Я уже опаздывал, и расстояние до здания, где располагались офисы доктора Ким и нашего семейного консультанта доктора Фахейда, решил преодолеть не пешком, а на машине. На бегу разворачивая свой сон, я влетел в холл, где наткнулся на выходящую из лифта даму. Я уставился в свой сон, как школьник перед экзаменом, но дама сделала шаг в сторону и сказала:

«Здравствуй, Брет». Я поднял глаза и уставился в продолговатое сорокалетнее лицо с расплывчатым отпечатком иберийского происхождения, на ее редкие темные волосы и кривую улыбочку. С целой стопкой книжек и разных папок в руках она терпеливо дожидалась, пока я закончу щуриться, прикидывая, кто ж она такая.

На это потребовалась минутка.

– А, доктор Фахита, здравствуйте, – с облегчением сказал я.

Она отозвалась не сразу.

– Доктор Фа-хей-да.

– Доктор Фа-хей-да, – собезьянничал я, – конечно. Как дела?

– Все в порядке. Могу ли я надеяться, что увижу вас и вашу жену на следующей неделе?

– Да, и на этот раз мы придем вместе, – пообещал я.

– Отлично. Тогда до встречи. – И она медленно отчалила, а я запрыгнул в лифт.

Семейный консультант появился, когда сексуальные отношения в нашем браке достигли критически низкого уровня. Я признавал за собой ответственность за такое положение, и чувство вины привело меня вслед за Джейн к доктору Фахейда. Еще в июле, когда я только переехал, сексом мы занимались лишь раз в неделю, и, хотя Джейн старалась склонить меня к более частым отношениям, в большинстве случаев она обжигалась и скоро оставила все попытки. А я не мог выяснить причину снижения интереса с моей стороны.

Джейн, когда-то привлекавшая меня настолько, что даже сетовала на обилие секса, теперь вызывала совсем другие ассоциации, далекие от образа сексапильной подружки. Теперь она была жена, мать, моя спасительница. Но где же тут повод для прогрессирующего целибата? («Вот уж действительно – пойди-отыщи», – часто нашептывал темный голосок из глубины сознания.) Лежа на громадной кровати посреди темной спальни, за запертой дверью и задернутыми шторами, с обмякшим членом, недвижно пристроившимся на бедре, я просто выдумывал сколько-нибудь подходящий повод: усталость, стресс, книга, естественный прилив-отлив желания, антидепрессанты; я даже намекал на сексуальные травмы детства. Она с трудом сдерживала обиду. Я старался скрыть свой стыд, но мое смущение спровоцировало в ней огромное чувство вины – как же, она сомневалась в моих мужских достоинствах, – и она уж сама была не рада, что стала продавливать эту тему. Она все время спрашивала, нахожу ли я ее привлекательной, и я так же регулярно уверял ее, что да. Я гордился, что Джейн Деннис – моя жена.

Для миллионов мужчин образ молодой кинозвезды был чрезвычайно притягательным и сексуальным. При этом секс с ней таинственным образом стал ужасно пресным и случался все реже. У меня больше не стоял на нее, как бывало раньше, и я пытался смягчить пилюлю отговорками мутного характера, общими местами, подслушанными в ток-шоу «У Опры». «Подумай, Джейн, неужели секс важнее детей или карьеры? – спросил я однажды ночью. – По мне, так у нас все в порядке». В темноте послышался ее вздох. «Если секса сейчас нет, это же не значит, что у нас нет друг друга», – мягко произнес я (той ночью я впервые отправился спать в гостевую). На встречах с нашим «семейным консультантом» продолжились поиски и догадки.

Может, у меня снижен уровень тестостерона? Я сдал анализы: уровень в норме. Я стал принимать растительные пищевые добавки. Виагру пришлось исключить, поскольку у меня был пролапс митрального клапана: из-за таблеток могла развиться легкая сердечная патология. Оставался выбор между левитрой и циалисом. «Ведь я не импотент!» – хотелось крикнуть мне. И тем не менее я проявлял «индифферентность», был не готов к «взаимным обязательствам», упирался в своем «негативизме». Я способствовал созданию «нестабильности в отношениях». Я лишь «обострял противоречия». Меня обвиняли в «ненадежности». (Джейн, в свою очередь, старалась «избежать отчуждения», хотя и признавала за собой неспособность «разграничить зоны ответственности».) Нам предписали завести няньку, оставлять друг другу провокационно-соблазнительные записочки, притвориться, что мы еще не женаты, снять номер в отеле, планировать интимную жизнь и соблюдать это расписание. Однако к концу сентября наши сексуальные отношения находились в глубоком ступоре, и тогда я начал понимать почему. Теперь у причины было имя: Эйми Лайт.

«Самое удивительное и печальное» в нашем браке, утверждала Джейн, – то, что она все еще меня любит.

Глубоко вздохнув, я вошел в кабинет доктора Ким. Дверь была открыта, и, поджидая меня, она просматривала «Нью-Йорк ревью ов букз». Она подняла глаза – и на ее крохотном темнокожем пытливом лице изобразилась сдержанная улыбка.

