ЭПИЛОГ
Текст на верхних колонтитулах ЭПИЛОГА
Немощный король
Встречается с критиком
Странной девушке недоплачивают
И очень интересный ответ
Грант на прекрасные чувства
Проклятый фокусник приступает к нравоучениям
Фокусник демонстрирует эрудиции
Бесконечно
Наш перечень начинается
С трех никому не нужных слов
Пока фокусник
Демонстрирует эрудицию
Критик отбивается
Бесконечно
Фокусник придумывает
Как сделать нас всех счастливыми
Фокусник вспоминает
Смотрит в лицо фактам, зевает, сожалеет
Гротескная белиберда
И тонкие чувства
Счастливые развязки
Фокусник планирует убить всех
Обещая катастрофу
Проявляет странное невежество
Фокусник прячется
Но последнее слово остается за критиком
Ланарк вошел в комнату, по архитектуре не имевшую ничего общего со зданием, которое он только что покинул. По ту сторону дверь была рельефная и с ручкой, потолок обрамлял тонкой работы карниз с акантовым узором, имелось высокое окно-фонарь, где виднелись верхушка каштана и старый каменный дом напротив. Остаток помещения заслоняли мольберты с большими картинами, его изображавшими. В комнате, более яркой и чистой, чем реальная, каждый раз находилась высокая красивая девушка с длинными светлыми волосами; она полулежала, иногда обнаженная, иногда одетая. Та же самая девушка, правда не столь умиротворенная и аккуратная, как на портретах, стояла сейчас у двери в плотном переднике, заляпанном краской. Крохотной кисточкой она пририсовывала листики к дереву, видневшемуся за окном, но при виде Ланарка остановилась и, указав за картину, проговорила:
— Он там.
— Да-да, сюда, пожалуйста, — пригласил чей-то голос.
Ланарк зашел за мольберт и обнаружил плотного мужчину, который, опираясь на подушки, полулежал в низкой кровати. Лицо, вокруг которого топорщились завитки нечесаных волос, отличалось скульптурным благородством черт, но впечатление портил отпечаток боязливости и даже трусости. На довольно замызганную пижамную куртку был накинут вязаный жакет, ничуть не чище; на одеяле, прикрывавшем колени, громоздились книги и бумаги; в руке незнакомец держал ручку. Потихоньку смерив Ланарка взглядом, он указал ручкой на стул:
— Садитесь, прошу вас.
— Вы здешний король?
— Король Прована — да. И Унтанка тоже. А также анфилады, именуемой институтом и советом.
— Тогда, вероятно, вы сумеете мне помочь. Я здесь…
— Да, я знаю в общих чертах, чего вы хотите, и желал бы помочь. Я бы даже предложил вам выпить, но в этой книге слишком много отравы.
— В книге?
— В этом мире, я имел в виду. Видите ли, я король, но не правитель. Я спроектировал ландшафты, населил их людьми, все еще тружусь над отдельными чудесами, но правят личности вроде Монбоддо или Сладдена.
— Почему?
Король с улыбкой прикрыл глаза:
— Затем я вас и вызвал, чтобы вы задали этот вопрос.
— Вы на него ответите?
— Не сейчас.
Ланарка переполнила злость. Он встал.
— Тогда этот разговор — пустая трата времени.
— Трата времени! — Король открыл глаза. — Вы явно не понимаете, кто я. Я назвал себя королем, но это титул чисто символический, на самом деле моя роль куда важнее. Прочтите это и поймете. Критики обвинят меня в потакании себе — пусть их.
Небрежным жестом он протянул Ланарку лежавшие на кровати листы. Их покрывали детские каракули, многие слова были вычеркнуты или, наоборот, вставлены, на что указывали стрелки. Большую часть текста составляли как будто диалоги, но внимание Ланарка привлекла фраза, написанная курсивом: Большую часть текста составляли как будто диалоги, но внимание Ланарка привлекла фраза, написанная курсивом: Отдавая листы назад, Ланарк спросил:
— И о чем это говорит?
— Я твой автор.
Ланарк уставился на него. Автор сказал:
— Пожалуйста, не надо делать круглые глаза. Такое уже бывало. У Воннегута в «Завтраке для чемпионов» и у Иеговы в Книгах Иова и Ионы.
— Вы претендуете на роль Бога?
— Теперь нет. Но я бывал его частью. Да, я часть той части, которая когда-то была целым. Но я испортился и был извергнут. Если я исправлюсь, мне будет позволено перед смертью вернуться домой, так что я все время погружаю клюв в свою прогнившую печень, глотаю ее и извергаю. Но она отрастает. Творение разлагается во мне. Вот сейчас я извергаю тебя и твой мир. Эта подтирка, — он поворошил бумаги на постели, — часть процесса.
— Я не набожен, — проговорил Ланарк, — но мне не нравится, что вы смешиваете религию с выделениями. Прошлой ночью я видел часть того, о ком вы толкуете, и ничего противного в нем не было.
— Ты видел часть Бога? — воскликнул автор. — Как это случилось?
Ланарк объяснил. Автор очень разволновался.
— Повтори эти слова.
— «Есть… есть… есть…» — потом пауза и: «Есть… если… есть…»
— «Если»? — Автор сел. — Он действительно сказал «если»? Не просто ворчал все время: «Есть, есть, есть, есть, есть»?
— Мне не нравится, как вы говорите «он». То, что я видел, не принадлежало к мужскому полу. А также, наверное, и к человеческому роду. Но оно, конечно же, не ворчало. Что с вами?
Автор прикрыл рот руками — очевидно, чтобы заглушить смех, — но на глазах у него выступили слезы. Сглотнув, он произнес:
— Одно «если» на пять «есть»! Невероятная степень свободы. Но верить тебе или не верить? Я создал тебя честным, но доверять ли твоим органам чувств? На большой высоте «есть» и «если» должны звучать почти одинаково.
— Вы как будто принимаете эти слова слишком уж близко к сердцу, — фыркнул Ланарк с оттенком пренебрежения.
— Да. Ты меня не любишь, но тут уж ничего не поделаешь. Я в первую очередь человек литературы.
Проговорив это слегка в нос, автор тихонько захихикал.
Из-за края картины появилась высокая блондинка, вытирая кисть о передник. Она спросила с вызовом:
— Я закончила это дерево. Теперь мне можно уйти? Автор откинулся на подушки и отозвался ласковым голосом:
— Конечно, Марион. Уходи, когда захочешь.
— Мне нужны деньги. Я есть хочу.
— Почему же ты не пойдешь на кухню? В холодильнике, наверное, найдется холодный цыпленок, и, уверен, Пат не станет возражать, если ты сварганишь себе какую-нибудь закуску.
— Не хочу закуски, хочу пообедать с приятелем в ресторане. А потом отправиться в кино, или в паб, или, если вздумается, в парикмахерскую. Уж извините, но мне нужны деньги.
— Конечно, и ты их заработала. Сколько я тебе должен?
— Сегодня пять часов по пятьдесят пенсов — это два фунта пятьдесят. Если прибавить вчера, и позавчера, и позапозавчера, будет десять фунтов, так?
— Я не силен в арифметике, но, наверное, ты права. — Автор вынул из-под подушки монеты и протянул девушке. — Это все, что у меня сейчас есть, — примерно два фунта. Приходи завтра, я посмотрю, не смогу ли добавить еще немного.
Девушка окинула сердитым взглядом монеты у себя в руке, потом автора. Он прыскал себе в рот лечебный аэрозоль из крохотного баллончика. Девушка резко шагнула за картину; тут же хлопнула дверь.
— Странная девица, — вздохнул автор. — Делаю все, чтобы ей помочь, но это непросто.
Ланарк сидел, подперев голову руками.
— Вы сказали, что создаете меня.
— Да.
— Тогда как со мной могут случаться вещи, о которых вы не знаете? Вы ведь удивились, когда я рассказал о том, что видел из птицелета.
— Ответ будет очень интересный: пожалуйста, не пропусти ни слова. Когда «Ланарк» будет завершен (я назвал произведение твоим именем), его объем составит приблизительно двести тысяч слов и сорок глав, и он будет разделен на книги третью, первую, вторую и четвертую.
