Книга: Бен среди людей
Назад: ***
Дальше: ***

***

Бен шел по улице — точнее сказать, ноги несли его мимо театров и ресторанов, по той стороне, по которой он обычно избегал ходить, перекресток за перекрестком, пока он не дошел до одной запретной улицы. В этот раз Бен не стал переходить дорогу. Остановился у театра, которого боялся, когда там было шумно и людно, встал на пустом тротуаре и начал смотреть на дверь на другой стороне улочки. Сюда приходить запрещалось. Было утро, и машины, которые выезжали на работу из закутка в стене, который назывался «Супер Юниверсал Кэбс», еще не появились. Они приезжали после обеда. Человека, который обычно стоял у закутка и организовывал работу такси, указывая: «Отвези их в Кэмбервелл… В Швейцарский Коттедж… В Ноттинг-Хилл…», не было. Этого человека Бен боялся. Это он сказал: «Вали отсюда и не возвращайся». Его звали Джонстон, он был другом Риты.
Несколько недель назад, еще до того, как миссис Биггс встретила Бена в супермаркете, он шел по этой улице, как всегда настороже на случай неприятностей, и вдруг увидел женщину в дверном проеме — в том, что рядом с «Юниверсал Кэбс». Она ему улыбнулась. Бен последовал за улыбкой, поднялся за женщиной по узкой лестнице и оказался в комнате, которая показалась убогой и мерзкой, так сильно она отличалась от того, что Бен помнил о собственном доме, когда у него еще был дом, с матерью. Женщина, которая на самом деле была еще девчонкой, но благодаря косметике и синякам под большими глазами выглядела старше, повернулась лицом к Бену — она держалась рукой за свой ремень и была готова расстегнуть его. Она спросила:
— Долго?
Бен не имел представления, о чем она говорит, он стоял, оскалив зубы — это было выражение испуга, а не дружелюбности, — и ничего не ответил.
— Десять фунтов за минет, сорок — как следует перепихнуться.
— У меня нет денег, — сказал Бен.
Девица подошла поближе и запустила руки ему в карманы, в оба сразу — она сделала это, скорее потому, что разозлилась на глупость клиента, чем в ожидании что-то найти. От этого сексуальное влечение, которое Бен подавлял, как и все свои остальные недозволенные желания, стремительно возросло, он схватил девицу за плечи, развернул и, крепко держа, наклонил так, что ей пришлось опереться руками на кровать. Одной рукой он рывком задрал ей юбку, стянул трусики и взял ее сзади, быстро, резко, яростно. Зубами впился ей в шею, а когда кончил, издал рычащий стон, какого она раньше никогда не слышала. Бен отпустил девушку, она выпрямилась, убирая с лица светлые волосы, посмотрела ему в лицо, потом на его бедра, на эти волосатые бедра. Не то, чтобы ей никогда не встречались такие волосатые — она в шутку рассказывала Джонстону, что некоторые мужчины, которых приходилось обслуживать, походили на шимпанзе, — но она словно пыталась понять по этим ногам, покрытым мехом, что так отличало этого клиента от остальных. Что-то в этом осмотре, в этом исследовании, в котором не было неприятия, заставило Бена снова схватить ее, наклонить и начать все с начала. Он изголодался по сексу, хотел его уже давно, и словно предыдущего раза и не было, зубы впились в ее шею, и раздался победный рычащий стон.
— Минуту, — сказала девушка, — подожди минуту.
Она толкнула Бена так, что он повалился на кровать, а сама села на стул напротив него. Ей было нужно время. Этот опыт — изнасилование, вот как это называется — должен был ее рассердить, ее должно было переполнить презрение, которое она обычно чувствовала к клиентам, но ее заинтриговало это двойное изнасилование, огромные сильные руки, схватившие ее за плечи, зубы, впивающиеся в шею, и особенно этот стон, похожий на рев. Она попыталась нащупать место укуса, но следов не нашла. Достав из сумочки крошечное зеркальце, вытянула шею, чтобы посмотреть — но нет, кожа не повреждена, зато остался синяк, Джонстон будет интересоваться.
Бену хотелось лечь на эту узкую кровать рядом с ней и уснуть. Он напряженно думал. Когда он был лидером в шайке ребят, плохих ребят, которых все боялись, там были девчонки, и одной он нравился. Она пыталась изменить его и говорила: «Слушай, Бен, давай попробуем вот так, повернись, ты делаешь плохо, будто мы животные». И Бен честно старался, но не мог сделать того, что она хотела, потому что когда они находились лицом к лицу, его неистовое и яростное желание обладать утихало. В конце концов, они пришли к тому, что могут заниматься этим только его способом, она обиделась и даже возненавидела его за это. После нескольких попыток она отказалась с ним встречаться, и среди девчонок разошлась молва, что Бен странный, с ним что-то не в порядке.
Но что касалось этой девушки, Риты, он понял, что ей нравится и он сам, и то, что он делает.
На стене зазвонил, вернее, зажужжал звонок. Это означало, что пришел клиент, и Джонстон внизу, присматривает. Она встала, нажала на звонок и сказала Бену:
— Тебе пора уходить.
— Почему? — спросил Бен. Он ничего не понимал. Кроме того, что ей понравился.
— Потому что я так сказала, — ответила она, словно ребенку, замечая, что раньше так с клиентами не разговаривала. — Иди. — Потом добавила: — Если хочешь, можешь прийти еще — только утром, запомни, — и вытолкала его из комнаты. Бен спускался по этой мерзкой лестнице, застегивая ширинку, как здесь часто случалось.
На улице высокий грубый мужчина пронизывающе осмотрел его, потом второй раз — люди всегда смотрели на него второй раз.
Это был первый визит Бена к Рите, а на следующее утро он пошел снова. А она успела рассказать о нем Джонстону. Поздно ночью, когда поток клиентов из мини-такси закончился, они лежали у нее на кровати и курили. Он был покровителем Риты, тоже спал с ней, но не ревновал, он по-своему — легкомысленно и пренебрежительно — был к ней добр. Джонстон осмотрел синяки на шее: следы зубов были заметны. Выслушал подробный рассказ о том, как Бен ее отымел. Поговорить об этом хотелось Рите, Джонстона обычно такое не интересовало. Она сказала, что это не было похоже на секс с мужчиной, скорее, с животным.
— Ну, понимаешь, как собаки.
— Но тебе он понравился. — Джонстон произнес это так, чтобы Рита не забывала, что ему все известно. Он считал, что испытывает не ревность, а скорее любопытство.
Во второй раз все было так же, как и в первый. Но Бен сделал это лишь однажды, и Рита разочаровалась, хотя и не могла себе в этом признаться, поскольку считала, что клиенты оставляют ее равнодушной. Рычащие довольные стоны над ухом, ощущение беспомощности в этих огромных волосатых руках, жесткое проникновение — да, это ее возбуждало, но все происходило слишком быстро. Она сказала ему об этом. Ее замечание отличалось от того, что хотела от него та школьница: лежать лицом друг к другу, целоваться. Бен понял, о чем сказала Рита, по крайней мере — разумом, штаны упали на пол, и он позволил ей направлять его. Из-за того, что они начали сразу после первого раза, он смог продержаться достаточно долго, с любопытством и удивлением слушая, как она кричит. Но Бен остался доволен тем, что удовлетворил ее.
