Айзек Сакс смотрит вниз, на прозрачное утро Пенсильвании. В лабиринты пригородов из особнячков красного дерева и шелковых лужаек вправлены бирюзовые бассейны. Иллюминатор реактивного самолета, принадлежащего корпорации, холодит ему лицо. В шести футах прямо под его сиденьем, в багажном отсеке, стоит чемодан с достаточным количеством «Си-4», чтобы обратить самолет в метеор. «Итак, — думает Сакс, — ты повиновался своей совести. Теперь отчет Сиксмита попал к Луизе Рей. — Он как можно подробнее вспоминает ее лицо. — Что же ты чувствуешь — сомнение? Облегчение? Страх? Правоту?

Предчувствую, что никогда ее больше не увижу».

Альберто Гримальди, человек, которого он провел, смеется какому-то замечанию своего адъютанта. Проходит стюардесса с подносом, на котором позвякивают бокалы с выпивкой. Сакс углубляется в свою записную книжку и пишет в ней следующие фразы:

Экспозиция: Соотношение между реальным прошлым + виртуальным прошлым может быть проиллюстрировано хорошо известным общеисторическим событием, например гибелью «Титаника». Катастрофа, как она произошла в действительности, погружается во мрак, поскольку ее свидетели умирают, документы гибнут + останки корабля разлагаются в пучине Атлантики. Однако виртуальная гибель «Титаника», воссозданная на основе переработанных воспоминаний, бумаг, слухов и домыслов — то есть, одним словом, веры, — ставится все «правдивее». Реальное прошлое хрупко, во всех отношениях смутно + к нему все труднее получить доступ + оно все менее поддается реконструкции, в противоположность чему виртуальное прошлое гибко, во всех отношениях ярко + его все труднее опровергнуть/выставить мошенничеством.

Настоящееоказывает давление на виртуальное прошлое, чтобы последнее ему служило, обеспечивая доверие к его мифологии + легитимность для навязывания своей воли. Власть стремится к праву + является правом «благоустраивать» виртуальное прошлое. (Тот, кто платит историку, заказывает музыку.)

Симметриятребует также реального + виртуального будущего. Мы воображаем, что будет представлять собой следующая неделя, следующий год или год 2225-й, — это виртуальное будущее, созданное желаниями, пророчествами + снами наяву. Это виртуальное будущее может влиять на реальное будущее, как в сбывающемся пророчестве, но реальное будущее затмит наше виртуальное будущее с той же неизбежностью, с какой завтра затмевает сегодня. Подобно Утопии, реальное будущее + реальное прошлое существуют только в туманном отдалении, где они для всех равно бесполезны.

Вопрос: Имеется ли значимое различие между одним подобием дыма, зеркал + теней — реальным прошлым — и другим таким подобием — реальным будущим?

Единая модель времени: бесконечная матрешка раскрашенных моментов, каждая «оболочка» которой (настоящее) заключает в себе гнездо «оболочек» (предыдущих настоящих), которые я называю реальным прошлым, но которые мы воспринимаем как виртуальное прошлое. Точно так же матрешка «сейчас» заключает в себе гнездо настоящих, которым предстоит быть и которые я называю реальным будущим, но которые мы воспринимаем как виртуальное будущее.

Пропозиция: Я влюбился в Луизу Рей.

Детонатор срабатывает. «Си-4» воспламеняется. Огненный шар обволакивает самолет. Металл, пластик, проводка, пассажиры, их кости, одежда, записные книжки и мозги теряют свои определения в языках пламени температурой свыше 120 °C. В обоих наших прошлых — реальном и виртуальном — нерожденные и умершие существуют едино. Теперь начнется разветвление двух этих прошлых.