— Почему не первую, вторую, третью и четвертую?
— Я хочу, чтобы «Ланарка» читали в одном порядке, но потом осмысливали в другом. Прием, старый как мир. К нему прибегали Гомер, Вергилий, Мильтон и Скотт Фитцджеральд. Будет также пролог перед первой книгой, интерлюдия в середине и эпилог за две или три главы до конца.
— Я думал, эпилоги помещают в самом конце.
— Обычно да, но мой для этого слишком важен. Сюжет он не развивает, однако эта комическая вставка как раз то, что требуется в данном месте повествования. Кроме того, он дает мне возможность высказать утонченные чувства, которые я едва ли могу доверить персонажам. И содержит комментарий, который сэкономит ученым годы труда. Собственно, мой эпилог так важен, что я работаю над ним уже сейчас, когда не написана добрая четверть книги. Я работаю над ним здесь, сейчас, за этим самым разговором. Однако тебе на пути к этой комнате нужно было пройти несколько глав, которые я представляю себе разве что в общих чертах, потому-то тебе и известны подробности, от меня скрытые. Конечно, я владею общим замыслом. Он был разработан несколько лет назад и не должен меняться. Ты прибыл сюда из города, находящегося в упадке, вроде Глазго, чтобы выступить в его защиту перед мировым парламентом в идеальном городе, прототипом которого является Эдинбург, Лондон или, быть может, Париж, — если удастся заполучить грант на поездку туда у Шотландского совета искусств. Скажи, когда ты приземлялся сегодня утром, ты видел Эйфелеву башню? Или Биг-Бен? Или скалу с замком?
— Нет. Прован очень похож…
— Стоп! Не рассказывай. В моих сочинениях зачастую предчувствуются события, на которых они основаны, но ни один автор на подобные предчувствия не должен полагаться.
Ланарк был так взволнован, что встал и пошел к окну, дабы разобраться в своих мыслях. Автор показался ему скользкой личностью, однако не слишком выразительной — по причине его самодовольства и болтливости. Вернувшись к кровати, он спросил:
— Чем кончится моя история?
— Катастрофой. В рассказе о Toy демонстрируется человек, который умирает оттого, что несостоятелен в любви. Он обрамлен рассказом о тебе, где показана цивилизация, гибнущая по той же самой причине.
— Послушайте, — сказал Ланарк, — я не лез из кожи вон, чтобы стать делегатом. Я не желал ничего, кроме чуточки солнечного света, любви, самого обычного счастья. И на каждом шагу мне мешали организации и предметы, а теперь я почти уже старик и смысл жизни для меня свелся к тому, чтобы встать перед публикой и произнести доброе слово в защиту единственного народа, который мне известен. И вы заявляете, что это слово окажется бесполезным. Так уж вы запланировали.
— Да, — энергично закивал автор. — Да, верно.
Глядя сверху на дурацки кивавшее лицо, Ланарк внезапно вообразил, что оно принадлежит жуткой кукле чревовещателя. Он поднял сжатый кулак, но ударить не решился. Обернулся и обрушил удар на картину на мольберте — то и другое с грохотом упало. Сбил на пол другую картину, у двери, рванулся к высокому книжному шкафу в углу и резко его качнул. С верхних полок водопадом устремились книги, от их падения вся комната затряслась. Вдоль стен тянулись длинные низкие полки с книгами, папками, бутылками и тюбиками с краской. Взмахом руки Ланарк смел все это на пол, потом обернулся, тяжело дыша, и уставился на кровать. Вид у автора был расстроенный, но картины и мольберты вернулись на свои места, а когда Ланарк обвел взглядом комнату, оказалось, что книги, папки, бутылки и краски преспокойно стоят там же, где были прежде.
— Фокусник! — выкрикнул Ланарк с отвращением. — Проклятый фокусник!
— Да, — смиренно согласился фокусник. — Прошу прощения. Сядь и позволь мне объяснить, почему история должна развиваться именно так. Пока я говорю, можешь поесть — уверен, ты проголодался, — а потом скажешь, что, по-твоему, нужно подкорректировать. Сядь, пожалуйста.
Стульчик у кровати был маленький, но мягкий и удобный. Рядом появился столик с закрытыми блюдами на подносе. Ланарк чувствовал скорее усталость, чем голод, но, посидев немного, из любопытства снял крышку. Под ней оказалась миска с темно-красным супом из бычьих хвостов, так что Ланарк взял ложку и принялся за еду.
— Для начала, — сказал фокусник, — я объясню физику мира, в котором ты живешь. Все, что ты пережил и переживаешь, с первого взгляда на кафе «Элита» до металла ложки, которую ты держишь в руке, или вкуса супа у тебя во рту, сделано из одной и той же субстанции.
— Атомов, — подсказал Ланарк.
— Нет. Из оттисков. Некоторые миры сделаны из атомов, но твой — из миниатюрных значков, которые маршируют в линию, как армия насекомых, по страницам, и страницам, и страницам белой бумаги. Я сказал, что их ряды маршируют, но это метафора. Они совершенно неподвижны. Они неживые. Как же им удается изобразить движения и шумы Бородинской битвы, белого кита, бороздящего моря, падших ангелов в озере пламени?
— Через чтение, — нетерпеливо бросил Ланарк.
— Именно. Твое выживание как персонажа и мое как автора зависит от того, удастся ли нам заманить в наш печатный мир живого человека и удерживать его там достаточно долго, чтобы похитить энергию воображения — она и дает нам жизнь. С целью зачаровать этого незнакомца я иду на отвратительные поступки. Самые священные свои воспоминания я низвожу до банальнейших слов и фраз. Когда требуются более выразительные фразы или мысли, я ворую их у других писателей, выкручивая их так, чтобы они не отличались от моих. Но вот что хуже всего: огромный мир, данный мне при рождении, — мир атомов — служит мне мешком с лоскутками, откуда я заимствую формы и краски, дабы придать занимательности своим неоригинальным выдумкам.
— Вы словно бы жалуетесь, — сказал Ланарк. — Непонятно почему. Никто не принуждает вас работать с оттисками, а кроме того, любая работа предполагает некоторое унижение. Хотелось бы знать, почему ваши читатели в их мире должны упиваться видом того, как я, в моем мире, не могу добиться ничего хорошего.
— Потому что люди любят неудачи. Честно говоря, Ланарк, ты слишком вялый и обыкновенный персонаж, чтобы быть занятным в качестве победителя. Но не обижайся: большинство героев заканчивает тем же, чем и ты. Возьми греческую книгу про Трою. Чтобы восстановить порушенный изменой брак, два народа в течение десяти лет крушили друг друга. Герои с обеих сторон прекрасно понимали, что раздор произошел из-за выеденного яйца, однако же длили его: по их мнению, готовность пасть на поле брани доказывает человеческое величие. Судя по всему, даже народу, пережившему эту войну, она не принесла ничего, кроме ущерба.
Есть также римская книга об Энее. Он ведет группу беженцев на поиски мирной обители и сеет по обе стороны Средиземного моря противоборство и ужасы войны. Спускается в ад, но выходит оттуда. Рассказчик этой истории неравнодушен к мирным обителям, он желает Риму успеха в войнах и правлении, дабы вся земля сделалась мирной обителью для всех и каждого, однако в заключение своей книги он описывает, как Эней в пылу битвы убивает из мести беззащитного врага.
Есть еврейская книга о Моисее. Она очень похожа на римскую об Энее, поэтому перейду-ка я к еврейской книге об Иисусе. Это бедный человек, без дома и без жены. Называет себя Сыном Божьим и всех людей зовет своими братьями. Учит, что любовь — единственное благо и что противоборства и войны во имя корысти разрушают его. Иисуса распинают, он отправляется в ад, потом на небеса, которые (как мирные земли Энея) автор не берется описывать. Иисус учил, что любовь — величайшее благо и противоборствовать во имя корысти — значит разрушать его; но если (как говорится в песне) «он умер ради нашего блага», то он тоже потерпел неудачу. Народы, ему поклонявшиеся, сделались самыми алчными на земле завоевателями.