А денег у него не было. Ему буквально нечем было заплатить за гамбургер, свою любимую еду. Рита давала ему достаточно, чтобы поесть. Было лето, и на ночь Бен находил скамейку или подъезд. Рита заставляла его мыться в своей маленькой ванной. Стригла ему бороду. Так продолжалось около месяца, а потом Джонстон узнал, что она дает Бену деньги, и сказал:
— Нет, Рит, это уже слишком.
А она привязалась к Бену и его животным повадкам и не хотела, чтобы это прекратилось. Рассказала про Бена своей подружке, проститутке с соседней улицы, и отвела Бена к ней в комнату, тоже бедную и убогую, как и у Риты. Этой женщине понравилось, что делал Бен, хотя он бы предпочел остаться с Ритой, зато эта девица дала ему пять фунтов за его услуги. Но ее покровитель, или дружок, был не так любезен, как Джонстон, и когда ему стало об этом известно, он сказал ей, чтобы Бен больше не появлялся. Этот парень был знаком с Джонстоном, и они оба предупреждали Бена и угрожали ему.
Поэтому Бен перестал ходить к Рите, если оказывался на этой улице, старался держаться на другой стороне, а если видел Риту, поспешно уходил. Он боялся не того, что его побьют, поскольку был уверен, что справится с Джонстоном и с тем, другим, даже если они нападут на него вдвоем. Он боялся, что его заметят, привлечь к себе внимание — вот чего он не должен делать.
Через неделю его нашла в супермаркете миссис Биггс.
А теперь, так как это было вторым местом на всем свете, где Бена встретят с улыбкой, он заставил себя перейти эту узкую улочку, пройти мимо «Супер Юниверсал Кэбс» и подняться вверх по лестнице. Дверь была заперта. Он научился стучать, поскольку у нее там мог кто-то быть, но в этот раз он издал вопль, похожий на рев быка, дверь сразу же распахнулась, и Рита втащила его внутрь, захлопнув дверь и закрыв ее на замок.
Она злилась на Джонстона за то, что тот прогнал Бена. Напомнила ему: они же договаривались, что она будет развлекаться с клиентами. Деньги, которые она давала Бену, — мелочь, ничто, по сравнению с тем, сколько она зарабатывала за день. Если это повторится — пусть побережется. Джонстон знал, что это не пустая угроза. Джонстон занимался не только мини-такси, и Рита знала, в чем он замешан, по крайней мере, считала, что знала. Одно слово полицейским — и сама она отделается штрафом, да и в любом случае полицейские о ней знали. У нее были среди них клиенты. Джонстон доверял ей и рассказывал больше, чем положено. Если и не шлюха с золотым сердцем, о которых складывают поговорки, но, во всяком случае, Рита была практичной и проницательной, могла сопереживать и давала Джонстону ценные советы.
Как только Бен вошел в комнату Риты, они набросились друг на друга, настолько он изголодался. Потом, вспомнив ее требования, он сделал так, чтобы и она получила удовольствие. А потом Рита упала на кровать, увлекла его за собой и спросила:
— Где ты был, Бен?
— Он сказал, что я не должен сюда приходить.
— А я говорю, что можешь. По утрам.
И все началось сначала. Бен приходил каждое утро, Рита давала ему денег на еду, а Джонстон расспрашивал ее.
— Что ты в нем нашла, Рит? Не понимаю.
Она тоже не понимала этого, хотя думала о Бене достаточно много. Рита была необразованной молодой женщиной, — точнее, девушкой, ей даже не исполнилось восемнадцати, как Бену, — но у них не вставал вопрос о его возрасте. Она думала, что ему, вероятно, около тридцати пяти: неудивительно, что ей нравились мужчины постарше.
У них было нечто общее, хотя они об этом не знали, — тяжелое детство. Рита бросила школу и убежала в Лондон от жестоких родителей, крала деньги, какое-то время воровала, а потом уговорила хозяина дома, в котором находилась компания по сдаче мини-такси и эта комната для проституток, пустить ее туда, когда ушла предыдущая девушка. У нее был талант убеждать. Она умела произвести впечатление. Рита уже поняла, что обычно ей удается добиться от людей того, чего она хочет. Ей встречались разные мужчины, но такие, как Бен, — никогда. Он выходил за рамки всего, о чем она слышала, что видела по телевизору или знала по опыту. Когда Рита впервые увидела его без одежды, она подумала: «Ого! Это не человек». Не из-за волосатости, а скорее из-за того, как он стоял, из-за огромных опущенных плеч, мощной груди, свисающих кулаков, широко расставленных ног… Она никогда не видела ничего подобного. И еще этот лай или рев, который он издавал, когда кончал, всхлипы во сне — но если он не человек, то что же? «Человек-животное, — решила она и подумала в шутку: — Разве не все мы такие?»
Джонстон больше не вмешивался, но поджидал случая, которым можно будет воспользоваться. И тот представился. Бен попросил Риту сходить с ним «туда, где дают свидетельства о рождении». Рита была знакома с подсобной работой и спросила, почему он не хочет стать «подсобным рабочим», тогда всплыла история про стройку. Сначала Рита было подумала, что, если кто-нибудь обманет Бена, Джонстон все уладит, но понимала, что этого не будет. Спросив, откуда у Бена идея получить свидетельство, она узнала о старухе, сказавшей, что это поможет Бену получить пособие по безработице.
— А что потом? — поинтересовалась Рита, ей было по-настоящему любопытно, к чему вели эти ненужные законные планы в такой неотесанной голове.
В разговоре с Джонстоном Рита упомянула о желании Бена раздобыть свидетельство о рождении, чтобы он смог устроиться на приличную работу или получать пособие по безработице. Джонстон понял, что это его шанс. Он остановил Бена, когда тот в очередной раз выходил из комнаты Риты, и сказал:
— Я хочу с тобой поговорить, — поскольку Бен сгорбился и сжал кулаки, он добавил: — Нет, не о том, чтобы ты держался подальше от Риты. Я могу помочь тебе достать бумаги.
После этого Джонстон поднялся в комнату Риты, и они впервые оказались там втроем, Джонстон и Рита сидели на кровати рядом, курили, а встревоженный Бен ждал на стуле, гадая, не ловушка ли это, не отвернулась ли от него Рита. Пытался понять.
— Если у тебя будет паспорт, тебе не нужно свидетельство о рождении, — сказал Джонстон.
Бен знал, что паспорт — это то, что люди берут с собой за границу. Вспомнил поездку отца и остальных детей во Францию, он тогда остался с матерью. Ему нельзя было с ними, потому что он не мог себя вести, как все.
