— Трагический изъян Айзека Сакса, — анализирует Айзек Сакс двумя часами позже, разваливившись на стуле в «фонаре» напротив Луизы, — состоит в следующем. Он слишком труслив, чтобы быть воином, но недостаточно труслив, чтобы лечь и перевернуться на спину, как хорошая собачка.

Его слова оскальзываются, словно Бэмби на льду. На их столике стоит почти пустая бутылка вина. Бар опустел. Сакс не может вспомнить, когда в последний раз он был так пьян или когда был вот так расслаблен и напряжен в одно и то же время: расслаблен, потому что умной молодой женщине хорошо в его обществе; напряжен, потому что готов вскрыть фурункул на своей совести. Сакс испытывает путаное изумление: его влечет к Луизе Рей, и он болезненно сожалеет о таких вот обстоятельствах их знакомства. Женщина и репортер все время переливаются одна в другую.

— Давай переменим тему, — говорит Сакс. — Твоя машина, твой, — он воспроизводит акцент голливудского эсэсовца, — твой «фольксваген». Как его зовут?

— Откуда ты взял, что у моего «жука» есть имя?

— Все владельцы «жуков» дают своим машинам имена. Но только, пожалуйста, не говори, что это Джон, Джордж, Пол или Ринго. — «Господи, Луиза Рей, как же ты красива!»

— Ты будешь смеяться, — говорит она.

— Не буду.

— Будешь.

— Я, Айзек Каспер Сакс, торжественно клянусь не смеяться.

— Да уж, лучше не смеяться, если у тебя второе имя Каспер. Это Гарсиа.

Они оба беззвучно трясутся, пока не разражаются смехом. «Может, я тоже ей нравлюсь, может, она не только делает свою работу».

Луиза набрасывает на свой смех лассо и укрощает его.

— И это все, чего стоят твои клятвы?

Сакс делает жест mеа culpa и утирает глаза.

— Обычно они длятся дольше. Не знаю, почему это так смешно, я имею в виду, Гарсиа, — он фыркает, — не такое уж и смешное имя. Однажды я был на свидании с девушкой, которая называла свой автомобиль Росинантом, вот тебе крест.

— А мой так назвал один приятель, бывший Безумный Битник. В честь, знаешь, Джерри Гарсиа, из «Грейтфул Дэд». Он оставил его возле моего общежития, когда в двигателе вылетела прокладка. Примерно в то время, когда он меня бросил ради заводилы девочек-болельщиц. Паршиво, но правдиво.

— И ты не угостила эту машину паяльной лампой?

— Но ведь Гарсиа не виноват, что его прежний хозяин был обманщиком и потаскуном.

— Должно быть, тот парень просто спятил.

Сакс не собирался этого говорить, но ему не стыдно, что он это сказал.

Луиза Рей кивает со снисходительной признательностью.

— Как бы там ни было, а имя «Гарсиа» этой машине подходит. Отрегулировать ее невозможно, скорость норовит сменить по своему усмотрению, разваливается на мелкие кусочки, багажник не закрывается, масло течет, но дух она все равно не испускает.

«Вернись-ка к теме, — думает Сакс. — Не будь дураком, вы же не дети».

Они смотрят, как в лунном свете разбиваются буруны. «Скажи».

— На днях, — его голос чуть слышен, и он чувствует тошноту, — ты что-то искала в комнате Сиксмита. — В сумраке кажется, что уши у обоих встали торчком. — Так ведь?

Луиза оглядывается, не подслушивает ли кто, и говорит очень тихо.

— Как я понимаю, доктор Сиксмит написал некий отчет.

— Руфусу пришлось работать в очень тесном контакте с командой, которая разрабатывала и строила эту штуковину. То есть со мной.

— Тогда ты знаешь, каковы были его заключения?

— Мы все это знаем! Джессопс, Мозес, Кин… все они знают.

— Об ошибке в конструкции?

— Да.

«Ничего не изменилось, за исключением всего».

— И насколько тяжелы будут последствия аварии?

— Если доктор Сиксмит прав, последствия ее будут гораздо, гораздо более чем тяжелы.

— Почему же Суоннекке «Би» просто не закроют на время дальнейших исследований?

— Деньги, власть, обычные подозрения.

— Ты согласен с выводами Сиксмита?

«Осторожно».

— Я согласен, что имеется существенный теоретический риск.

— На тебя давили, чтобы ты держал сомнения при себе?

— На всех ученых давили. И все согласились. Кроме Сиксмита.

— Кто, Айзек? Альберто Гримальди? Это идет с самого верха?

— Луиза, что ты сделаешь с копией отчета, если она попадет в твои руки?

— Как можно скорее предам ее гласности.

— А ты осознаешь…

«Не могу этого сказать».

— Осознаю ли, что люди в верхних эшелонах предпочтут увидеть меня мертвой, чем реактор «ГИДРА» дискредитированным? В настоящее время я только это и осознаю.

— Я не могу ничего обещать.

«Господи, до чего ничтожно».

— Я стал ученым, потому что… это подобно вымыванию золота из мутной речушки. Правда — это золото. Я… я не знаю, что мне делать…

— Журналисты копаются в столь же мутных речушках.

Над водой серебрится луна.

— Поступай, — говорит наконец Луиза, — так, как не можешь не поступить.