Лишь в одной итальянской книге показан живой человек на небесах. Он попадает туда, следуя за Энеем и Иисусом, но прежде он теряет любимую женщину и дом и видит, как рушатся его политические надежды.
Есть французская книга о великанах-младенцах. Единственный их закон — ублажать себя; они только и делают, что пьют и справляют нужду, собравшись веселой семейкой из одних мужчин, которая потешается над всем, что взрослые люди называют цивилизацией. Если для них существуют женщины, то роль им отведена одна: парить мужчин в бане и чесать им спины.
Есть испанская книга о Рыцаре печального образа. Бедный старый холостяк спятил с ума, читая книги наподобие той, в какую ты стремишься попасть: где героев ждет триумф здесь и сейчас. Он покидает свой дом и сражается с крестьянами и содержателями гостиниц во имя красоты, которая никогда не встречалась здесь и сейчас, над ним смеются, его ранят. На смертном одре он приходит в себя и предостерегает друзей против вредной литературы.
Есть английская книга об Адаме и Еве. В ней описывается героический строитель империи Сатана — аморальный, ироничный, бесконечно творческий бог; бесчисленные сражения (правда, без убийств), и в центре всего находится семейная пара, их дом и сад. Они ослушались лендлорда и потеряли землю, но он обещает предоставить им убежище в собственном доме, если всю жизнь будут каяться. И вновь успех остается за пределами книги. Напоследок мы видим, как герои отправляются в большой мир выращивать детей, которые — им это известно — будут убивать друг друга.
Есть немецкая книга о Фаусте, старом ученом, к которому с помощью колдовства возвращается молодость. Он влюбляется в девушку, потом бросает ее, она сходит с ума и убивает своего ребенка. Герой становится банкиром императора, похищает Елену Троянскую и производит на свет еще одного, символического сына, который взлетает на воздух. Крадет у крестьян землю, чтобы основать собственную империю, и добывает для нее деньги, занимаясь пиратством. Он бросает все, что ему наскучит, хватает все, чего пожелает, и, умирая, воображает себя благодетелем человечества. Подобно итальянскому герою, он попадает на небеса, потому что «человек должен стремиться, а стремясь, ошибаться» и «кто вечно стремится, достоин спасенья». Как же! Кто в этой книге стремится, так это бедный дьявол, которому достается вся работа, награду же, показав ему зады, уводит хор ангелов. Автора этой книги развратила его слишком большая удачливость. Его добившийся успеха герой — из того разряда, что правит современным миром, но автор забыл показать убогую некомпетентность этих людей. Ты в такого рода успехе не нуждаешься.
С облегчением обращаюсь теперь к честной американской книге про кита. Его хочет убить некий капитан, так как во время последней на него охоты лишился части ноги, откушенной китом, когда тот спасался. Капитан отплывает в море с разношерстной командой из бродяг, которым не сидится на месте и для которых служба на корабле — лучший способ добыть себе пропитание. Это храбрые, умелые и дисциплинированные моряки; они гоняются за китом по всему свету и все вместе идут ко дну — кроме рассказчика. Он описывает, как мир существует дальше, словно бы их и не было никогда. В этой книге нет женщин и детей, за исключением черного мальчугана, которого они случайно доводят до сумасшествия.
Есть еще и русская книга про войну и мир. В ней описаны сражения, но такие, которые заставляют нас удивляться тому, как бесшабашно, с какой решимостью люди жертвуют собой. Писатель, видишь ли, на самом деле воевал и верил отчасти в учение Христа. В книге можно найти также, — на лице фокусника выразилось восторженное изумление, — несколько вполне счастливых браков, с детьми, о которых хорошо заботятся. Но я сказал уже достаточно, чтобы стало понятно: хотя, если бы мужчины и женщины не любили друг друга и не пеклись о доме и семье, человечество бы вымерло, но героям самых известных в мире историй и то и другое решительно не дается.
— И это доказывает, — проговорил Ланарк, жуя салат, — что самые известные в мире истории по большей части представляют собой нагромождение лжи.
Фокусник вздохнул и потер себе щеку:
— Сказать, какого ты хочешь конца? Представь себе: вернувшись отсюда в большой салон, ты видишь, что солнце село и снаружи, в большом окне, вспыхивает фейерверк над садами Тюильри.
— Там спортивный стадион, — поправил Ланарк.
— Не перебивай. Прием продолжается, и неформальное лоббирование среди делегатов идет полным ходом.
— Что такое лоббирование?
— Не перебивай, пожалуйста. Ты обходишь гостей, заводя разговор о бедах Унтанка со всеми, кто согласен слушать. Твое доморощенное красноречие неожиданно имеет успех, сначала у женщин, потом и у мужчин. Многие делегаты понимают, что мультинациональные компании угрожают и их собственным странам и если быстро не принять меры, то совет и им не сможет помочь. Таким образом, завтра, когда ты встанешь в большом зале собраний, чтобы произнести речь от имени своей страны или своего города (я еще не решил, страна это или город), под твоими словами сможет подписаться большая часть стран и городов по всему миру. Крупные корпорации, скажешь ты, опустошают землю. Игнорируя самые существенные нужды человечества, они превратили национальные богатства в оружие и отраву. Пришло время, и так далее, и так далее. Ты садишься, а в зале стоит тишина, более выразительная, чем самые бурные аплодисменты, и лорд президент-директор сам поднимается с места, чтобы тебе ответить. Он всей душой с тобой согласен. Объясняет, что главы совета уже подготовили планы, как обуздать существо, однако не решались их обнародовать, пока не заручатся поддержкой большинства. Теперь же он расскажет об этих планах. Все работы, сводящиеся к перемещению богатства, будут отменены, все работы, которые наносят ущерб или убивают людей, будут остановлены. Все прибыли перейдут к государству, сами же государства по величине не будут превышать швейцарский кантон; жалованье политика не превысит доходов сельскохозяйственного рабочего. Собственно, все заработки будут подтянуты или опущены до национального среднего уровня, а потом и международного, что позволит людям браться за ту работу, которая больше соответствует их способностям, не задумываясь об искусственном разделении профессий на престижные и унизительные. Биржевые маклеры, банкиры, бухгалтеры, застройщики, рекламщики, адвокаты, ведущие дела компаний, и детективы, если не найдут себе другого полезного занятия, сделаются школьными учителями; на одного учителя будет приходиться максимум шесть учеников. Военно-морские и военно-воздушные силы займутся снабжением детей по всему миру бесплатным продовольствием. Армии будут рыть ирригационные рвы и сажать деревья. Все человеческие экскременты будут возвращаться в землю. Не знаю, как Монбоддо предложит запустить новую систему, но могу сделать так, чтобы технические подробности потонули в буре приветствий. Как бы то ни было, блажен заставший сей рассвет; огромные денежные суммы и технические средства направляются на то, чтобы превратить Унтанк в здоровый и процветающий регион. Ты восходишь на борт своего летательного аппарата, чтобы вернуться домой, ибо теперь Унтанк для тебя стал домом. Солнце восходит тоже. Оно предшествует тебе; ты появляешься с ним вместе в полдень над городским центром. Сходишь на землю и воссоединяешься с Римой, которой успел наскучить Сладден. Счастливая развязка. Так?
Ланарк отложил нож и вилку. Он сказал вполголоса:
— Если вы дадите мне такую развязку, я буду считать вас поистине великим человеком.
— Если я дам тебе подобную развязку, я поступлю как десятки тысяч других дешевых иллюзионистов! Я буду ничуть не лучше позднего Уэллса! Хуже Гёте. Никто из тех, что имеет хоть малейшее понятие о жизни и политике, ни на минуту мне не поверит.
