Книга: ЭКСПО-58
Назад: Мы оперируем информацией
Дальше: Девушка из штата Висконсин

Кого хочу — того люблю

В понедельник вечером Томас и Тони решили прогуляться от мотеля до выставки пешком и полюбоваться на заход солнца.
Все время, пока они шли, впереди маячил Атомиум — как живой гигант, он мигал и пульсировал огнями. Томас чувствовал, как все его существо взволнованно вибрирует — и оттого, что он созерцал перед собой это таинственное сооружение, которое довлело над всем ландшафтом вокруг, и оттого, что впереди был богатый впечатлениями вечер.
— Кстати, насчет этой мисс Хоскенс, — сказал Тони. Он уже который раз на дню поднимал эту тему. — По-моему, вы втягиваете себя в опасную игру.
— Я уже говорил, что не играю ни в какие игры.
— Ну, а тогда каковы ваши намерения, вы мне можете объяснить?
— Она просто обаятельная девушка, и пока я тут, я хочу видеться с ней, хочу дружить. И ничего такого.
— Ха! Дружить? Слушайте, старина, но я-то помню, как она глядела на вас в «Британии». В этих люминесцентных бельгийских глазках горел такой огонь… А вы говорите — дружить.
Томас всякий раз открывал в своем новом друге все новые, самые неожиданные черты. Вот откуда, например, он подцепил это странное словечко — «люминесцентный»?
— Даже тот русский с ходу все понял, — продолжил Тони, — хотя уж он-то не производит впечатление сентиментального человека. Говорю же вам — осторожнее на поворотах, иначе вы испортите девчонке жизнь! И потом — у вас жена, а браки разбиваются и по меньшему поводу.
— При всем уважении, ну что вы можете знать о семейной жизни? О ее прелестях? Об ответственности?
— Скажу честно: ничего не знаю. К счастью. Я свободен как ветер, и меня не сдвинешь с этого пути. Поэтому как раз, кстати, я с чистой совестью иду тут, рядом с вами. И если подружка Аннеке хотя бы вполовину такая же хорошенькая, меня ничего не остановит. Ну, посмотрите на меня — я подготовился в лучшем виде! Лучшая рубашка. Лучший галстук. Я сбрызнул себя за ушами туалетной водой и долго чистил зубы этой новомодной зубной пастой, которая выдавливается в виде трех разноцветных полосок. Говорят, содержит какие-то чудодейственные ингредиенты. После этого разве можно устоять передо мною?
Томас улыбнулся, хотя уже слушал Тони вполуха. Напоминание о Черском заставило его припомнить пятничный разговор с мистером Редфордом. Тот просил его приглядывать за русским и докладывать, если возникнут какие-нибудь подозрительные моменты. Кажется, Томас догадывался, что могло взволновать этих двух вездесущих и вечно подозрительных чудиков. Может, и впрямь этот горячий — или, скорее уж, наигранный — интерес Черского к персоне Томаса был просто ширмой, чтобы подобраться через него к Тони. Ведь именно Тони курировал работу самого ценного научного экспоната, технология создания которого хранилась в глубокой тайне. Осененный догадкой, Томас вдруг физически почувствовал головокружение — как тогда, когда стоял у окна на последнем этаже Атомиума и смотрел вниз на землю. Только на этот раз он видел перед собой не причудливые постройки ЭКСПО-58, а весь огромный мир, преисполненный обмана, принимающий то один образ, то другой, как в галлюцинациях, мир со всеми его скрытыми мотивами и верностью родине на грани измены. Да взять хотя бы его недавний разговор с Тони на тему «Си Эн Ди». Ведь Томас был… ну если не шокирован, то, по крайней мере, сильно удивлен, узнав, что
Тони принимал участие в Марше на Олдермастон. Что, конечно, не делало его коммунистом. Но в представлении Томаса это был поступок из ряда тех, что так нервировали господ вроде Уэйна с Редфордом. Все это только усиливало ощущение, что его, Томаса, засасывает в какое-то новое измерение, о существовании которого он даже не подозревал прежде. Такая же двойственность была и в его отношениях с Аннеке. С одной стороны, он прекрасно понимал, что ему не следует проводить с ней время. Ведь он женат, и свои семейные обязательства воспринимает со всей серьезностью. Но с другой стороны, именно по причине своей серьезности он знал, что в этом нет ничего предосудительного. Есть черта, через которую он не переступит никогда! Он сможет вовремя остановиться. Да, ведь они оба найдут в себе силы удержаться, если ситуация начнет выходить из-под контроля. Но не врет ли он себе?..