Бен сказал, что не хочет никуда ехать, ему нужна только бумага, которую можно взять в офис, где… Он описал место, где люди сидят за стеклом, а перед ними другие в очереди ждут денег. Он долго не мог понять Джонстона. Взамен паспорта, который Джонстон достанет у «друга, который делает паспорта», он, Бен, должен будет отправиться во Францию и отвезти кое-что, что Джонстон хотел передать еще одному своему приятелю, скорее всего — в Ницце или в Марселе.
— А потом я вернусь?
Джонстон не собирался поддерживать в Бене желание возвращаться. Он сказал:
— Можешь остаться там и немного развлечься.
Бен догадался по лицу Риты, что ей это не нравится, хотя она ничего не сказала. Мысль о том, что у него будет вещь, которую он сможет носить в кармане и показывать полицейским или прорабу на стройке, убедила Бена, и он отправился с Джонстоном к аппарату в метро, откуда вылезли пять маленьких фотографий. Джонстон забрал их с собой. Когда Бену дали паспорт, он удивился. Там говорилось, что ему тридцать пять. Он — киноактер, Бен Ловатт. Домашний адрес — где-то в Шотландии. Джонстон собирался хранить паспорт у себя, «в целях безопасности», но Бен захотел показать его старушке. Да, он сказал, что сразу же принесет его.
Стоя у двери миссис Биггс, он понял, что в квартире пусто: Бен чувствовал, что там ни души. Он не стал стучать, а постучал к соседке, и услышал кошачье мяуканье. Пришлось постучать еще раз, и вот, наконец, женщина подошла к двери и, увидев Бена, сказала:
— Миссис Биггс в больнице. Ее кошка у меня. — Бен уже развернулся, собираясь пойти вниз по лестнице, когда она произнесла: — Она хотела, чтобы ты ее навестил, Бен.
Это повергло его в ужас: больше всего он боялся больницы — в этом огромном здании, шумном, полном людей, ему опасно находиться. Он вспомнил, как с матерью ходил по врачам. У каждого из них был такой взгляд. Соседка поняла, что Бен боится. Они с миссис Биггс обсуждали его, понимали, как сложна для него обычная жизнь — например, они знали, что Бен будет спускаться пролет за пролетом по лестнице, потому что лифт его пугает.
Она приветливо сказала:
— Не волнуйся, Бен. Я скажу ей, что ты приходил. — Потом добавила: — Подожди… — Он остался стоять, а женщина вернулась с десятифунтовой бумажкой и вложила ее ему в нагрудный карман: — Береги себя, Бен, — сказала она, как сказала бы старушка.
Бен отправился назад к Рите. Он размышлял о доброте, о том, что некоторые люди его видят — так он это называл, — по-настоящему видят, но их это не отталкивает, как будто они вбирают его в себя, такое ощущение. А Рита? Да, она добрая, сочувствует ему. Но не Джонстон, нет. Он враг. Но все же у Бена в кармане лежит паспорт, там его имя, удостоверение. Он — Бен Ловатт, гражданин Великобритании, раньше это были просто слова, пустой звук, не по-настоящему. Теперь он чувствовал, будто его оберегают.
А в это время Рита спорила с Джонстоном. Она сказала, что ей не нравится, как тот поступает с Беном. Что с ним будет во Франции? Он не может говорить на их языке. Он тут-то еле справляется. Джонстон оборвал спор словами:
— Неужели ты не понимаешь, Рит? Он в любом случае окажется за решеткой. — Он говорил о тюрьме, но Рита услышала кое-что еще — по сути Джонстон уже упоминал об этом в разговорах о Бене: рано или поздно за Бена возьмутся ученые. Рита крикнула Джонстону, что он очень жесток. Она утверждала, что Бен хороший, просто немного не похож на других людей.
Бен вернулся в комнату Риты, прервав их ссору. У обоих в голове осталось слово «решетка», оба представляли себе клетки. Джонстону было все равно, что случится с этим уродом, но Рита плакала. Если Бена посадят в клетку, он будет рычать, орать и реветь, и его изобьют или накачают наркотиками, она-то знала жизнь, знала людей, знала, чего ожидать.
Бен сел, держа паспорт в руке, — он не хотел отдавать его Джонстону, смотрел из-под высоких бровей и понимал, что они ссорились из-за него. Родственники вечно из-за него ругались. Но даже гнев беспокоил его не так, как запахи людей в комнате. Пахло ею, женщиной, против этого Бен ничего не имел, а вот запах, исходящий от Джонстона, вызывал в нем желание драться или бежать. Сильный, опасный запах мужчины — Бен всегда знал, когда Джонстон стоит внизу на тротуаре или на лестнице, подслушивает, проверяет Риту. В воздухе еще остались какие-то синтетические запахи, резко отличающиеся от человеческих, так же как вонь автомобилей от аромата мяса возле ресторана. Бену хотелось встать и уйти, но он знал, что этого делать нельзя, пока все не уладится. Рита пыталась удержать Джонстона от какого-то поступка.
Рита сказала Джонстону, что он мог бы попытаться найти Бену работу, «присмотреть за ним».
— В смысле? — поинтересовался Джонстон.
— Ты знаешь, о чем я.
— Я не могу ничего поделать, если какой-нибудь тип накинется на него темной ночью или толкнет под автобус. Он раздражает людей, Рит. Ты же знаешь.
— Может, он поработал бы у тебя водителем?
— Ну конечно, размечталась.
На этот раз паспорт Бена взяла Рита, сказала, что будет хранить его, и положила в ящик. Они спустились к машинам, припаркованным среди обычных автомобилей.
— Залезай, — велел Джонстон Бену, открывая дверцу. Бен посмотрел на Риту — все нормально? — и та кивнула. Бен уселся за руль, и сразу же на его лице появилось восхищение и ликование. Он вспомнил о великолепных, сияющих, носящихся с ревом мотоциклах, о своей единственной радости — больше ничего подобного он не знал. И вот он сидит за рулем, может положить на него руки, покрутить туда-сюда. Бен издавал звуки «брррр, брррр», и смеялся.
Джонстон плечом подтолкнул Риту поближе, она встала рядом с сиденьем водителя. Он хотел, чтобы она все увидела, и она увидела.
— Теперь поверни ключ, Бен, — сказал он.
Он не указал Бену на ключ, и тот повернулся за инструкциями к Рите. Она нагнулась, дотронулась до ключа.
Бен потрогал его, повернул, машина закашляла, и Бен повернул ключ назад, потом снова включил, машина завелась, зарычала, закашляла, и затихла. Это была развалюха, купленная из третьих или четвертых рук, ее водитель гулял между тюремными за угон автомобилей.
— Попробуй еще, — сказала Рита. Голос ее дрожал, потому что она думала: ох бедняга Бен, он как трехлетний ребенок, — но где-то в глубине души наивно верила, что он сможет научиться этому делу. Бен обхватил ключ волосатой ручищей, потряс его, машина ожила, и Бен начал изображать, что переключает передачи, — он знал, что так положено. Коробка была автоматической.
