Кружась все шире в ветреной спирали,
Сапсан услышит властный зов едва ли.
Все рушится; не держит середина,
Анархия — в миру; и, как лавина.
Безудержен прилив кроваво-темный,
И чистота повсюду захлебнулась.
В безверии все лучшее, и в страстном
Всё худшее трепещет напряженье.
Конечно, откровенье недалеко;
Пришествие Второе — недалеко.
Пришествие! Едва лишь это слово
Произнеслось, как необъятный образ,
Рожденный Людским Духом, взор встревожил:
В пустыне — львинотелая фигура,
С обличьем человеческим, со взглядом
Пустым, безжалостным, как солнце, водит
Медлительными бедрами; вокруг
Нее мелькают тени злобных птиц.
И снова тьма. Но мне теперь известно,
Что двадцать в дреме каменной столетий
Превращены в кошмар у колыбели;
И что за страшный зверь, чей час уж пробил,
Влачится к Вифлеему быть рожденным?
(Перевод Бориса Лейви)