Когда Томас и Тони подошли к воротам, ведущим в парк аттракционов, время на рефлексии уже не оставалось.
Этот вечер оказался таким же сюрреалистичным, таким же головокружительным, как и вся атмосфера вокруг. Все вчетвером, вместе с Аннеке и ее подружкой Кларой, они катались на «русских горках», потом — на «американских горках» «Большая Медведица». Крутились на огромном чертовом колесе, со свистом проносились по кругу в «космических ракетах». А потом рулили электромобилями, сталкиваясь боками и бамперами и хохоча, словно подростки. Никогда прежде Томас не испытывал подобных ощущений. Все закружилось перед глазами, словно он скинул пару десятков лет, забыв обо всем на свете — и про британский павильон, и про саму «Британию». Все-все — и его офис на Бейкер-стрит, и дом в Тутинге, Сильвия с мамой, и даже его собственная дочка — все закружилось и со свистом улетело прочь из его памяти. Рядом с ним были две молодые девушки, и адреналин ударял в голову, с бешеной скоростью срываясь вниз по кровяному потоку, как на американских горках… Он словно оказался в настоящем, которому не будет конца и в котором все повторяется и повторяется снова, не приводя ни к каким последствиям.
В конце концов, они ужасно проголодались и хотели пить.
— А пойдемте в «Обербайерн», — предложила Клара.
Наши добрые англичане представления не имели, о чем речь, и потому доверчиво последовали за девушками.
Место, куда привела их Клара, оказалось реконструкцией огромной баварской пивной с просторным танцполом в центре. По своим размахам помещение вполне было сравнимо с каким-нибудь фабричным цехом. Пивная была забита битком — под самые, так сказать, стропила. Стоял дикий шум! Сквозь дым курильщиков (в ходу были не только сигареты, но и трубки) Томас с трудом мог разглядеть объемные столы на козлах, стоящие чуть ли не впритык. Вдоль одной из стен, на небольшом возвышении, была устроена сцена — музыканты, все в кожаных штанах, как на подбор, играли национальную баварскую мелодию с бесконечными рефренами.
Клара с Аннеке отбежали «припудрить носик», а мужчины начали пробиваться сквозь толпу, пытаясь найти место для четверых. Наконец, им повезло, и они сели на скамью.
— Боже мой, — сказал Томас, — это же просто ад какой-то.
Появился официант, и они заказали четыре порции пива, которое было подано тотчас же — в высоченных пивных кружках, и в каждой — чуть ли не по кварте пива.
— Радуйтесь, друг мой, — сказал Томас. — Незабываемый вечер нам гарантирован.
— Боюсь, что так.
— Как вам Клара?
— Ну, по правде говоря… Это не мой тип женщины.
Томас сочувственно покачал головой:
— Да, я это уже заметил. Хотя она ужасно милая.
— Не поймите меня превратно… Да, она и впрямь ужасно милая.
— И компанейская.
— И компанейская тоже. Только вот…
— Я понимаю, о чем вы, — Томас замолчал, подыскивая фразу поделикатнее. — Клара отличается крепким телосложением.
— Вы правильно отметили. Сбитая такая девушка. Просто незаменимая работница где-нибудь в личном подсобном хозяйстве.
— А чем вообще она занимается?
— Живет в том же городке, что и Аннеке. И тоже подавала документы, чтобы получить место хостес. Но ее не взяли. Пристроилась в национальную деревню здесь, на выставке. В рамках La Belgique Joyeuse. Историческая реконструкция.
— Ну да, «Веселая Бельгия». Уже наслышан. Они любят приговаривать: если ты не побывал в «Веселой Бельгии» — ты никогда не был веселым.
— Ну да. Так вот. Клара продает там хлеб. Бедное дитя — каждый день их заставляют надевать исторические костюмы пекарей восемнадцатого века! Сегодня она забыла снять наручные часы и получила нагоняй.
— И как вы намереваетесь поступить? По-моему, она к вам очень тянется.
— Не знаю. Разберусь по ходу дела. Но — т-сс! — они идут.
