Находя себе приют в пещерах, коими изобиловали горы, или под смоковницами в долинах, питаясь смоквами и дикими маслинами, иногда подбивая какую-нибудь дичь, Глеб шел в сторону Аскалона. Кабы не тяжесть на душе, идти ему было бы совсем легко. Рана его к тому времени уже не давала себя знать, и он чувствовал прежние силы.

На мосту через какую-то речку Глеб встретил латинскую стражу. Один из стражников был Глебу знаком еще по штурму Антиохии. Этот стражник весьма удивился, узнав в иудее, спустившемся с гор, Глеба, и спросил, что заставило его облечься в такой наряд.

Глеб оглядел себя и сказал:

– Человеку не всегда дано знать, как повернется жизнь.

Они разговорились, и латиняне поведали Глебу, что война пошла на убыль, и каждый из рыцарей, оставшихся в живых, получил то, что хотел. Пожалуй, все остались довольны, кроме лишь тех, кого судьба наделила увечьями. Брат Готфрида – Балдуин – стал правителем графства Эдесского. Впрочем об этом Глеб знал. Графство Триполи досталось Раймунду, Антиохия – Боэмунду, а Иерусалимское королевство – самому Готфриду. Рыцарей осталось не так много, а городов в Святой земле – чуть не за каждой горой. Герцоги и графы щедры на поместья, а сарацины и иудеи умеют работать, если их покрепче держать в узде…

Узнав такие новости, Глеб отправился дальше.

В городке Аскалоне у пристани он увидел множество генуэзских и венецианских кораблей. Одни стояли на разгрузке, другие – на погрузке. Глеб подошел к одному из этих последних и спросил какого-то купца, нет ли здесь кораблей, отправляюшихся в Константинополь.

Даже не взглянув на Глеба, занятый подсчетом бочек, купец ответил:

– Мой корабль отходит туда завтра. Тогда Глеб сказал:

– Отвези меня в полис, купец.

– Меня зовут Марко, – этот занятой человек наконец отвлекся от своего дела и взглянул на Глеба, а взглянув, бросил пренебрежительно:

– Э-э! Постой, постой, иудей!… А есть ли у тебя чем заплатить?

– Я не иудей, – сказал Глеб. Марко еще раз оглядел его:

– На тебе же иудейская хламида. Глеб усмехнулся зло:

– Если мне придется обсыпаться чешуей, ты же не скажешь, что я рыба.

Марко молча кивнул. Потом сказал с сомнением:

– Какой платы можно ждать от такого оборванца?

– Не очень-то ты любезен, друг! – ответил Глеб, подумывая, не следует ли ему выбросить этого купца с пристани в воду, однако не стал этого делать, а вынул из сумки корону. – Вот это, быть может, чего-нибудь да стоит. Я думаю, что сумею с тобой расплатиться.

Марко, увидев золотую корону, переменился в лице:

– Может, ты царь?- Нет. Сей венец мне возложил на голову Готфрид за штурм одной крепости.

Спеси купца – как не бывало.

– Прости меня, рыцарь! – виновато сказал Марко. – Сбил меня с толку твой странный наряд. А корону свою спрячь. Я доставлю тебя в полис бесплатно.

Плавание проходило без каких-либо происшествий. Суда шли вдоль берега на север, потом повернули на запад и опять на север. Так они огибали землю. Какие-то города оставляли без внимания, в другие заходили. Часть товаров выгружали, иные загружали. После этих нехитрых действий Марко подолгу подсчитывал монеты, складывая из них на столе высокие столбики.

В назначенный срок корабли прибыли в Константинополь.

Эту зиму Глеб собирался провести здесь.

Глеб продал корону богатому греку, который, как видно, не лишенный честолюбия, тут же, отсчитывая деньги, водрузил ее себе на чело. И хотя грек не поскупился, корона стоила много больше того, что он дал. Как бы то ни было, у Глеба на руках оказалось столько денег, сколько он никогда прежде не держал.

Глеб все еще подумывал о службе в ромейском войске, поэтому, продав корону, направился первым делом в лавки оружейников и выбрал себе там лучшие доспехи – с виноградной гроздью на груди, поскольку несколько лет назад заслуженно носил звание декарха. Также он нашел славный меч и все, что полагается к нему – красивые ножны, пояс с серебряными бляшками, ремни.

Потом обошел портных и подобрал на свой рост дорогие одежды. Пожалуй, теперь, обрядившись в шелка и бархаты, Глеб дороговизной наряда мог бы сравниться и с Никифором Вриеннием, который, как многие замечали, очень следил за своим внешним видом.

Приглядев в конюшнях коня и щедро заплатив за него, Глеб этими своими покупками удовлетворился и задумался о жилье.

