Дождь перешел в снег, а снег падал и падал в течение всего вечера, пока Эндрю Уэстли и Кейт Энджер сидели у нее в доме, продолжая затянувшийся ужин. Вначале ее рассказ, казалось, не вызвал у него никакой реакции, потому что он лишь спокойно смотрел на свою кофейную чашку и вертел пальцами лежащую на блюдце ложечку. Потом он сказал, что ему нужно размяться. Пройдясь по комнате, он приблизился к окну и стал неотрывно смотреть в сад, сцепив руки на затылке и покачивая головой. За окном царила непроглядная тьма, сквозь которую – Кейт это знала – не было видно ровным счетом ничего. Главная дорога проходила ниже, причем по другую сторону дома; а по эту сторону простиралась лужайка, дальше – лес и холм, и за всем этим высился скалистый утес Кербар-Эдж. Некоторое время Эндрю не менял позы, но Кейт, сидя у него за спиной, чувствовала, что он либо закрыл глаза, либо просто уставился в темноту невидящим взором.

Наконец он сказал:

– Расскажу то, что знаю. Я потерял связь со своим братом-близнецом примерно в том возрасте, о котором вы говорите. Возможно, это объясняется теми событиями. Однако его рождение не было зарегистрировано, так что я не могу доказать его существование. Но я знаю, что он есть. Слышали, наверное, что между близнецами поддерживается некая особая связь? Это и придает мне уверенности в своей правоте. И еще я знаю, что он как-то связан с этим домом. С самой первой минуты я почувствовал здесь его присутствие. Не знаю, каким образом, и объяснить это ощущение не могу.

– Я тоже изучала архивы, – сказала она. – Брата у вас никогда не было.

– А не мог ли кто-нибудь подделать акты гражданского состояния? Такое возможно?

– Об этом я тоже думала. Если мальчик был убит, не подтолкнуло ли кого-нибудь это преступление к подделке документов?

– Не исключено. Единственное, что могу сказать определенно, – у меня не осталось никаких воспоминаний. Полная пустота. Я даже не помню своего отца, Клайва Бордена. Совершенно очевидно, что тот ребенок не имел ко мне никакого отношения. Это невозможно, и нелепо даже думать, что это был я. Должно быть, произошло какое-то недоразумение.

– Но ведь это ваш отец… Ники был его единственным ребенком.

Повернувшись к окну спиной, Эндрю прошел назад к своему стулу, стоявшему напротив ее места, по другую сторону широкого стола.

– Послушайте, – сказал он, – существует не так уж много версий. Например: этот мальчик был я, меня убили, а теперь я воскрес. Это бред, как ни крути. Другой вариант: погибший мальчик был мне братом-близнецом, и его убийца – очевидно, ваш отец – впоследствии сумел подделать официальные записи. Честно говоря, в это тоже верится с трудом. Наконец, вы могли ошибиться: ребенок вовсе не умер, и, возможно, это был я, а может, и нет. Или… все это ваши фантазии.

– Нет. Это не фантазии. Я все видела своими глазами. Кроме того, и моя мать фактически это признала. – Она взяла в руки свой экземпляр книги Бордена и открыла на странице, предусмотрительно заложенной клочком бумаги. – Есть еще одно объяснение, хотя оно столь же нелогично, как и другие. Если в тот вечер вас не убили, то, возможно, там был исполнен какой-то трюк. Штуковина, которую я видела в действии, – это сценическая аппаратура.

Она протянула книгу Эндрю, но он жестом отказался.

– Смех да и только, – заявил он.

– Но я сама это видела.

– Либо вы чего-то недоглядели, либо это произошло с кем-то другим. – Он опять взглянул на окна с незадернутыми шторами, а затем устало посмотрел на часы. – Не возражаете, если я сделаю пару звонков по мобильнику? Нужно предупредить родителей, что я задержусь. Да и в лондонскую квартиру хотелось бы позвонить.

– Мне кажется, вам лучше остаться на ночь. – По его легкой усмешке Кейт поняла, что выразилась неудачно. Ее привлекала его безобидно-грубоватая манера, но, очевидно, он был из тех мужчин, что зациклены на сексе. – Я хочу сказать, миссис Мэйкин приготовит вам гостевую комнату.

– Если потребуется.

Неловкость возникла еще до ужина. Возможно, она налила ему слишком много виски или слишком часто повторяла, что расхождения между их семьями непримиримы. А может, одно наложилось на другое. Поначалу ей было приятно, что он то и дело посматривает на нее с неприкрытым желанием, но полтора часа назад, как раз перед тем, как они сели ужинать, он недвусмысленно показал, что хотел бы достичь какого-то сближения между двумя семьями. В лице представителей последнего поколения. В каком-то смысле ей это было лестно, но она сама имела в виду совсем не то сближение. Тогда с максимальной деликатностью, на какую была способна, Кейт поставила его на место.