— Сейчас, — сказал Джонстон, наклоняясь к Бену и показывая на рычаг. — Я покажу тебе, как это делается. — И он показал несколько раз. — Надо прижать эти маленькие штучки по бокам друг к другу — видишь? Потом отпусти тормоз — действуй. И будь осторожен, смотри, не едет ли машина. — Все это было глупо; Бен ничего не мог понять, ничего не мог сделать. Он крепко сжимал кулак, глядя на руку Джонстона, отводя руку назад и потом выдвигая ее вперед, рядом с тормозом, но ничего не делал по-настоящему, просто не мог. И Джонстон это знал.
Рита заплакала. Джонстон выпрямился у окна, открыл дверь и приказал Бену:
— Вылезай.
Бен послушно вылез, хотя ему не хотелось; он мечтал еще посидеть внутри и поиграть в водителя. Рита сказала Джонстону:
— Ты жесток. Мне это не нравится.
Она пошла в свой подъезд, не глядя ни на него, ни на Бена. Джонстон сделал вид, что ему есть чем заняться в гараже, хотя клиенты не появлялись, и Бен пошел за Ритой наверх.
Теперь там стало получше, резкий запах Джонстона растворился, оставив лишь воспоминания. Рита сказала Бену:
— Тебе не обязательно куда-то ехать, если не хочешь. — Голос звучал мрачно, обиженно — она рассердилась на себя за то, что заплакала. Ей не нравилось показывать свою слабость, особенно перед Джонстоном.
— Садись, Бен, — сказала она, и он сел на стул, а она тем временем красилась, чтобы спрятать следы слез. Потом снова подвела глаза черным и зеленым, они стали огромными. Так клиенты не замечали ее лица, оно не было красивым — бледное, точнее даже белое, она же все время чувствовала себя плохо.
— Почему там сказано, что я киноактер? — спросил Бен.
Рита лишь покачала головой — она сдалась, объяснять было бы слишком сложно. Она знала, что Бен не ходит в кино, она могла поставить себя на его место и понимала, что ему и реальности более чем достаточно, он не может позволить себе усложнять все это искусственно. Но не знала, что Бена пугает само здание: темнота, ряды сидений, на которых может оказаться кто угодно, большой светящийся экран, от которого болят глаза.
Честно говоря, ее поразило, что Джонстон с «другом» написали в паспорте «актер». Актеры работают не все время. Зачастую они сидят без дела. Среди ее клиентов встречались актеры: оказаться без работы для них не кризис, хотя некоторые начинали беспокоиться. Бен отличался нестандартной внешностью, но считается, что поп-звезды, актеры и должны выглядеть впечатляюще. Нет, план был замечательный. Среди людей, занимающихся кино или музыкальными постановками, Бен будет не слишком заметен. Но что же задумал Джонстон? Она-то знала, что ничего хорошего.
И все-таки с Беном надо что-то делать. Сейчас позднее лето, скоро наступит осень, а за ней зима. Полицейские уже дважды сгоняли Бена с его любимой скамейки. Что он будет делать зимой? Полицейские знали его. Все бездомные и бродяги, должно быть, тоже его знают. Наверное, Джонстон прав: Рита не была во Франции, зато бывала в Испании и Греции и могла с легкостью представить его в испанском баре или таверне, а в лондонском пабе — нет. Но Джонстона благополучие Бена не интересовало, в этом Рита была уверена.
Ночью, когда ее клиенты кончились и разъехались водители мини-такси, скорее, это было уже утро, а не ночь, а Бен сидел скрючившись в дверном проеме «Ковент-Гардена», она спросила у Джонстона, что он задумал сделать с Беном, и когда тот рассказал, Рита рассердилась и попыталась ударить Джонстона, но он схватил ее за руки и сказал:
— Заткнись. Все получится, вот увидишь.
Джонстон собирался заставить Бена перевезти кокаин — «Рит, это много, миллионы» — в Ниццу, не пряча, в обычных сумках.
— Разве ты не понимаешь, Рит? Бен такой странный, что легавые попытаются определить, кто он такой, на все остальное у них времени не хватит.
— А когда он доберется до места?
— Тебе-то что? Кто он тебе? Для забавы просто, и все.
— Мне его жаль. Я не хочу, чтобы его обижали.
Так в прошлый раз в разговоре появилось слово «решетка». И опять эта тема стала неизбежной.
— Ему будет сложно в самолете, сложно с багажом, и что он будет делать в стране, где не говорят по-английски?
— Я все продумал, Рит. — И он рассказал свой план в подробностях.
Рите пришлось признать, что Джонстон предусмотрел все. Ее впечатлило. Но даже если план сработает, Бен окажется один в чужой стране.
— Я не хочу, чтобы он тут ошивался. Люди обращают на него внимание. В полиции ищут повода меня прикрыть. Им не нравятся мои такси. Я все говорю: вам не нравится, зато людям нравится. Я мог бы держать вдвое больше машин, если бы было, куда их ставить. Но легавые лишь на время смирились со мной и ждут повода. А Бен — это большая вывеска «Здесь Проблемы». Я боюсь, что он затеет очередную драку. Один из водителей жаловался, что Бен его завалил.
— Что он сказал?
— Назвал его волосатой обезьяной. Я остановил драку. Но… Рит, я хочу, чтобы ты поняла.
Рите пришлось признать, что это справедливо. Но было кое-что еще: Джонстон ревновал.
— Забавно, — сказала она, — ты никогда ни к кому не ревновал, а к нему ревнуешь.
Джонстону это не понравилось, но он все же смог изобразить кривую улыбку:
— Ну разве я могу с ним соперничать? С этой волосатой обезьяной?
— Он не просто обезьяна.
— Слушай, Рит, мне все равно. Мне он уже надоел.
Согласно своему плану, Джонстон начал водить Бена по магазинам, по хорошим магазинам, покупать ему приличную одежду. Больше никакого благотворительного хлама. Купить джинсы, брюки, трусы было несложно, но вот огромные плечи Бена, его грудь, крупные руки… в конце концов Джонстон решил обратиться к портному, заказал рубашки подходящего размера и пару пиджаков.
— Во сколько все это обойдется? — спросила Рита.
— Я же говорю, мы получим миллионы.
— Мечтай.
— Вот увидишь.
Потом Бена отвели к парикмахеру. Ему бы хотелось, чтобы на него посмотрела старушка: она говорила, что Бен будет хорошо выглядеть, и он знал, что так и вышло. Парикмахера удивила двойная макушка, но когда он сделал свое дело, ее никто бы и не заметил.
Джонстон устроил для Бена полет над Лондоном на маленьком самолете, чтобы тот привык летать. Сначала у Бена глаза на лоб вылезли, он орал от страха, когда смотрел вниз, но с ним рядом сидел Джонстон и вел себя так, словно ничего не происходит, и говорил:
— Бен, смотри! Видишь, это река, ты же знаешь, что такое река. А это, смотри, «Ковент-Гарден». А вон Черинг-Кроссроуд. — И Бен поверил, а потом рассказал об этом Рите.