Пробиравшиеся через толпу Аннеке и Клара являли собой разительный контраст. Аннеке была в летнем платье бледно-голубого цвета с короткими рукавами, этот наряд подчеркивал изящную линию ее рук и стройные лодыжки. Освободившись от нелепой шляпки-таблетки, она распустила волосы, волнистым каскадом ниспадающие до самых плеч. Глаза ее сияли, лицо, хоть и покрытое сплошь веснушками, было загорелым и свежим. Клара же, напротив, была пунцоволицей и коренастой. Короткая, выше колен, юбка, все портила, подчеркивая полноту ног. Но веселый нрав и пышущее здоровье брали верх над всеми этими внешними недостатками. Нет, она определенно вызывала симпатию у Томаса! С другой стороны, если бы она висела на нем весь вечер, как на Тони…
Сегодня Клара была их добрым ангелом и объясняла, что происходит на сцене. Она была родом из той части Бельгии, где многие говорили на немецком, поэтому все песни, которые играл оркестр, были ей знакомы. Усевшись за стол, девушки с аппетитом поедали братвурст с квашеной капустой. А Томас сокрушенно думал, что эти бельгийцы слишком легко восприняли культуру страны, которая всего каких-то пятнадцать лет назад была здесь оккупантом и вовсю зверствовала. Впрочем, сейчас лучше помалкивать на эту тему. Не то время и место…
Взгремел оркестр, заиграв заводную песню. Многие перестали есть и захлопали в ладоши в такт музыке. Перегнувшись через стол, Клара, стараясь перекричать грохот оркестра, объяснила, что это Ein Prosit, баварская застольная песня. Аннеке и Клара тоже стали хлопать, музыка звучала все громче и громче, все быстрее и быстрее, а люди хором подпевали. Две девушки неподалеку вскочили со своих мест, забрались на стол и начали отплясывать, отталкивая ногами тарелки с едой, вызывая всеобщий восторг. Публика ликовала и топала ногами, подпевая:
За ваше здоровье,
За хлеб и за соль,
Мир вашему дому —
Яволь!
Раз, два, три — пей до дна!

Аннеке с Кларой тоже не удержались, вскочили со своих мест, протягивая руки своим кавалерам. Тони засмеялся, потряхивая головой, но танцевать не пошел, а Томас вцепился в свою кружку и стал жадно глотать пиво, только бы его не трогали. Девушки смешливо передернули плечами, махнув руками на своих мужчин, и пустились в пляс.
— Просто какой-то массовый психоз! — прокричал Тони, оглядываясь вокруг. — Уж не такие ли пивнушки привели Гитлера к власти?
— Тихо, что вы! Давайте сегодня обойдемся без политики.
Наконец, когда и музыка, и темп достигли своего апогея, оркестр ушкварил оглушительный финальный аккорд. Народ был заведен до такой степени, что никак не мог угомониться. Аннеке с Кларой, раскрасневшиеся от пляски, бухнулись на скамью и потянулись к своим пивным кружкам.
— Die Gemütlichkeit! — воскликнула Клара, подняв кружку и как бы чокаясь со всеми.
— За хорошее настроение! — вторила Аннеке.
Девушки сделали несколько жадных глотков и откинулись назад, быстро захмелев. Снова заиграл оркестр, и на балконе, чуть ли не под самым потолком, вдруг появился хор человек из двадцати — мужчины и женщины в национальных костюмах. Они затянули песню на три голоса. Клара счастливо улыбнулась:
— О, Horch was kommt von draußen rein! Обожаю эту песню!
Песня и впрямь была получше предыдущей — без монотонного буханья — не классическая музыка, конечно, но все же в ней была и плавность, и мелодичность, и округленность звуков, все то, что так импонировало Томасу. Публика снова начала хлопать в ладоши, но, по крайней мере, не вскакивала на столы и не впадала в неистовство.
— Наверное, Бавария — веселая земля. Я не слышал пока ни одной грустной песни, — заметил Томас.
— Ой, но у этой песни как раз такие печальные слова, — сказала Клара. — Есть две версии — мужская и женская. По нашей, женской версии, эта песня о том, что сегодня ее возлюбленный женится на другой, и героиня оплакивает его. Но она не сдается. Она будет бороться за своего любимого.
И Клара запела вместе с остальными следующий куплет:
Событья я не тороплю —
Холлахи-холлахо —
Кого хочу, того люблю —
Холлахи ахо!

— Да, кого хочу, того люблю! — пела вместе со всеми Клара, но последнюю строчку она повторяла, уже глядя прямо на Тони:
— Кого хочу, того люблю!
