будете вы? — порывисто спросил Томас.

Аннеке слегка отвернулась, пряча смущенную улыбку, а потом ответила:

— Я постараюсь.

Томас и мистер Картер зачарованно смотрели вслед уходящей девушке, пока та не исчезла за деревьями.

— Какова! — присвистнул мистер Картер. — Если мне не изменяет моя наблюдательность, вы произвели на нее неизгладимое впечатление.

— Разве? — удивился Томас. — Я даже и не собирался.

— Конечно, вы не собирались. Но это коварное место, ох и коварное! Разве вы не почувствовали? Если не держать себя в узде, можно здорово вляпаться.

Томас хотел было поинтересоваться, что изволит иметь в виду мистер Картер, но тот расхохотался и хлопнул его по спине:

— Пойдемте уже — проверите на себе, чем будет потчевать «Британия» своих гостей. Судя по вашему виду, вам просто необходимо пропустить рюмочку-другую.