— Когда можно будет полетать еще? — интересовался он.
— Скоро ты снова полетишь. В большом самолете.
А сама подумала: наверное, я тебя больше не увижу… Она полюбила его, да, полюбила. Будет скучать… Рита позволила Бену, точнее, спровоцировала Бена на то, что он отымел ее еще несколько раз, как можно больше — это было ни на что не похоже. Она прекрасно понимала, что его натура не расположена к нежности в такие моменты. Эти короткие акты обладания никак не были связаны с тем, что происходило несколько секунд спустя, и уже казалось, что ничего такого и не произошло. И все же однажды, когда Рита позволила Бену остаться на ночь, во сне он тыкался в нее носом, его волосатое лицо упиралось девушке в шею, а еще лицо и шею он ей лизал. Рита верила, что он ее любит. Бен спрашивал, поедет ли она во Францию, но что он представляет, когда говорит «Франция»?
— Там так же, как здесь, — пыталась объяснить Рита, — хотя там приятное синее море. Ты знаешь, что такое море?
Да, он знал; помнил, как они ездили к морю с бандой.
— Вот и там так же. Только море совсем рядом.
Она нашла несколько открыток с видами Ниццы, побережья, и Бен задумался, глядя на них; Рита знала, что он видит не то, что видит она. И не сказала, что там другой язык, другие звуки.
Рита стояла, прислонившись к дверному косяку, одетая в черную кожу и черные колготы-сеточку, и смотрела на Джонстона. Тот взмахом руки указывал людям на мини-такси, раздавал водителям указания — как здесь бывает всегда с раннего вечера до двенадцати или часа ночи, когда люди возвращаются из ресторанов и театров. Вдруг Рита заметила человека, который ей сразу не понравился, — он подошел к Джонстону и встал прямо передним. Она поняла, что Джонстон испугался. В ее жизни все проблемы начинались так: ниоткуда появляется человек, который словно всем своим видом предупреждает: «Берегись», — а потом все и происходит. Когда этот тип, наконец, убрался, Рита заметила, что Джонстон вспотел; он наклонился к прилавку в своем закутке и начал большими глотками пить из бутылки, которая у него там хранилась. Потом заметил Риту, понял, что она беспокоится, и сказал:
— Рит, надо поговорить.
Вечером Рита проверила, что уличная дверь, ведущая к ее комнате, закрыта, и позвала Джонстона. Улеглась на кровать, опираясь на подушки, одна нога свисает — эту позу она изобрела, чтобы возбуждать клиентов; она курила и смотрела на Джонстона, который вертелся и ерзал на стуле. Он курил и часто отхлебывал из бутылки с виски. Из-за спертого воздуха и сигаретного дыма Рита постоянно кашляла.
Она знала про Джонстона почти все. В четырнадцать он сбежал из неблагополучной семьи. Отбыл срок в борстале, потом жил впроголодь за счет воровства. Год тюрьмы. Когда вышел, пытался какое-то время жить честно, но его снова посадили за разбой. Этот срок окончился пять лет назад. Машины и махинации, сначала преступил закон на шаг, потом все глубже и глубже, закрутил множество афер, которые становились все опаснее и опаснее, ему помогали навыки, которые он приобрел в тюрьме, а также связи в криминальном мире. Дело с мини-такси шло неплохо, но это всегда было лишь прикрытием. Риту не удивило, что Джонстон попал в беду, и когда он сказал:
— Рит, я в ловушке, — она подумала, что у него небольшие долги, возможно, его шантажируют. Но когда он начал рассказ, подкрепляя силы огромными глотками виски — он уже был слегка пьян, — она села на край кровати и уставилась на него:
— О чем ты говоришь? О чем речь?
Один человек, которого Джонстон почти уважал, убедил его попытать удачу на фондовой бирже — на фьючерсных сделках. Проиграть невозможно, говорил его товарищ. Деньги будут, если не потеряешь голову. Голову-то они не потеряли, а вот деньги — да.
— Ты хочешь сказать, что должен миллион фунтов?
— Это ничто, Рит. Миллион — всего лишь малая часть.
— Да, но для тебя это немало.
— Правда, — сказал он и выпил.
— И что, ты боишься, что снова попадешь в тюрьму?
— Именно. Туда я и отправлюсь, если не достану денег.
— Давай во всем разберемся. Ты должен миллион, или вы оба?
— Он должен куда больше. Зашел дальше, чем я. По сути, он сделал мне одолжение, ввел в это дело, но теперь, если я не отдам ему миллион, он сдаст меня, и я пропал.
Рита снова откинулась и закашлялась.
— Чертов смог, — сказала она. — Иногда в комнату с улицы идет столько вони, что я задыхаюсь. — Ловко оправдав этим табачный дым, она зажгла очередную сигарету и бросила пачку Джонстону. — Ладно, — продолжала Рита, — но если у тебя не выгорит дело с кокаином, если тебя поймают, тебя все равно посадят. Возможно, пожизненно.
— Да, но у меня все получится.
— Так прежде чем ты начнешь сам получать деньги, тебе придется отдать миллион?
— Когда этот товар попадет в Ниццу, миллион выплачен. Остальное мое.
— А Бену ничего?
— О нем я позабочусь.
— А как же я? — полюбопытствовала она. — Разве я не рискую?
— Ты не будешь знать, что в чемоданах, Рит. Это мое дело.
— Если Бена схватят и спросят, где он это взял, он скажет, что у меня. Он знает меня лучше, чем тебя, мне он доверяет. Так что скажет, что у меня.
Молчание.
— Но он же знает, что он должен передать кое-что от меня другу во Франции.
Молчание.
— От меня, Рит.
— Но я ведь тоже в этом замешана, нет? Бен знает слишком мало, чтобы убедительно лгать. На него нельзя рассчитывать. Он расскажет про меня и тебя.
Вот как Джонстон разрубил этот узел:
— Скажи мне, что ты собираешься делать дальше? Тебе не по душе такая жизнь, ты ведь об этом говорила? Так будь со мной, и я помогу тебе из этого выбраться, навсегда.
— Позаботишься обо мне, как и о Бене?
Джонстон наклонился вперед, развеивая пелену табачного дыма, и сказал ей от всего сердца — это она хорошо поняла:
— Слушай, мы с тобой были вместе — сколько, Рит? Три года? Я же ни разу тебя не подвел, так?
— Да.
— Так что же?
Он все наклонялся вперед, с пьяной искренностью, отчаянием, красные глаза слезились — от дыма? Или все же слезы?
— Это большой риск, — сказала она, — ты испытываешь судьбу.
— Приходится, Рит. Если дело выгорит, дальше буду жить честно.