Ланарк молчал. Яростно почесав свою шевелюру обеими руками, фокусник проворчал:
— Понимаю твою обиду. Когда мне было шестнадцать или семнадцать, я сам желал подобной развязки. Видишь ли, я нашел в публичной библиотеке Деннистауна монографию Тилльярда об эпосе, и там сказано, что эпические произведения создаются только в тех случаях, когда новое общество дает человеку надежду на свободу. Я решил: чем была «Энеида» для Римской империи, тем станет мой эпос для Шотландской кооперативной оптовоторговой республики, одной из многих сотен миролюбивых социалистических республик, которые возникнут (думал я), когда распадутся большие империи и корпорации. Это было в году приблизительно тысяча девятьсот пятидесятом. Ладно, вскоре я отказался от этой идеи. Лучший трюк фокусника заключается в том, чтобы показать публике движущуюся модель мира, какой он есть, с ними самими внутри, а мир не движется к большей свободе, равенству и братству. Пришлось посмотреть в лицо действительности: моя модель мира будет безнадежна. Я знал также, что она будет мелкобуржуазным порождением индустриального запада Шотландии, однако не считал это недостатком. Если ум творца подготовлен, материалы, имеющиеся под рукой, всегда подойдут.
За первые свои летние каникулы в школе искусств я написал двенадцатую главу и часть двадцать девятой главы, с безумным видением и убийством. Мой первый герой вел происхождение от меня самого. Я предпочел бы кого-нибудь менее индивидуального, но кому еще я мог заглянуть в нутро? Совершенно хладнокровно я довел беднягу Toy до смерти, потому что, имея в основе мой характер, он был крепче и честнее меня и я его ненавидел. Кроме того, его смерть позволила мне переместить его в более разнообразное социальное окружение. Ты — Toy, но Toy причесанный: без невротического воображения и встроенный в мир, где ты пребываешь. Это существенно увеличивает твою способность действовать и немного увеличивает способность любить.
На дворе сейчас, — фокусник посмотрел на свои наручные часы, зевнул и откинулся на подушки, — на дворе тысяча девятьсот семидесятый год, и, хотя работа далеко еще не закончена, я предвижу, что результат в некоторых отношениях будет разочаровывающим. В книге слишком много разговоров и священников, чересчур много астмы, разочарований, тени; не хватает сельской местности, добрых женщин, честного труда. Правда, литература не изобилует описаниями честного труда, разве что Толстой и Лоуренс изображали сенокос, Трессел — строительство дома и Арчи Хайнд — работу конторского служащего и забойщика скота. Боюсь, читатель из более здравого века сочтет мою историю белибердой, а персонажей — гротескно-легкомысленными паразитами, как в произведениях миссис Радклифф, Толкина или Мервина Пика. Возможно, моя модель мира слишком сжата, в ней недостает моментов спокойствия, непринужденности, которые составляют существенную часть любого мира, даже исполненного забот. Может, я взялся за работу слишком юным. В те дни я думал, что свет существует, чтобы были видны предметы, пространство представляет собой всего лишь промежуток между мною и телами, которых я боялся или желал; теперь же тела кажутся станциями, откуда мы отправляемся в пространство или в сам свет. Возможно, главная задача иллюзиониста заключается в том, чтобы утомить беспокойную публику зрелищем на редкость убедительных перепалок, после чего у нее откроются глаза на простые вещи, от которых мы действительно зависим: движение тени вокруг вращающегося в пространстве шара, гниение жизни на пути к смерти, струя любви — начало новой жизни. Может быть, я поступил бы правильнее всего, если бы написал историю, в которой прилагательные вроде «банальный» и «обыкновенный» имели бы то же значение, какое в более ранних комедиях давалось прилагательным «славный» и «божественный». Как ты думаешь?
— Я думаю, вы добиваетесь того, чтобы читатели восхищались вашим красноречием.
— Прошу прощения. Но это правда. Конечно, — с раздражением признал фокусник. — Ты бы уже должен знать, что мне приходится немножко их умасливать. Видишь ли, я тут вроде Бога Отца, ты — мой приносимый в жертву Сын, а читатель — Дух Святой, который все объединяет и всем движет. Можешь сколько угодно ненавидеть мою книгу — ты ее не покинешь, пока я не отпущу. Но если ее возненавидит читатель, он ее захлопнет и забудет; ты попросту исчезнешь, а я сделаюсь заурядным человеком. Мы не должны этого допустить. Потому-то я и пользуюсь случаем, чтобы все мы условились относительно развязки, и тогда между нами до самого конца не возникнет разногласий.
— Вы знаете, какой мне хочется развязки, но не соглашаетесь, — буркнул Ланарк. — Раз вам и читателям в этом мире принадлежит абсолютная власть, с ними и уславливайтесь. Мои желания не в счет.
— Это было бы правильно, но, к несчастью, читатель проникается твоими чувствами, а не моими, и если ты станешь уж очень бурно негодовать, то вместо заслуженной похвалы мне достанутся порицания. К тому и этот разговор.
Прежде всего, согласимся в принципе: длинная история жизни не может иметь счастливой развязки. Да, знаю: Уильям Блейк пел на смертном одре; один из президентов Французской республики умер от разрыва сердца, когда предавался блуду на софе у себя в кабинете; в тысяча девятьсот девяностом году в Вумбиджи. Новый Южный Уэльс, пациент зубного врача был поражен молнией, после того как получил дозу веселящего газа. Когда случается подобное, можно поверить в Бога этого реального мира, но вызвать такую картину на страницу печатного издания — фокус, на который не решится ни один артист развлекательного жанра. Можно дурачить публику тысячью различных способов, однако в том, что касается наиболее важных понятий, следует держаться правдоподобия, а самой правдоподобной смертью до сих пор является отбытие с земли на «огненной колеснице муки» (как выразился Карлайл) либо, если имеется под рукой хороший доктор, погружение в сонный дурман. Но смерть страшна одиночеством, поэтому давай пощекочем читателю нервы описанием того, как ты расстаешься с жизнью не один, а в компании. Сделаем развязку событием мирового масштаба: подобные бедствия в наши дни не редкость. В самом деле, больше всего я боюсь, что человечество сгинет раньше, чем успеет насладиться моим предсказанием этого события. Рассказ будет, как у евангелиста Иоанна, метафоричен, однако суть происходящего поймет каждый. Слушай!
Покинув эту комнату, ты не сможешь завязать контакт ни с одним чиновником или комитетом, от которого можно было бы ждать помощи. Завтра, когда ты выступишь перед ассамблеей, тебе поаплодируют, но за этим ничего не последует. Ты узнаешь, что в большей части других регионов положение такое же или еще хуже, но их лидеры все равно не готовы сотрудничать; более того, над советом тоже сгущаются тучи. Монбоддо не сможет предложить тебе ничего, кроме персонального приглашения остаться в Проване. Ты отказываешься и возвращаешься в Унтанк, где ландшафт наклонен под странным углом, часовую башню атакуют повстанцы и большая часть города охвачена пламенем. Членов комитета линчуют, Сладден бежал, ты стоишь с Римой на вершине некрополя и наблюдаешь, как по улицам, подобно теням гигантских птиц, плывут стаи ртов и пожирают по пути народ. Внезапно разражается землетрясение. Город захлестывают морские воды, низвергаются через рты в кулуары совета и института, вызывая повсюду короткие замыкания. (Звучит запутанно: я еще не продумал детали.) Как бы то ни было, прежде чем навсегда закрыть глаза, ты видишь, как статуя Джона Нокса — символ тирании разума, символ несгибаемой мужественности, которую поколеблет смерть, но не нежность, — вместе с колоннами опрокидывается в волны, а те текут себе дальше, как текли уже… очень много лет. Ну, как тебе такая развязка?
— Ни к черту. Я, конечно, не так начитан, как ты, — времени не было, — но на третьем десятке, посещая публичные библиотеки, листал научную фантастику: в доброй половине этих книг встречаются подобные сцены, обычно ближе к концу. Эти банальные картины гибели мира не доказывают ничего, кроме умственного убожества тех, кто не способен измыслить ничего лучшего.