– Вы не боитесь садиться за руль в такой снегопад, да еще после выпитого? – спросила она.

– Нисколько.

Но Эндрю даже не поднялся со стула. Тогда она перевернула открытую книгу Бордена и положила ее на стол.

– Чего вы от меня хотите, Кейт?

– Теперь не знаю. Наверно, и раньше не знала. Думаю, когда Клайв Борден приехал к моему отцу, между ними возникла похожая ситуация. Они оба полагали, что должны уладить конфликт, даже внешне пытались что-то сделать, но так и не смогли переступить через старые распри.

– Меня интересует только одно. Мой брат-близнец где-то здесь. В этом доме. Он не идет у меня из головы с того момента, как вы показали мне дедовы записки. Он просит меня не уезжать, подойти поближе, отыскать его. Я никогда так сильно не ощущал его присутствие. Что бы вы ни говорили, что бы ни было записано в документах, я чувствую, что не кто иной, как мой брат, был привезен в этот дом в семидесятом году, и, сдается мне, он все еще здесь.

– Хотя на самом деле его не существует.

– Вот именно. Хотя его не существует. При этом мы оба знаем, что в ту ночь произошло нечто странное. Во всяком случае, так вы утверждаете.

У нее не нашлось ответа: она зашла в тупик. Это было все то же неразрешимое противоречие – несомненная смерть маленького мальчика, который, как потом выяснилось, остался в живых. Встреча с этим мужчиной, в которого вырос погибший мальчик, ничего не изменила. Перед ней сидел он самый, но прежде, в детстве, это был не он.

Она налила себе еще немного бренди, и Эндрю спросил:

– Куда мне можно пойти, чтобы позвонить?

– Оставайтесь здесь. Зимой это самое теплое место в доме. Мне все равно надо кое-что проверить.

Выходя из комнаты, она слышала, как он защелкал кнопками своего мобильного телефона. Она спустилась в главный холл и выглянула из входной двери. Снаружи лежал снежный покров толщиной с ладонь. Здесь, на защищенной деревьями аллее, снег всегда ложился гладко, но дальше, в долине, где проходила главная дорога, уже намело сугробы. Привычных звуков транспорта не было слышно. Она перешла в заднюю часть дома и увидела, что у дровяного сарая образовался снежный занос. Найдя на кухне миссис Мэйкин, Кейт попросила ее приготовить гостевую комнату.

После того как миссис Мэйкин убрала со стола, Кейт и Эндрю остались в столовой; сидя по обе стороны от горящего камина, они беседовали о том о сем: как у Эндрю случилась размолвка с подругой, как у Кейт вышел конфликт с местными властями, которые норовили оттяпать у нее кусок земли под застройку. Впрочем, особого интереса к таким разговорам она не испытывала, да и усталость давала о себе знать. Когда пробило одиннадцать, она предложила прерваться до утра.

Проводив Эндрю в гостевую спальню, она объяснила, где находится его ванная. К некоторому ее удивлению, новых предложений с его стороны не последовало. Он поблагодарил ее за проявленную заботу, пожелал спокойной ночи – и все.

Кейт вернулась в столовую, где оставила кое-какие бумаги прадеда. Они уже были аккуратно сложены в стопку – наверное, сказывалась наследственная черта, не позволяющая ей разбрасывать документы как попало. Нередко ей хотелось сделаться беспечной, небрежно-свободной, но это было противно ее природе.

Подвинув кресло поближе к камину, она подставила ноги ровному теплу и подбросила в огонь еще одно полено. Теперь, когда Эндрю отправился на ночлег, ей почему-то расхотелось спать. Взбудоражил ее не столько сам гость, сколько долгий разговор, перетряхивание всех этих воспоминаний детства. Но, дав им выход, она словно очистилась, выпустила накопившиеся ядовитые пары, и ей стало легче.

Сидя у огня, она думала об этой давней истории и, по многолетней привычке, старалась постичь ее смысл. В душе по-прежнему гнездился страх. Но все заслонял собою тот маленький мальчик, заложник прошлого, которого Эндрю называл своим братом.

Эти размышления прервало появление миссис Мэйкин, и Кейт попросила заварить ей на ночь кофе без кофеина. Потягивая горячий напиток, она прослушала ночные новости на Радио-4, потом передачу Всемирной службы Би-Би-Си. Бессонница не отступала. Гостевая спальня, отведенная Эндрю, располагалась прямо у нее над головой. Ей было слышно, как он беспокойно ворочается на старой кровати. Кейт знала, какой там холод. В детстве это была ее спальня.