Она снова легла, на этот раз вытянув ноги перед собой, уставилась на Джонстона и стала размышлять о том, что не понимает, кого из них ей больше жалко — Джонстона, она ведь знала, что он кажется хуже, чем есть на самом деле, — знала, потому что и сама была такой, и Джонстон умел произвести впечатление на людей, он выглядел как Хамфри Богарт — ну, часто, хотя бы немного бывает похож, но не сейчас, когда напился и ведет себя глупо — или Бена, которого посылают в такое опасное путешествие, чтобы спасти Джонстона. Но если начинать думать — а сейчас Рита серьезно задумалась, — Джонстону она должна больше, чем Бену. Она считала, что может назвать Джонстона своим мужчиной, в конце концов, другого у нее не было. И он действительно всегда был с ней добр. И сказал он правду: ей противна такая жизнь, несколько раз ей приходила в голову мысль покончить с собой. «Лучше уж я сделаю это сама, прежде чем какой-нибудь маньяк мне в этом поможет». Рита думала, что все равно так долго не может продолжаться. Она нездорова. С кожей не все в порядке. Она красилась под блондинку, но волосы у нее были темные, жесткие, слабые, все время растрепанные: достаточно дотронуться, чтобы понять, что девушка больна. Стоило ей посмотреть на себя в зеркало без косметики и убийственного наряда, и она тут же принималась краситься.
Рита подумала: «Ладно! Предположим, Бена поймают и меня посадят, все равно хуже, чем сейчас, быть не может». И она решила помочь Джонстону. Как только сможет.
Джонстон начал объяснять Бену, что делать в аэропорту. Когда он договорил, Рита повторила все еще несколько раз.
Все будет зависеть от «друга» Джонстона.
— Я познакомился с ним в тюрьме, Рит, ему можно доверять, он пойдет вместе с Беном в аэропорт и полетит на самолете, а потом отвезет в Ниццу и будет присматривать за ним…
— А сколько ты ему платишь?
— Много. Если сложить все — одежду для Бена, багаж, самолет, паспорт, сначала это была сотня, еще Ричард, этот помощник, — все складывается и складывается. Еще отель. Но это мелочь, по сравнению с тем, что мы получим.
— Только не растрать все заранее.
— Слушай, Рит, я понимаю, ты считаешь, что я с ума сошел, но план сработает, вот увидишь.
— Надежда только на удачу, — сказала Рита. — У них натасканные собаки, которые проверяют багаж.
— Иногда проверяют. Но их не особо заинтересует толпа туристов, едущих в Ниццу. И французских легавых тоже. Они осматривают самолеты из Колумбии и с востока, что им безобидный лондонский самолетик.
Одного Рита не знала. Запланировано было три чемодана, один очень большой, забитый пакетами с кокаином, прикрытыми одеждой, его проверят у регистрации; один с вещами Бена; и один возьмут в самолет. Когда Рита услышала, что Джонстон еще и его собирается заполнить пакетами с отравой, возможно, с героином, она завизжала, закричала, даже набросилась на него, так что пришлось схватить ее за руки.
— Ты же знаешь, когда проверяют чемоданы, берут наугад, они вполне могут взять тот, который понесет Бен.
Он пытался убедить и успокоить Риту, сказал, что он не сделает этого, раз она так расстроилась, но не сдержал обещания: Бену предстояло пройти на самолет с этим опасным грузом.
— Все это безумие, — повторяла Рита, — бедный Бен, я считаю, что это жестоко. Только представь, что он попадет в тюрьму.
— План сработает именно потому, что Бен такой странный.
И он действительно сработал. Какое-то время Джонстон с Ритой просто не могли поверить, насколько все изменилось; слишком велика была разница между настоящим и возможным. Джонстон был не глуп и не клал на счета слишком большие суммы, но в течение следующих месяцев эти крупные суммы находили свой непростой путь к нему. Он дал Рите столько, что этих денег хватило на ресторан в Брайтоне, дело пошло хорошо. Она могла бы выйти замуж, но не вышла. Иногда Джонстон заходил к ней, они оба ценили эти встречи, поскольку лишь они понимали, как близки были в свое время к преступлению и тюрьме.
Джонстон видел по телевизору, что легко можно купить за небольшие для него деньги титул и право на землю у обедневших (и наверняка циничных) аристократов. Так он и сделал — приобрел поместье, но вскоре занервничал и понял, что совершил ошибку. Ему не нравилось бездельничать. Тогда он стал владельцем элитной фирмы проката автомобилей, возил богатых и знаменитых, в основном по Лондону, и взял на работу человека, которого некогда считал намного выше себя. Радовался жизни, наслаждался своими «роллс-ройсами» и «мерседесами», пытался быть респектабельным. Когда у него появились дети, они учились в частных школах. Так что можно сказать, что эта часть нашей истории закончилась хорошо.
Утром, когда началась великая игра, Рита одела Бена — а Джонстон за всем этим следил — в пошитую на заказ рубашку и хороший пиджак. Рита заплакала, когда Джонстон усадил Бена в одно из мини-такси и дал водителю подробные указания. Последнее, что сказал Бен, было:
— Когда я вернусь домой?
— Посмотрим, — ответил Джонстон, а Рита отвернулась, чтобы Бен не видел ее виноватое лицо.
Он позволил отвезти себя в Хитроу, хотя чувствовал себя плохо. Водитель припарковался недалеко от входа, взял тележку для сумок: черной, красной и синей. Отвел Бена на регистрацию клубного класса, отдал его паспорт, забрал его назад вместе с посадочным талоном и слегка подтолкнул Бена, когда того спросили, не везет ли он запрещенные предметы, и сам ли он упаковывал багаж. Рита твердила ему, что он должен сказать да, упаковывал сам. Через некоторое время он это запомнил. Девушка за стойкой регистрации посмотрела в паспорт, где написано «киноактер», и, проверяя багаж и посадочный талон, непрерывно смотрела на Бена. Этот взгляд Бена не беспокоил — он уже привык. Водитель, нигериец, которому хорошо заплатили, дошел с ним до зеленого коридора, отдал его сумку, синюю, паспорт и посадочный талон и сказал:
— Заходи сюда.
Бен помедлил, и водитель слегка подтолкнул его, сделал шаг назад и посмотрел, прошел ли Бен, чтобы потом доложить об этом.
Бен остался один, и ему стало страшно, голова кружилась от всего того, что надо было помнить. Он показал свой посадочный талон служащему, тот на него взглянул, потом уставился на Бена и продолжал таращиться, пока следующий пассажир не потребовал к себе внимания. Дальше должно быть сложнее. Рита и Джонстон много раз повторяли, что надо делать. Впереди будет нечто вроде черного ящика с отверстием, с которого что-то свисает. Надо подойти к нему и положить чемодан на полку. Чемодан заедет в отверстие, тогда надо найти металлические ворота, они рядом, и, когда скажут, зайти в них, после этого его будут обыскивать, ощупывать карманы и ноги. Бен спросил:
— Зачем?