Фокусник приоткрыл рот, вылупил глаза и залился краской. Начав с пронзительного шепота, он очень скоро заревел во всю глотку:
— Я не пишу научную фантастику! В фантастических историях не бывает реальных людей, а мои персонажи — реальные, реальные, реальные люди! Я могу поражать своих читателей яркими головокружительными метафорами, назначение которых — сжать и ускорить действие, но это не наука, это волшебство! Волшебство! Что до банальности моей концовки, то погоди, пока в ней побываешь. Предупреждаю: мое воображение подспудно тяготеет к катастрофам; ты понятия не имеешь, каких дров наломает мой творческий дар, трудясь над такой темой, как РАЗВЯЗКА.
— Что будет с Сэнди? — холодно спросил Ланарк.
— Каким таким Сэнди?
— С моим сыном. Фокусник сделал большие глаза.
— У тебя нет сына.
— У меня есть сын Александр, родившийся в соборе.
Фокусник со смущенным видом зарылся в бумаги, лежавшие на кровати, и наконец извлек из них одну.
— Не может быть, погляди сюда. Это краткое содержание девятой или десятой главы, которую я еще не написал. Прочти ее и поймешь, что Рима никак не успела бы родить ребенка в соборе. Она слишком быстро ушла к Сладдену.
— Когда ты дойдешь до собора, — холодно проговорил Ланарк, — напишешь, как она еще быстрее произвела на свет ребенка.
Фокусник выглядел расстроенным.
— Прости. Да, вижу, развязка становится для тебя особенно горестной. Ребенок. Какого возраста?
— Не знаю. Я не успеваю за твоим временем.
Помолчав, фокусник ворчливо произнес:
— Я не могу сейчас менять основной план. Почему я должен быть добрее, чем мой век? Миллионы детей, безжалостно уничтоженных в наше столетие, это… не бей меня!
Ланарк всего лишь напряг мускулы, но фокусник соскользнул в изножье постели и натянул на голову одеяла; постепенно они опали и разгладились на матрасе. Ланарк, вздохнув, уронил голову на руки. Тихий голосок из воздуха пропищал:
— Обещай, что не будешь драться.
Ланарк презрительно фыркнул. Одеяла поднялись, обрисовывая человеческую фигуру, но фокусник не показывался. Приглушенный тряпками голос произнес:
— У меня не было нужды прибегать к этому трюку. Одна фраза — и ты стал бы самым подобострастным моим поклонником, но тогда от нас обоих отвернулся бы читатель… Хотел бы я, чтобы ты чуточку получше относился к смерти. Она хороший хранитель. Не будь ее, самые замечательные вещи превращались бы постепенно в фарс; убедишься сам, если будешь настаивать, чтобы я надолго продлил твою жизнь. Но я отказываюсь обсуждать с тобой семейные дела. Обращайся с ними к Монбоддо. Уходи, пожалуйста.
Ланарк взял портфель и поднялся на ноги.
— Едва придя сюда, я сказал, что разговор с тобой — это пустая трата времени. Я был не прав?
Приблизившись к двери, Ланарк услышал бормотание, по-прежнему приглушенное одеялами.
— Что?
— …Познакомиться с чернокожим по имени Мултан…
— Я слышал это имя. Где?
— …может быть полезно. Внезапно пришло в голову. Вероятно, нет.
Ланарк обогнул картину, изображавшую каштан, открыл дверь и вышел.
ПЕРЕЧЕНЬ ПЛАГИАТОВ составленный Сидни Уоркмена
(на полях страниц Эпилога)
В данной книге имеются три вида литературных краж:
ЦЕЛЬНЫЕ ПЛАГИАТЫ, когда чужое произведение печатается как обособленный текст,
ВЛОЖЕННЫЕ ПЛАГИАТЫ, когда краденые слова вставлены в текст повествования,
РАСПЫЛЕННЫЕ ПЛАГИАТЫ, когда предмет плагиата — не слова, а обстановка, характеры, сюжетные линии и идеи. Ради экономии места они обозначены далее как Цепла, Влопла и Рапла.
АНОНИМ
Глава 29, фрагм. 2. Этим двустишием кончаются стихи на монументе, стоящем ныне на краю пешеходной дорожки под эстакадой на пересечении шоссе Монкленд и Катедрал-стрит, Глазго.
АНОНИМ
Глава 30, фрагм. 12. Цепла. Надпись на пирамиде из камней; болото у Стринг-роуд вблизи Блэк-Уотерфуг на острове Арран, Ферт-оф-Глайд.
АНОНИМ
Глава 43. Речь Озенфанта. Цепла первой строфы среднеанглийской эпической поэмы «Гавейн и Зеленый Рыцарь», за исключением строк 3–4: «Вернейший из воинов, обвинен в вероломстве, / Пойман сетями измены, суду подвергся» (перевод также анонимный).
БЕНЬЯН, ДЖОН
Глава 9, фрагм. 10. Цепла первого фрагмента «Повествования о священной войне Шаддаи с дьяволом за возвращение мирового владычества; или о потере и новом обретении града Души Человеческой».
БЕРНС, РОБЕРТ
Человечность и лирический рационализм поэзии Роберта Бернса не оказали на эту книгу никакого влияния — самый печальный факт из всех, что выявились при отыскании источников.
БЛЕЙК, УИЛЬЯМ
Глава 19, фрагм. 1. Влопла стихотворения «Ком Глины и Камушек» из «Песен опыта».
Глава 35, последний фрагм. Влопла. Ритчи-Смоллет цитирует «Маленького бродяжку» из «Песен опыта».
БОГ
Глава 6, фрагм. 11,12,13,14. Очищение путем проглатывания — Рапла из драмы в стихах «Иона». (См. также ДИСНЕЙ и ЮНГ.)
БОЙС, КРИСТОФЕР
Глава 38, фрагм. 16. Встреча «мощного красного кабриолета» и мотоциклистов является Влоплой из рассказа «Огнестрельный почерк».
БОРХЕС, ХОРХЕ ЛУИС
Глава 43, речь Озенфанта. Цепла из короткого эссе «Варвар и город».
БРАУН, ДЖОРДЖ ДУГЛАС
В книгах 1 и 2 содержится много реминисценций из романа «Дом с зелеными ставнями», где строгая отеческая опека доводит слабохарактерного юношу до страха перед бытием, галлюцинаций и, наконец, до преступления.
ВОННЕГУТ, КУРТ
Глава 43, речь Монбоддо.
Описание земли как «влажной и плодородной сине-зеленой планеты» взято из романа «Завтрак для чемпионов».
ВУЛФ, ТОМ
Глава 41. фрагм. 6. Истерический картежный жаргон в данном разделе — это Влопла из введения в сборник «Новая журналистика».
«ГАРДИАН»
Глава 36, фрагм. 8. Газетная выдержка представляет собой неточную Цеплу финансового отчета из Вашингтона, 9 июля 1973 г.
ГЕЙНЕ, ГЕНРИХ
Глава 34, фрагм. 6. «Урчанье и воркотанье, вопли, вздохи, рев, клекот, визг, брюзжанье, жалобы» и т. д. содержит Влоплу из адского шума, описанного в первой главе «Reisebilder» («Путевые картины», в переводе Лиланда).
ГЁТЕ, ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ, ФОН
Глава 35, фрагм. 1. «Wer immer strebend» и т. д. — из драмы в стихах «Фауст», хор ангелов, акт V, сцена VII. Байард Тейлор переводит это как «Whoe'er aspires unweariedly is not beyond redeeming», Джон Анстер — как «Him who, unwearied, still strives on / We have the power to save» и Хоптон Апкрафт — как «It's a great life / If we don't weaken».
Эпилог, фрагм. 1. «Я часть той части, которая некогда была целым» — Рапла из речи Мефистофеля в «Фаусте», акт I, сцена III: «Ich bin ein Theu des Theus. der Angangs alles war».
ГЛАШАН, ДЖОН
Глава 38, фрагм. 13. Щелчки в голове у мисс Мейхин — Влопла. Сравни «Песнь щелчков» из «Уховерток над горами», которую поет хор Социальных Работников в «Празднестве великого денатурата».