Выбравшись из-за стола, она потянула Тони за руку:
— Пойдемте же танцевать. Неужели вам не хочется танцевать?
Тони побрел за Кларой как ягненок на заклание, беспомощно оглядываясь на Томаса.
Аннеке тоже встала и протянула руки Томасу:
— Ну, вы вообще танцуете хоть иногда?
— Очень редко, — Томас чуть не прибавил, что в последний раз танцевал на собственной свадьбе, но вовремя прикусил язык. Он встал и позволил Аннеке увлечь себя на свободный пятачок между столами. Томас взял ее руку, приобняв за талию. Через тонкую ткань пальцы его коснулись плавной линии бедра. Почувствовав неловкость, Томас перевел руку чуть выше. Господи, какие у нее нежные позвонки… Нет, так еще более неприлично. Тогда Томас просто отстранился, стараясь и вовсе не касаться Аннеке. А вот Клара тесно прильнула к Тони, положив голову ему на плечо. Медленно передвигаясь в танце, она блаженно улыбалась.
— Мы провели прекрасный вечер, — сказала Аннеке.
— Согласен, — ответил Томас. Но их разговору не суждено было продолжиться, потому что рядом раздался знакомый голос со звенящими нотками кокни:
— Здравствуйте, мистер Фолей! Надо же — вот и вы здесь.
Рядом с ними танцевала парочка — Шерли Нотт и тот самый Эд Лонгман собственной персоной, поскандаливший у них в «Британии». Вот чудеса!
Томас поприветствовал обоих. Он не удержался и пошутил, обращаясь к американцу:
— Я так понимаю, вы больше не в обиде на «Британию».
Мистер Лонгман хитро улыбнулся:
— О, да! Теперь я знаю, что такое английское гостеприимство. Я был не прав, и наконец-то я весь ваш, — сказал он, еще теснее прижав к себе Шерли.
Томас вдруг понял, что почти все в этом огромном зале находились в той или иной стадии опьянения, и что прямо сейчас, под эту музыку, завязывалось бесконечное количество международных и даже межконтинентальных любовных романов. К счастью, танец закончился, и можно было вернуться на место, попрощавшись с Шерли и ее кавалером.
Томас сел напротив Аннеке. Улыбнувшись, девушка достала из сумочки пудреницу и провела по лицу бархоткой, придирчиво рассматривая себя в зеркальце.
Рядом возник Тони. Наклонившись к Томасу, он произнес:
— Послушайте, старина. Мне пора линять отсюда.
— Как?!
— Клара удалилась в дамскую комнату, и это мой единственный шанс исчезнуть.
— Вы не можете так поступить! Вы разобьете ей сердце.
— Понимаю, что это не очень хорошо с моей стороны, но вы же меня прикроете? Эта девушка — ну просто вампир какой-то!
— И как я объясню ваше исчезновение?
— Ну, не знаю… Например, скажите, что меня срочно вызвали, что ZETA вот-вот взлетит на воздух. Выдумайте что угодно… Просто… постарайтесь как-нибудь ее успокоить, хорошо?
Томас понимал, что Тони просит о невозможном.
Потому что сердце Клары было разбито.
Народ потихоньку рассасывался. Очень скоро их троица тоже покинула «Обербайерн». Томасу пришлось одному провожать девушек до того места, где их заберет отец Аннеке. Томас осторожно поглядывал на Клару, и видел, как по щекам ее катятся слезы. Он даже не смел заговорить с Аннеке и только обменивался с ней молчаливыми взглядами.
Они расстались у ворот парка аттракционов. Ощущение праздника улетучилось. Единственным утешением был прощальный поцелуй Аннеке — она коснулась губами его щеки, но сделала это с такой нежностью, что сердце его затрепетало. Потом Аннеке взяла подругу за руку, и они вышли из ворот. Обернувшись напоследок, Аннеке послала Томасу воздушный поцелуй.
Когда девушки исчезли из виду, Томас все еще продолжал стоять какое-то время, засунув руки в карманы. Подхваченные легким ветерком, бумажные обертки от хот-догов и пустые сигаретные пачки словно ожили, с шуршанием перекатываясь по асфальту. Томас вздохнул и озабоченно надул щеки.
Прошла уже целая неделя, а он так и не написал Сильвии. Нужно срочно исправляться.
Назад: Мы оперируем информацией
Дальше: Девушка из штата Висконсин