И ему ответили:
— Чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
Слово «оружие» испугало бы его. За эту часть Рита боялась больше всего, поскольку знала, как непредсказуемо Бен может отреагировать на прикосновения.
Бен увидел впереди это устройство. Оно показалось страшным, и ему захотелось убежать. Но он знал, что надо идти дальше. Никто не будет ему помогать. Он беспомощно держал в руке чемодан, пока мужчина сзади не сказал:
— Кладите его сюда, вот так.
Бен не пошевелился, тогда человек взял чемодан и положил его в это устройство. Неизвестный помощник прошел в арку раньше Бена, поскольку тот колебался, так что Бен увидел, что ему надо делать.
Тем временем его сумка проезжала сквозь рентгеновскую установку. Под верхним слоем одежды, среди пакетов с ужасным белым порошком, лежали туалетные принадлежности, ножницы, пилка для ногтей, щипчики, бритва — из такого металла, который будет виден на экране. Это был самый важный момент, когда беда может настигнуть Бена и, если его начнут расспрашивать и он забудет, что нельзя называть имена Риты и Джонстона, — их тоже.
Девушка, работающая на рентгене, делала все очень внимательно, а служащий, который должен был обыскивать Бена, почти до него не дотронулся. Он уставился на его плечи, широкую грудь, думая: «Боже мой! Что это такое?» Бен оскалился. От ужаса, но служащий принял это за улыбку знаменитости, привыкшей к тому, что его узнают, — он повидал много знаменитостей. Если бы служащий как следует обыскивал Бена, то понял бы, что тот дрожит, вспотел, похолодел, — но он жестом велел Бену проходить дальше. Теперь Бену надо не забыть забрать чемодан из отверстия машины. Он не знал, что этот момент был самым опасным для него: но когда ему объясняли, что делать, об опасности не говорили. Однако удача не оставляла его:
— Это ваш чемодан, сэр? — спросили не у Бена, а у следующего пассажира. Бен стоял, оскалившись, потом, когда наконец понял, что покачивающийся рядом с ним синий чемодан — его, вспомнил указания, взял чемодан и пошел к… Он был ошеломлен и ослеплен, ему было дурно и холодно. Огромное пространство со всеми этими лампами, людьми, магазинами, красками, непрестанным движением, шумом — это Бена испугало бы в любом случае, но он знал, что надо помнить, надо помнить… Он чуть не начал беспомощно хныкать, но заметил, что прямо перед ним мужчина за стойкой подзывает его и просит показать паспорт. Бен держал его в руке. Как он там оказался? Бен не мог вспомнить… Но контролер лишь мельком взглянул на паспорт, а потом снова перевел взгляд на Бена. Подумал: «Если он и кинозвезда, то я ни разу его не видел».
Теперь Бен стоял достаточно далеко от ряда столов, где проверяли паспорта, не зная, что делать дальше. Ему говорили, что его там кто-то встретит — друг Джонстона; так и случилось, к Бену спешно подошел молодой человек, не сводя с него испуганных глаз.
Вот тут-то и произошло нечто непредвиденное. Джонстон, если бы видел все это, сказал бы: «Ну вот! У меня получилось!» Если не случится какая-нибудь нелепая неудача, то вскоре он станет хозяином нескольких миллионов фунтов.
Этот юноша, помощник Бена, буквально трясся от радости, так он отреагировал. Он встал прямо перед Беном, попытался улыбнуться и быстро произнес:
— Я друг Джонстона, Ричард.
Бен сказал:
— Мне холодно. Мне нужен мой свитер. — Он поставил сумку и попытался расстегнуть ее, не сразу заметив крошечный замок. И спросил: — Где ключ? Почему она закрыта?
Ричард Гэстон (хотя у него было много имен) прибыл в Лондон за день до этого на пароме из Кале, и много времени провел с Джонстоном: ему давали инструкции, как надо себя вести в этот день, а потом в Ницце. Он доехал до Хитроу подземкой и издалека наблюдал за водителем мини-такси и Беном у регистрации, отдельно прошел паспортный и таможенный контроль в эконом-классе, дождался, пока появится Бен, воздавая себе похвалы, греясь в славе Джонстона — ведь тот так умен. У Ричарда были огромные сомнения насчет этого действа, но смотри-ка, получилось.
И вот Бен наклонился, стал дергать молнию, тянуть замок. Очевидно, этими руками можно разорвать сумку, если Бен того захочет. Ричард сразу представил, что пакеты посыплются на пол, подойдет охрана…
— Мне холодно, — повторил Бен.
Вечер теплый, а на Бене поверх рубашки уже надета короткая куртка; рубашка роскошная, заметил Ричард.
— Тебе не может быть холодно, — необдуманно резко сказал Ричард Бену. — Пойдем. Время поджимает. Уже объявили посадку. Не усложняй все.
Реакция была такова, что Ричарду пришлось отскочить от Бена, который, очевидно, собирался схватить его за руки, а потом… Бен кипел от ярости.
— Мне нужен свитер! — заорал Бен. — Я хочу надеть свитер!
Ричард перепугался, но не опешил. Он пытался собраться. Его предупреждали, что Бен странный… у него случались припадки плохого настроения… надо его ублажить… он простоват. «Но он нормальный, так что не относись к нему, как к идиоту».
Эти описания Бена, вкраплявшиеся в многочасовую беседу с Джонстоном, казались Ричарду неуместными. И это Джонстон назвал бы припадком плохого настроения, да? Ричард нервно оглядывался по сторонам. Кто-нибудь смотрит? Ну, скоро начнут, если Бен не перестанет орать.
Если молния разойдется, если замочек раскроется…
Задыхаясь, Ричард сказал:
— Бен, приятель, послушай. Мы опоздаем на самолет. В самолете тебе будет хорошо, тебе дадут одеяло.
Бен встал, сумка упала. Ричард и не догадывался, что Бена зацепило слово «одеяло». Старушка часто говорила: «Возьми одеяло, Бен, укутайся. Сегодня топят слабовато».
Ричард понял, что ситуация изменилась: Бен уже не воплощал чистое убийство. И, сам того не зная, Ричард набрал еще несколько очков:
— Джонстон не хотел бы, чтобы сейчас все пошло прахом. У тебя хорошо получилось. Так держать! Ты чудо, Бен.
Из-за слова «хорошо».
Бен поднял сумку и пошел по коридорам за Ричардом, по движущейся дорожке, туда, куда нужно. Распланировано все было неплохо: они затеряются среди людей, садящихся в самолет. У стойки Бен обнаружил, что держит в руке паспорт и посадочный талон, которые вложил туда его новый друг, похоже, он забрал их у Бена во время спора: Бен выронил документы, когда боролся с молнией и замком. Они пошли дальше, вперед, вниз, поворот, вниз, а потом дверь, рядом с ней улыбающаяся женщина, которая направила их в клубный класс. Бен беспомощно стоял в проеме, и Ричард забрал у него чемодан и засунул в багажный отсек — с таким ощущением, будто держит змею. Он говорил Джонстону, что ни в коем случае не возьмет этот чемодан в руки, чтобы на любом допросе можно было сказать, что он ничего о нем не знает, но теперь понял, насколько это глупо. Бен занял свое место, ремень накрепко пристегнут, и Ричард уже собирался попросить одеяло, а потом рассказать Бену про подъем, про полет — под ними будут облака, а потом… Но Бен уснул.