ГОББС, ТОМАС
Книги 3 и 4 — Раплы «Левиафана», демонической метафоры Гоббса, которая начинается словами: «Ибо искусством создан тот великий Левиафан, который называется Республикой, или Государством (по-латыни — Civitas), и который является лишь искусственным человеком». Государство или племя, представленное в виде одного человека, — прием старый как мир: им пользуется Плутарх в жизнеописании Кориолана; однако Гоббс намеренно прибегает к образу чудовища. Его государство принадлежит к тому же роду, что и монстр, сотворенный Франкенштейном, — механический, но живой; своих мыслей не имеет, однако действует под руководством изобретательного ума; душой и телом неуклюж, но полон сил, полученных у тех, кто принужден питать его утробу, то есть рынок. На известном титульном листе изображено государство, грозящее всему миру воинственными и религиозными символами. Гоббс присваивает ему имя из драмы в стихах «Иов», где Бог описывает Левиафана как огромного водного зверя, любимое Свое творение, ибо «он царь над всеми сынами гордости». Автор «Кита» считал его родичем своего героя. (См. МЕЛВИЛЛ.)
ГОЛДИНГ, УИЛЬЯМ
См. примечание 6.
ГУДМЕН, ЛОРД
Глава 38, фрагм. 9. «Жадность — не подарок, но зависть в сто раз хуже». Несколько расплывчатая Влопла из речи адвоката большой компании, который сравнивает тех, кто борется за дивиденды, с теми, кто борется за жалованье, и отдает моральное предпочтение первым.
ДЖОЙС, ДЖЕЙМС
Глава 22, фрагм. 5. Монолог начинающего художника, обращенный к снисходительному приятелю-студенту, является весьма приблизительной Раплой подобных монологов в «Портрете художника в юности».
ДИСНЕЙ, УОЛТ
В книге 3 изменившаяся рука Ланарка и превращение людей в драконов — Рапла. Сравни выросший нос героя и превращение плохих мальчиков в ослов в фильме «Пиноккио». То же относится к процессу очищения путем проглатывания в последних фрагментах 6-й главы. (См. также БОГ и ЮНГ.)
ЗОРОАСТР
Глава 50, фрагм. 1, 3, 5, 7, 9, 11,13,15,17,19,21,23,25,27, 29,31 — пикантные отрывки, натасканные из греческих сивиллиных апокрифов, которые издал Гермипп и перевел Фридрих Ницше, исключая: цветущую поляну Сибмы всю в винограде и Элеале до асфальтовых заводей; солнце, ветер и бьющиеся о берег волны; триумф Галатеи и ее брак с Грантом; падение Кокквигруэса; смеющуюся капитуляцию Бога; цветение ярко-серого чертополоха; строительство Нефелококуджи; жаворонков, лютни, виолончели, фиалки и сосуды добродушного гнева; бесплотные речные трамваи на Клайде; счастье и хорошую работу Эндрю; возвращение Коултера, приход Макалпина и воскресение Эйткена Драммонда; обожествление и коронацию Девы ЭмиАнниМорыТрейси Катрины Вероники Маргарет Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Инге Мариан Бет Лиз Бетти Даниэль Энджел Тины ДжанетКейт; здоровую банальность в конце и нахождение под оболочкой гладкого как шелк тебя — все прочее является Цеплами, Влоплами. Раплами из «Бракосочетания рая и ада», переведенного Уильямом Блейком и Уильямом Тернером на язык ясных образов и величественных перспектив для блага всех, кто изготавливает вещи полезные и приятные.
ИБСЕН, ГЕНРИК
Книги 3 и 4 многим обязаны драме в стихах «Пер Гюнт», где взаимодействуют мелкобуржуазная вселенная и мистические области, пародирующие ее и критикующие. (См. также КАФКА.)
ИМПЕРСКИЙ ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ СТРАВОЧНИК ШОТЛАНДИИ, 1871
Глава 25, фрагм. 1. Это не простая Цепла, как представляется на первый взгляд. Тут соединены выдержки из статей «Монкленд, канал» и предшествующей — «Монкленд и Киркинтиллох, железная дорога».
КАРЛЕЙЛЬ, ТОМАС
Глава 27, фрагм. 5. «Не принимаю мысли» и т. д. — Влопла юного мудреца, матери которого Экклефечан задает вопрос: «Не сходил ли на землю Господь Всемогущий и не изготовлял ли в мастерской тачки?» Идея снабжать тяжеловесную литературу соответствующим индексом взята из «Sartor resartus».
КАФКА, ФРАНЦ
Глава 39, последний фрагмент. Силуэт в окне взят из последнего абзаца «Процесса».
КВИНТИЛИАН, МАРК ФАБРИЦИЙ
Глава 45, фрагм. 5. «Форма самовыражения, уступающая только чиханью» у Гранта — Влопла из книги 11 «Institutio Oratoria» («Воспитание оратора» (лат.).) в переводе Джона Булвера в его «Хирономии».
КЕЛМАН, ДЖИМ
Глава 47. Поведение Бога и его оправдание — пространная Рапла из рассказа «Кислота»:
На этой фабрике на севере Англии в производстве использовалось много кислоты. Хранилась она в больших цистернах.
Прямо по цистернам были проложены мостки. До того, как путь сделали безопасным, в цистерну свалился молодой человек, ногами вперед. Ею отчаянные крики прокатились по всему цеху. Там было много народу, но от ужаса все приросли к месту, кроме одного старика. В одно мгновение этот старик (он был отцом юноши) схватил длинны и шест, вскарабкался наверх и ринулся по мосткам. Прости, Хьюги, сказал он. И толкнул юношу вниз, ко дну. Очевидно, ничего другого ему не оставалось, так как только голова и плечи… собственно, сохранилось от молодого человека только то, что виднелось над поверхностью.
КЕСТЛЕР, АРТУР
См. примечание 6.
КИНГСЛИ, ЧАРЛЬЗ
Большая часть «Ланарка» представляет собой пространную Раплу «Детей воды» — викторианской детской книги, которая в наши дни считается пригодной для чтения только в сокращенных версиях. «Дети воды» — это две книги в одной. Первая половина содержит полуреалистичный, весьма сентиментальный рассказ о встрече юного трубочиста, жителя промышленных трущоб, и девочки из высших слоев общества, которая указывает ему на его неполноценность. Потрясенный, едва сознающий, что делает, трубочист карабкается на заросшую вереском возвышенность, спускается с утеса и топится в реке — глава эта похожа на концовку 2-й книги. Затем он, без памяти о прошлом, возрождается в чистилище (кое-что в нём заставляет вспомнить Дарвина, а также буддизм). Однажды герой, укравший сласти, делается подозрительным, мрачным и колючим, как морской еж! Связь с драконьей кожей очевидна. К духовному возрождению его приводит новая встреча с девочкой из высших слоев общества, которая умерла от простуды. Далее он отправляется в странствие по фантастической местности, изобилующей социальными пороками викторианской Британии. (См. также МАКДОНАЛЬД.)
КОЛЬРИДЖ, СЭМЮЭЛ ТЕЙЛОР
Глава 41, фрагм. 12. Ссылка на Бога, сирот и преисподнюю — искаженная Влопла: «Сирот проклятье с высоты / Свергает духа в ад» (Перевод H. С. Гумилева.) из «Поэмы о Старом Моряке».
Глава 26. фрагм. 11. Тепло, которое хлынуло в грудь Toy, когда он услышал сердечные слова сестры и его отпустила тяжесть, угнетавшая его после молитвы о смерти Марджори, — это Рапла. Сравни сцену, когда Старый Моряк, глядя на водяных змей, чувствует «весну любви» и освобождается тем самым от кошмара Жизни-в-Смерти из-за убийства альбатроса.
КОНРАД, ДЖОЗЕФ
Глава 41, фрагм. 6. Речь Кодака содержит рассредоточенную Влоплу: названия и существительные из романа «Ностромо».
КСЕНОФОНТ
Главы 45, 46, 47, 48, 49. Пародийные военные экспедиции в этих главах являются расширенной Раплой из «Анабасиса».
