Вчера выслушал чрезвычайно любопытное мнение о Бордене и вдобавок узнал о нем небезынтересные сведения.

Замечу, что всю неделю я не имел возможности открыть дневник, потому что выступал первым номером в лондонском мюзик-холле «Ипподром». Это огромная честь, о чем свидетельствовали не только полные сборы на всех представлениях (кроме одного утренника), но и реакция зала. Еще одно важное следствие заключается в том, что досточтимая пресса соблаговолила уделить мне некоторое внимание; вчера приходил молодой репортер из «Ивнинг стар», чтобы взять у меня интервью. Причем мистер Артур Кениг оказался не только репортером, но еще и неплохим осведомителем!

Во время нашей беседы, состоявшей из вопросов и ответов, он предложил мне высказать свое мнение о магах современности. Я добросовестно перечислил лучшие достижения своих собратьев.

– Вы не упомянули Профессора, – заметил мой собеседник, дав мне высказаться. – Разве у вас не сложилось о нем определенного мнения?

– Так уж вышло: мне недосуг было ознакомиться с его репертуаром, – уклончиво ответил я.

– Обязательно сходите! – воскликнул мистер Кениг. – У него лучший иллюзион в Лондоне!

– Неужели?

– Я ходил несколько раз, – захлебывался репортер. – У него есть один номер, правда, он исполняет его не каждый раз – говорит, это крайне изнурительно, так вот, у него есть такой номер…

– Да, я краем уха слышал, – бросил я с напускным пренебрежением. – Какие-то два ящика.

– Вот именно, мистер Дантон! Он исчезает и появляется одновременно! Никто не знает, как он это делает!

– Точнее сказать, никто, за исключением собратьев-иллюзионистов, – поправил я. – Он использует набор стандартных магических трюков.

– Стало быть, вы знаете, как это делается?

– Конечно знаю, – был мой ответ. – Но не рассчитывайте, что я открою вам точный способ…

Тут, признаюсь, я заколебался. В последние две недели меня не покидала высказанная Каттером мысль о двух близнецах, и я уже убедил себя, что он прав. Сейчас мне представилась возможность обнародовать эту тайну. Передо мной сидел жадный до сенсаций слушатель, журналист одной из крупнейших городских газет, чье любопытство уже пробудила сценическая магия. Из прошлого на меня нахлынула жажда мести, которую я всегда старался заглушить; сколько раз я себе повторял, что это слабость, которой нельзя поддаваться. Кениг, естественно, ничего не знал о моей вражде с Борденом.

Здравый смысл возобладал и на этот раз. Ни один фокусник не будет выдавать секреты другого.

В конце концов я произнес:

– Способы могут быть разными. Фокус – это всегда не то, что кажется. Путем длительных тренировок и репетиций…

При этих словах юный газетчик едва не выпрыгнул из кресла:

– Сэр, неужели вы полагаете, что он использует двойника? Все лондонские иллюзионисты словно сговорились! Я поначалу думал точно так же.

– Да, именно этим он и пользуется. – Я немного успокоился при виде такой непосредственности.

– В таком случае, сэр, – вскричал юноша, – вы заблуждаетесь, как и все остальные! Никакого двойника нет и в помине! Вот что самое поразительное!

– У него есть брат-близнец, – произнес я. – Другие возможности исключены.

– Это не так. У Альфреда Бордена нет ни брата-близнеца, ни двойника, который мог бы сойти за него самого. Я наводил о нем справки и отвечаю за свои слова. Он работает один, если не считать ассистентки, которая выходит с ним на сцену, и техника, который помогает ему в изготовлении аппаратуры. В этом отношении он ничем не отличается от других представителей профессии. У вас ведь тоже…

– Да, разумеется, у меня тоже есть конструктор, – с готовностью подтвердил я. – Однако мне нужны подробности. Ваше сообщение меня очень заинтересовало. У вас надежные источники?

– В высшей степени.

– А доказательства?

– Полагаю, вы согласитесь, сэр, – ответил Кениг, – что нельзя доказать то, чего не существует. Могу сказать одно: я провел журналистское расследование и не нашел ни единого факта в поддержку вашего мнения.

С этими словами он протянул мне тонкую пачку бумаг. Это были сведения о мистере Бордене, которые меня невероятно заинтриговали, и я попросил репортера уступить их мне.

Тут в каждом из нас взыграли профессиональные амбиции. Он твердил, что журналист не имеет права передавать результаты своих расследований третьему лицу. На это я отвечал, что даже при наличии у него полных и абсолютно правдивых сведений о Бордене их все равно не удастся опубликовать при жизни этой персоны.

С другой стороны, говорил я, будь у меня возможность провести свое собственное расследование, я мог бы впоследствии предоставить ему сведения для поистине сенсационного материала.

В результате Кениг согласился дать мне переписать фрагменты своего архива, что я тут же и сделал под его диктовку. Своими выводами он со мной не поделился; впрочем, они, по правде говоря, не представляли для меня никакого интереса. В благодарность я вручил ему пять соверенов.

Когда с этим было покончено, мистер Кениг спросил:

– Можно полюбопытствовать, сэр, какой цели вы надеетесь достичь с помощью этих сведений?

– У меня одна цель: служение магическому искусству, – решительно ответил я.

– Понятно, – кивнул он. – Хотите дослужиться до того, чтобы освоить иллюзион Профессора?

– Уверяю вас, мистер Кениг, – с холодным презрением бросил я, провожая его к выходу, – уверяю вас, что при желании мог бы исполнять этот шутовской трюк хоть каждый вечер!

Репортер ушел.

Сегодня у меня свободный день, поэтому я смог описать эту встречу. Последняя колкость Кенига не дает мне покоя. Во что бы то ни стало нужно разгадать секрет Бордена. Нет мести более сладостной, нежели побить врага его же оружием, обойти по всем статьям, оставить далеко позади.

Благодаря любезности мистера Кенига в мое распоряжение поступили ценнейшие сведения о мистере Бордене, которые мне очень пригодятся. Впрочем, они нуждаются в проверке.