Джо Нейпир плывет в стремительном потоке.

Перед его померкшим взглядом парит призрак Билла Смока.

Он сам уже более чем наполовину умер.

Снова, сминая безмолвие, приходят слова. «Он убьет ее».

«Этот тридцать восьмой у тебя в кармане».

«Я исполнил свой долг. Бога ради. Я умираю».

«Эй. Ступай и расскажи Лестеру Рею о долге и умирании».

Правая рука Нейпира дюйм за дюймом подбирается к пряжке. Он не может понять, то ли он младенец в люльке, то ли мужчина, умирающий в своей постели. Ночь на исходе, нет, жизнь. Нейпиру часто хочется поддаться отливу, но рука его отказывается забывать. Рукоять пистолета ложится ему в ладонь. Его палец входит в стальную петлю, и его намерение озаряется вспышкой ясности. «Спуск, да, вот он. Вытяни ее. Теперь медленно…

Наведи пистолет». Билл Смок всего в нескольких ярдах.

Спусковой крючок не поддается указательному пальцу — затем вспышка, сопровождаемая невероятным грохотом, отшвыривает Билла Смока назад, и руки у него дергаются, как у марионетки.

Четвертое с конца мгновение жизни Джо Нейпира: он посылает вторую пулю в марионетку, силуэт которой выхвачен звездами. К нему приходит непрошеное слово — Сильваплана.

Третье с конца: тело Билла Смока скользит на пол каюты.

Второе с конца: встроенные электронные часы перепрыгивают с 21.57 на 21.58.

Глаза Нейпира закатываются, новорожденный солнечный свет наискось пробивается сквозь древние дубы и танцует на затерянной реке. «Смотри, Джо, цапли».