КЭРИ, ДЖОЙС
Главы 28 и 29. Раплы из романа «Из первых рук». Здесь и далее Дункан Toy представляет собой гибрид, в котором объединены Галли Джимсон (нищий художник, цитирующий Блейка, автор стенной росписи в разрушенной церкви на библейский сюжет Сотворения мира) и его бездарный ученик, выходец из рабочего класса, Ноузи Барбон.
КЭРРОЛЛ, ЛЬЮИС
Глава 41, фрагм. 3. Глоток белой радуги — Рапла. Сравни глоток из бутылочки с надписью «Выпей меня» в «Алисе в Стране чудес».
ЛЕОНАРД, ТОМ
Глава 50, фрагм. 3. «Сию минуточку, дорогуша» — Влопла из поэмы «Вуайер».
Глава 49. Заупокойная молитва генерала Александра по Риме — это Цепла из поэмы «Плацента».
ЛОКХЕД, ЛИЗ
Глава 48, фрагм. 25. Сцена, когда богиня обнаруживает андроида, это Рапла из «Штуковины»:
Я бормочу прости видя в зеркале след который должно быть оставил сейчас когда любил тебя.
Просто сказать, что это прелюбодеяние как кощунство для верующих но даже в нашей ситуации простой этикет требует любовь на обоих нас не должна оставлять следов.
Ты взята мной на время будто библиотечная книга оба мы знаем это.
Чудесно если любовь взаимна но ни ты, ни я не должны ее обнаруживать.
В отуманенном зеркале ты разглядываешь следы от моих зубов у себя на гладком плече и почти что готова вот-вот от души рассмеяться и меня уверить как если бы все это — о'кей.
Снова друзья, мы вместе в ванной до конца смываем с себя любовь.
ЛОУРЕНС, Д. Г.
См. примечание 12.
Глава 48, фрагм. 22. Андроид, косвенным путем совращающий Бога, взят из пьесы «Схема андроида».
МАКДИАРМИД, ХЬЮ
Глава 47, фрагм. 22. Замечание майора Александра, что «лучше плохие карты, чем никаких; по крайней мере, из них ясно, что земля существует» украдено из «Какой я хочу поэзии».
МАКДОНАЛЬД, ДЖОРДЖ
Глава 17. «Ключ» — это Рапла из викторианской детской книги «Золотой ключ». Путешествие Ланарка и Римы по туманной местности в главе 33 также основано на этой книге, равно как и смерть и новое рождение героя на полпути (См. также КИНГСЛИ) и прием нечаянного старения людей с непостижимой уму скоростью — за несколько печатных строчек.
МАКДУГАЛЛ, КАРЛ
Глава 41, фрагм. 1. «Ничтожный пигмей» — любимое присловье текстильщика в разговорной драме в стихах «Вид с крыш».
МАККЕЙБ, БРАЙАН
Глава 48, фрагм. 2. Директор школы на Марсе взят из рассказа «Пернатые хористы».
МАККЕЙГ, НОРМАН
Глава 48, фрагмент 22. Рукописная гадюка взята из поэмы «Движения».
МАКНИКЕЙЛ, АОНГАС
См. НИКОЛСОН, АНГУС.
МАНН, ТОМАС
Глава 34, фрагм. 6. «Урчанье и воркотанье, вопли, вздохи, рев, клекот, визг, брюзжанье, жалобы» и т. д. содержит Влоплу из рассказа дьявола об адском шуме в романе «Доктор Фаустус» (перевод X. Т. Лоу-Портера).
МАРКС, КАРЛ
Глава 36, фрагм. 3 и 4. Пространные разглагольствования Гранта — Рапла из пагубной теории, изложенной в «Капитале», согласно которой в основе истории лежит классовая борьба.
МЕЙЛЕР, НОРМАН
См. примечание 6.
МЕЛВИЛЛ, ГЕРМАН
См. примечание 12.
МИЛЬТОН, ДЖОН
См. примечание 6.
МОНБОДДО, Лорд
Глава 32, фрагм. 3. Обращение к Джеймсу Бернетту, лорду Монбоддо. показывает слабость «Ланарка» в том, что касается сюжета и аллегорий. По-видимому, институт представляет собой официальную науку, которая начиналась с древних жрецов и афинской академии, была монополизирована католической церковью и затем раздроблена между университетами и исследовательскими учреждениями. Но если «совет» изображает власти, то наиболее поразительное объединение совета и института случилось в 1662 году, когда Карл II разрешил учредить Королевское общество содействия искусствам и наукам. Джеймс Бернетт из Монбоддо принадлежал к Эдинбургскому корреспондентскому обществу, которое поддерживало науку неофициально, пока в 1782 году не получило соответствующие полномочия от монарха. Он был членом Сессионного суда, другом короля Георга и эрудированным метафизиком, верил в сатиров и русалок, но единственным, что уберегло его имя от забвения, оказалась инвектива против его теории о происхождении человека от обезьяны, которая содержится в «Жизни Джонсона» (Босуэлл). Заимствуя имя лорда Монбоддо и присваивая его династии научных цезарей, автор руководствовался, несомненно, шотландским шовинизмом и любовью к звучным названиям. Более удачным олицетворением власти, науки, ремесел и религии послужил бы Роберт Бойль, сын графа Корка и отец современной химии. Он основал Королевское общество, а кроме того, добился королевского разрешения основать Ост-Индскую компанию (будучи человеком весьма религиозным, он рассчитывал, что это поможет распространению на Востоке христианства).
НИКГУМАРЭЙД, КАТРИОНА
Как все литераторы шотландского юга, фокусник ни в малой мере не понимает родную гэльскую культуру. Преподобный Макфедрон и его окружение из главы 13 (наименее убедительной во всей книге) задуманы, очевидно, чтобы восполнить этот недостаток. Как показатель его провала я печатаю здесь настоящее гэльское стихотворение. См. также МАКНИКЕЙЛ, АОНГАС.
Nan robh agam sgian
gheanainn ás an ubhal
an grodadh donn a th'ann
a leòn's a sharaich mise.
Ach mo chreach-s' mar thà
chan eil mo sgian-sa biorach
's cha dheoghail mi às nas mò
an loibht' a sgapas armad.
НИКОЛСОН, АНГУС
См. ЧЕРНЫЙ АНГУС.
О'БРАЙЕН, ФЛЭНН
См. примечание 6.
ОРУЭЛЛ, ДЖОРДЖ
Глава 38. Лозунги на плакатах и Центр социальной стабильности — Раплы из плакатов Ангсоца и Министерства любви в книге «1984».
ПЕН, ЛИ
Книги 3 и 4 во многом связаны с классическим китайским романом «Обезьяна», эклектичным и полным юмора (первый английский перевод — Артура Уэйли), где показана связь между земным паломничеством и небесным, а также сверхъестественные адские миры, пародирующие то и другое. (См. также КАФКА.)
ПЛАТ, СИЛЬВИЯ
Глава 10. фрагм. 10. «Взметнусь на пламени кудрей и, словно воздух, пожру людей» — Влопла последнего двустишия «Леди Лазарус»; «огонь» здесь заменен «пламенем».
ПО, ЭДГАР АЛЛАН
Глава 8, фрагм. 6. «Обширные и величественные покои» — Влопла из рассказа «Падение дома Ашеров».
Глава 38. фрагм. 16. Три длинных первых предложения — Влопла из «Поместья Арнгейм». Замена «гипсовой гальки» на «жемчужную» взята у По, который описывает в «Элеоноре» водное пространство с галечным дном.
ПОУП, АЛЕКСАНДР
Глава 41, фрагм. 6. Заявление Тимона Кодака «Порядок — неба основной закон» взято из стихотворного «Эссе о человеке».
ПРИНС, ГЕНРИ ДЖЕЙМС
Глава 43. Речь Монбоддо «Встаньте со мной на солнце» — из «Писем, адресованных Г. Дж. Принсом своим братьям по христианской вере в колледже Святого Дэвида, Лампетер».
ПРОППЕР, ДЭН
Глава 28, фрагм. 15. Утверждение Макалпина о законе Проппера представляет собой искаженную Влоплу из «Предания о последнем часе»: «На тридцать четвертой минуте последнего часа открыли заново закон обратного вложения, и было объявлено, что вселенная заперта в спичечной коробке с двумя блохами-тюремщиками внутри».