– Простите за опоздание, – сказал я, закрывая за собой дверь, и бухнулся в кресло напротив нее.

Кабинет был оформлен очень спокойно и никак не выдавал вкусов хозяйки, что всегда помогало мне расслабиться перед началом наших сессий, однако сегодня она рванула с места в карьер, и ее все возрастающее беспокойство относительно моих «злоупотреблений» вскоре стало основной темой разговора. Причиной, возможно, послужили бумажные носовые платки, к которым я то и дело прикладывался, и кровавые сопли, выдуваемые моим воспаленным измученным носом. Потом она перевела разговор на Робби и спросила, утихло ли мое негодование по поводу его появления на свет, а затем мы перешли на Джейн, и она поинтересовалась, какие же у меня на самом деле намерения относительно нее, и тут уже терпение мое иссякло, потому что происходящее стало напоминать допрос, который я был вынужден прервать. На ладони она держала блокнот и всю дорогу что-то порывисто писала.

– Послушайте, я здесь только потому, что обещал своей жене попробовать – вдруг поможет, и вот я пришел за помощью, а не для того, чтобы мне читали нотации, как, мол, я впустую трачу чье-то время, о'кей? – И я потянулся за очередной таблеткой и высморкался, отчего салфетка стала переливаться красным.

– Так зачем вы пришли, мистер Эллис?

– Меня преследуют страхи, ну и соответствующие неврозы.

– О чем ваши страхи?

– Ну… авиакатастрофа… террористы… – Я помолчал и добавил уже совершенно искренне: – Пропавшие мальчики.

Она выпрямилась в кресле.

– Мистер Эллис, на вашем месте я бы больше боялась цирроза печени, чем авиакатастроф. – Она вздохнула, что-то пометила в блокноте и тем же тоном продолжила: – Итак, вам что-нибудь снилось?

– Еще бы, – ответил я, стараясь скрыть свое нежелание отдавать ей распечатку.

Доктор Ким пробежалась по строчкам, впопыхах набранных этим утром, пока, добравшись до какого-то предложения, не побледнела и не уставилась на меня. Я скромно любовался небольшим кактусом на полке, что-то бессознательно мурлыча себе под нос.

– Мне кажется, это не настоящий сон, мистер Эллис, – с подозрением глянула она на меня. – Вы, наверно, выдумали этот сон.

– Да как вы смеете! – Я возмущенно выпрямился и, приняв позу, понял, что в этом кабинете она уже стала для меня привычной.

– Вы хотите, чтоб я поверила, что это настоящий сон? – Она перевела взгляд на листок. – Окунь с огромной пастью погнался за вами в бассейне, вы скрылись от него в гидроплане и тут уже летите бизнес-классом, а на борту самолета написано имя вашего отца?

– Это мое подсознательное, доктор Ким. – Я пожал плечами. – А описываемые события вполне сойдут за причины моих истинных тревог. – Я вздохнул и сдался.

– Вы не сообщили жене, что снова употребляете наркотики, – сказала она.

– Нет, – я снова вздохнул и отвел глаза, – но она и так знает. Все знает.

– Вы до сих пор спите на диване?

– Это гостевая спальня! Я сплю в гребаной гостевой! На нашем гребаном диване невозможно спать.

– Мистер Эллис, кричать нет необходимости.

– Послушайте, – вздохнул я, – вписаться в этот мир оказалось очень непросто, и обязательства, которые на тебя накладывает положение мужчины, хозяина в доме или как там оно, действуют на меня угнетающе, как, впрочем, и тот факт, что – да, я снова употребляю, но только чуть-чуть, и выпиваю, совсем понемножку, и мы с Джейн, верно, не занимаемся сексом, а я завел интрижку с девушкой из колледжа, а другой студент, кажется, строит из себя персонажа одного из моих романов, а дочка Джейн, по-моему, совсем свихнулась, ей кажется, что на нее нападает ее ожившая игрушка, кроме того, она все время зовет меня папой, а Харрисон Форд хочет, чтоб я написал для него сценарий, и мне все время приходят эти безумные мейлы из Лос-Анджелеса, и это вроде как-то связано с моим отцом, и от этих пропавших мальчиков у меня душа в пятках, и все вместе это приводит к чудовищным конфликтам в моей психике… – Я запнулся. – Да и наш золотистый ретривер терпеть меня не может, – глубокий вздох, – так что не волнуйтесь, забот у меня хватает.

Тут я потянулся за листком, который она держала в руках:

– Отдайте-ка мне это.

Она не выпускала страничку и пялилась на меня. Я тянул на себя. Она не уступала. Наши взгляды замкнуло. В итоге я откинулся назад, тяжело дыша.

Она терпеливо выдержала паузу.

– Мистер Эллис, основная цель ваших визитов – это найти способ поближе узнать своего сына. Это важно. Это необходимо. Чтобы наладить связь с вашим сыном.

– Ну, с этим я практически разобрался. – Ничего лучше мне не придумалось.

– Не думаю.

– Почему же?

– Потому что в этом кабинете вы не сказали о нем ни слова.