Как хорошо, подумал Ричард. Какое облегчение.
Бен спал, пока они не приземлились и люди не начали сходить. Бен был поражен и почти не узнавал Ричарда. Он забыл о драгоценном чемодане, когда пришло время вставать и доставать вещи. Ричард сделал это за него и нес чемодан до выдачи багажа. Почти сразу показалась огромная черная сумка — опасная, — а за ней и красная, с вещами Бена.
— Когда мы пойдем на самолет? — спросил Бен. Он ждал чего-то вроде полета над Лондоном в маленьком самолете с Джонстоном.
Ричард не ответил: впереди осталось последнее препятствие, таможня, но там их не особенно побеспокоили. Через пару секунд они оказались на солнце, а потом, взяв сумки, сели в такси. Ричард откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза — его все еще трясло от страха. Он-то знал, что их спасла лишь удача, хоть он и восхищался Джонстоном. Ужасно хотелось спать, он понял, почему Бен уснул в самолете — от напряжения. Пока они ехали, Бен молчал. Во-первых, у него болели глаза от солнечных бликов на море — он не сразу распознал эту огромную блестящую синеву, которая совсем не была похожа на побережье дома. Еще его тошнило: Бен всегда ненавидел машины. Потом они вышли на улицу, где было много людей, Ричард подвел Бена к столику, сел сам и подтолкнул стул к Бену. Тот сел осторожно, словно стул мог оказаться капканом и сомкнуть над ним челюсти. Перевалило за полдень. Они сидели под маленьким зонтиком, но крошечная тень почти не помогала, глаза у Бена все равно болели. Он прикрыл их. Подошел официант: Ричард заказал кофе, а Бен — апельсиновый сок, он терпеть не мог кофе. Подали пирожные, но Бену они тоже никогда не нравились, потому все съел Ричард. Так они сидели, почти не разговаривая, Бен через полузакрытые глаза пытался хоть что-нибудь понять во всем окружающем его блеске и гвалте. Шумная улица, переполненное кафе, и никто не обращал на них никакого внимания. Потом у столика неожиданно появился какой-то мужчина, и Ричард сказал ему: «Черный и синий». Бен смотрел, как этот человек — видение из яркого света и шума — растворился, ушел к стоянке такси, унося с собой два чемодана. На него смотрели только Бен и Ричард. Никто из прогуливавшихся по улице, сидевших за столиком в кафе или проезжавших мимо не смотрел так на два чемодана — огромный и средний, — содержание которых скоро вольется в реки отравы, текущие по всему миру. Бен был смущен. Он считал, что синий чемодан, который он засовывал в машину и показывал таможенникам, — его, но оказалось, что это не так. Ему принадлежал красный. А еще он только начал осознавать, что ему сложно что-либо понять. Вокруг люди громко разговаривали, но Бен не понимал, что они говорят. Рита сказала ему, что все будут разговаривать по-французски, но ничего страшного в этом нет, так как друг Джонстона — британец, он будет говорить по-английски и присматривать за ним, только вот Бен не знал, что ему придется сидеть в чужой стране за столиком, совершенно не понимая, что происходит вокруг. Этот человек, который унес чемоданы, понял то, что Ричард сказал по-английски, но с водителем такси он разговаривал по-французски. Бена снова сковала усталость.
— Так-то вот, — сказал Ричард; он не мог промолчать, ему хотелось подчеркнуть, что дело сделано, хотя он знал, что Бен и представления не имеет о том, что произошло. — Я отведу тебя в отель, — сказал он Бену.
Выбор отеля обсуждали долго. Рита говорила, что лучше дешевый, там люди дружелюбнее — она имела в виду, такие, как она. Но Джонстон спорил:
— Нет, лучше дорогой. Там говорят по-английски. А в дешевом только по-французски.
— Он не сможет жить в дорогом отеле, — считала Рита, но была не права. Все пошло прекрасно. Бену нужно было лишь написать свое имя у регистрационной стойки отеля, ему в это время улыбались, он же кинозвезда, провожали тоже с улыбками, когда Ричард вел его к лифту. Он помедлил из-за страха перед лифтами, но Ричард затолкнул его вовнутрь, к тому же ехать всего два этажа, не прошло и минуты. В комнате Бен сразу же расслабился — она ему напомнила детство, дом. Настолько, что он взглянул на окна, чтобы выяснить, нет ли решеток. Потом подошел, выглянул наружу: намного ниже, чем окна квартиры миссис Биггс в Мимоза-Хаус, на Хэлли-стрит. Бен походил по комнате, оскал исчез с его лица, а Ричард упал в кресло — он понял, что все пойдет хорошо. Надо только показать Бену ванну и объяснить, как работают душ и кондиционер. Потом сказал, что ему надо уйти, но он скоро вернется и поведет Бена ужинать.
Когда Ричард уходил, Бен сидел на стуле и смотрел через раскрытое окно на раскаленное голубое небо.
Ричард позвонил Джонстону и сказал лишь:
— Все хорошо, да, все нормально.
Услышав это, Джонстон сразу же побежал по лестнице к Рите, мечтая, как он проделает все еще раз: привезет Бена назад, а потом повторит свой успех. Но Рита вернула его на землю:
— Прекрати, Джонстон. На этот раз тебе все сошло с рук.
Когда Ричард вернулся, Бен плескался и покрикивал в душе — очевидно, он был счастлив, но первое, что он сказал, когда вышел вытираться и одеваться:
— Когда можно будет вернуться домой?
Ричард отвел его в хороший ресторан, скорее всего потому, что хотел сам как следует поесть: с этим у него в последнее время было трудно. Но с тем же успехом можно было пойти в «Макдоналдс». Бен пил только фруктовый сок и, говоря, что голоден, съел огромный бифштекс, не тронув картошку фри и салат, а потом попросил еще один. После этого Ричард повел его гулять по набережной, полюбоваться морем, потом они зашли еще в одно кафе, а потом на вечернее шоу, где выступали певцы и танцоры. Ричард не мог понять, что Бен обо всем этом думает: он со всем соглашался, но было видно, что он по-настоящему доволен, только когда ест.
В отеле Ричард отсчитал немного денег и вручил их Бену со словами:
— Тебе они не понадобятся, но на всякий случай. Я приду завтра рано утром.
Ему было приказано следить за тем, чтобы Бен научился справляться с повседневными делами. Потом Ричард отнес увесистую пачку денег в сейф отеля, положил их туда на имя Бена, так как по рассеянному поведению своего подопечного понял, что, если тот будет носить деньги с собой, их сразу же украдут.
Назад: ***
Дальше: ***