РАЙХ, ВИЛЬГЕЛЬМ
Книга 3. Драконья кожа, которой заражены первые шесть глав, — это Рапла мышечной контрактуры — Райх называет ее «броней».
РЕЙД, ТИНА
Глава 48, фрагм. 15. Способ уборки постели, примененный андроидом, — Рапла «Джилла-овцевода» из «Аккуратной заправки постели».
САРТР, ЖАН-ПОЛЬ
Глава 18, фрагм. 6. Глава 21, фрагм. 12. Раплы негативных прозрений. пережитых героем «Тошноты»,
СИТУЭЛЛ, ЭДИТ
Глава 41, фрагм. 12. «Говоря исключительно как частное лицо» и многие религиозные чувства — Влоплы и Раплы из того раздела «Фасада», который начинается словами: «Не окунайся, Гордон, в Иордан».
СМИТ, У. Ч.
Глава 28. Цепла из церковного гимна «Вечный, незримый, Господи премудрый», с искаженной последней строкой.
СОНДЕРС, ДОНАЛД ГУДБРАНД
Глава 46. Миротворческие войска под командованием сержанта Александра заблокированы Богом в местности, очертания и цвета которой заставляют вспомнить «Восхождение»:
Белое — это Лох-Фионн,
С заветными уголками.
Отсюда видны подножия
Суилвена,
Белое — это Лох-Фионн.
Зеленое — это Гленканисп,
С подробностями скал.
Отсюда виден выступ
Суилвена,
Зеленое — это Гленканисп.
Голубое — это моря,
Голубое — это небо.
Отсюда видна вершина
Суилвена,
Моя сеть возвратится сверкающей.
СПЕНС, АЛАН
Глава 45, фрагм. 9. Прекрасные краски взяты из сборника «Его прекрасны краски».
ТЕККЕРЕЙ, УИЛЬЯМ МЕЙКПИС
Глава 11, фрагм. 5. Сумка и перечисленное содержимое являются плагиатами (Цеплами и Раплами) сумки фейри Блэкстик из «Розы и кольца».
ТЕРНЕР, БИЛЛ ПРАЙС
Глава 46, фрагм. 1. «Плавная структура волн» — из «Рудимента глаза».
ТОМАС, ДИЛАН
Глава 29, фрагм. 5. Содержит небольшие Влоплы и Раплы из стихотворения в прозе «Карта любви».
Глава 42, фрагм. 5. Слова, которые произносит Ланарк, когда мочится, — искаженная Влопла поэмы «Сказал старик Торчок».
ТУТУОЛА, АМОС
Книги 3 и 4. Содержат много реминисценций из «Пальмового пьянаря» — еще одной истории, где герой, отправившийся искать приключений, оказывается среди то ли мертвецов, то ли сверхъестественных существ, которые обитают в том же пространстве, что живые люди. (См. также КАФКА.)
УОДДЕЛ, П. ХЕЙТЛИ
Глава 37, фрагм. 4. Подслушанная молитва взята из псалма 23, переведенного преподобным Уодделом на южношотландский.
УЭЛЛС, ГЕРБЕРТ ДЖОРДЖ
Институт, описанный в книгах 3 и 4, — это комбинация любой крупной больницы и любого крупного университета с лондонским метро и телевизионным центром Би-би-си, но общий замысел украден из «спящий проснется» (Лондон XXI века) и «Первых людей на Луне» (подлунное царство селенитов). В свете этого замечание фокусника в эпилоге о Г. Дж. Уэллсе представляется попыткой затмить зрение критику с помощью — как это делает кальмар — чернильного залпа. См. примечание 5.
ФИТЦДЖЕРАЛЬД, Ф.СКОТТ
Эпилог, фрагм. 1. «Ты меня не любишь» и т. д. — разговор Маккиско и Розмари Хойт в спальне из 1-й книги романа «Ночь нежна».
Глава 10, фрагм. 6. «Мы много думаем о новых друзьях» и т. д. — перекликается с замечанием Дика Дайвера на пляже, обращенным к Розмари.
ФРЕЙД, ЗИГМУНД
Раплы в каждой главе. Лишь нездоровой одержимостью всеми психосексуальными комплексами из трактатов доктора Фрейда можно объяснить изобилие в романе оральных, анальных и дыхательных символов, эдиповых коллизий с взаимными подменами удовольствия и реальности, эроса и танатоса, многократное возвращение памяти к родовой травме — обозревать все это я не берусь по недостатку места. (См. также ДИСНЕЙ. БОГ и ЮНГ.)
ХАЙНД, АРЧИ
Эпилог, фрагм. 14. Профессии забойщика скота и счетовода фигурируют в романе «Родной зеленый уголок».
ХОБСБОМ, ФИЛИП
Глава 45, фрагм. 6, 7, 8. Битва между тряпичными и проволочными обезьянами — это Рапла «Обезьяньей загадки»:
У проволочной обезьянки —
локти, колени, зубы торчком.
К тряпичной можно прижаться щекой
Проволочная незваного гостя спугнет,
Тряпичная рада любому,
кто б ни пришел.
Проволочная подскажет,
не голоден ли малыш,
Тряпичная знает, когда его
скука томит.
Проволочная кормит,
проволочную можно сосать,
От тряпичной не жди молока.
Видишь, тянется к проволочной
обезьянке малыш только за пищей.
А потом отвернется, обнимет
тряпичную, просто так,
ни за что.
Когда испугается, голову
спрячет на теплой и мягкой
тряпичной груди.
Проволочную всякий ругает.
Каждому тряпичная по душе.
ЧЕЙЗ, ДЖЕЙМС ХЭДЛИ
Глава 9, фрагм. 1. Цепла двух первых фрагментов «Нет орхидей для мисс Блэндиш».
ЧЕРНЫЙ АНГУС
См. МАКНИКЕЙЛ, АОНГАС
ШЕКСПИР, УИЛЬЯМ
Книги 1 и 2 содержат много реминисценций из «Гамлета», где строгая отеческая опека доводит слабохарактерного юношу до страха перед бытием, галлюцинаций и, наконец, до преступления.
ЭВАРИСТИ, МАРЧЕЛЛА
Глава 45, фрагм. 3. «Лист не пронзай» — из песни «Латук кровоточит».
ЭЛИОТ, Т. С.
Глава 10, фрагм. 4. «Я — некая банальность, которая все время страдает» — скучная Рапла. Сравни: «И мыслю о каком-нибудь / Несчастном слабом существе» (Перевод Н. Лебедевой) — в «Прелюдах».
ЭМЕРСОН, РАЛФ УОЛДО
У Ралфа Уолдо Эмерсона ничего не заимствовано.
ЮМ, ДЕЙВИД
Глава 16, фрагм. 9. Цепла из трактата «Исследование о человеческом познании».
ЮНГ, КАРЛ
Едва ли не в каждой главе имеется Рапла из вымышленного «Ночного путешествия героя», которое описано в очаровательном, но практически бесполезном трактате «Психология и алхимия». Наиболее ясно это прослеживается в очищении путем проглатывания, конец главы 6. (См. также ДИСНЕЙ, БОГ и ФРЕЙД.) Однако герой, Ланарк, достигает не-юнговских политических высот благодаря тому, что его проглатывает гоббсовский Левиафан (см. ГОББС).
ЮР, ДЖОАН
Глава 48. фрагм. 8. В ревю «Из этого что-нибудь может выйти» жена вестового поет эту песню по-своему: «Не о чем распевать / шагая вперед / на своих двоих. / Вон — самолет, / пассажиры поют / над моей головой. / У них что-то есть — и нет у меня? / У меня что-то есть — и нет у них? / Не о чем распевать / Не о чем распевать».
ЯНГХАЗБЕНД, Полковник СТЬЮКЛИ
Глава 49, фрагм. 49. «На трамвае в кратер Везувия» — замечание, приписанное генералу Дугласу Хейгу в «Окопном юморе».