Поскольку денег у Глеба оставалось все еще много и они жгли ему руки, он снял себе несколько комнат недалеко от площади Аркадия в доме, из которого видно было море.

Никого из старых знакомых Глеб не искал, ибо первое время хотел побыть в одиночестве. К Трифону пойти пока тоже не решался, так как имел опасения, что начальник стражи подумает о нем, как о человеке непоследовательном, мечущемся: дескать, пришел, потом ушел и снова явился.

Глеб как раз раздумывал, кому бы предложить свою службу, когда случайно встретил в Филадельфии Велизария. Оба были рады этой встрече и, как водится, захотели отметить ее за чашей вина.

В какой-то таверне Глеб и Велизарий нашли тихий уголок, взяли два кувшина молодого вина и пустились в воспоминания о днях былых: о их той самой первой встрече на темной улочке Перы, о совместной службе… Потом поговорили о крестоносцах, Глеб рассказал о походе. А Велизарий похвалил его новую красивую одежду.

Потом Велизарий сказал:

– Ведь ты как был декарх, так декарх и есть. Почему бы тебе не вернуться в стражу?

Глеб с некоторым колебанием ответил:- Опасаюсь, что Трифон надо мной посмеется. Скажет: пришел – ушел… Скажет: суетится…

При этих словах Велизарий покачал головой:

– Трифон никогда уже не посмеется… Даже если будет очень смешно.

Глеба насторожил тон, каким это было сказано:

– Не понимаю, что ты хочешь сказать.

– А то и говорю: нет больше Трифона.

– Как нет? – от неожиданности Глеб выронил чашу, и вино, как кровь красное, растеклось лужицей по столу.

Велизарий отвел глаза:

– Погиб Трифон.

Страшно опечалила Глеба эта весть.

– Сплошные смерти окружают меня.

– Такие уж трудные времена, – обронил Велизарий.

– И побратимы мои погибли, и Гийом, и другие… и теперь вот Трифон!…

Между тем Велизарий рассказывал:

– Это случилось на скачках, на Ипподроме… У Трифона вдруг споткнулся конь. Трифон не удержался в седле и на повороте… головой в бортик. Сразу насмерть. Даже не вскрикнул. Вот как получается в жизни. Непобедимый был воин. Ты это хорошо знаешь, Глеб. А погиб так глупо. И бесславно… Из-за того, что споткнулся конь.

Так поразило Глеба осознание кончины Трифона, что он оказался совершенно выбитым из колеи. И разговаривать с ним о чем-нибудь дальше не было никакой возможности. Поэтому они с Велизарием расстались, даже не допив купленное вино.

Глеб долго бродил по улицам города, неуютным и малолюдным в эту пору года, и скорбел по Трифону.

В душе у Глеба будто образовалась некая пустота. Она виделась ему пустотой в прошлом, пустотой и в будущем и большой сквозящей дырой в постылом настоящем. Родилось такое ощущение, будто было Глебу хорошо и покойно, будто он твердо стоял на земле и был уверен в своих силах и вдруг с безоблачного неба посреди благодатной тишины каркнула в самую душу ему ворона, и увидел он, что небо мертво, за спиной сплошная смерть, а впереди разверзлая могила. И подумал Глеб, что Трифон значил для него нечто большее, чем просто начальник стражи. Трифон был для Глеба, как порог, через который он однажды переступил, переходя из состояния обыкновенного драчуна и задиры в состояние воина. И еще Трифон был – как пояс силы, который внезапно порвался. И Глеб почувствовал свои незащищенность и беспомощность. Ибо рухнул один из столпов, на который он, не ведая того сам, опирался. Глеб надолго заперся в комнатах… Целыми днями он сидел у окна на огромном дубовом стуле, напоминающем трон, и пил вино. С тоской смотрел Глеб на море – то белесое хмурое, когда дует ветер, то свинцовое мрачное, когда небо опрокидывало в него потоки дождя или снег, то серебристое холодное, когда на минуту проглядывало солнце… Иногда по морю проплывали корабли, но не становился оттого живее взгляд Глеба.

Однако всему приходит конец. И однажды чаша тоски была выпита до дна. И опротивело Глебу вино. Он поднялся со стула и закрыл окно. Это было на исходе первой трети зимы.

Выглянув за дверь, Глеб кликнул какого-то мальчишку и велел ему привести ментора. Мальчишка знал, что этот молчаливый человек, дни напролет проводящий у раскрытого окна, очень богат. С этим знанием ему удалось без труда отыскать хорошего ментора.

Уже к вечеру, очень рассчитывая на подарок, мальчишка постучался в дверь:

– Вот, кюриос! Ментор.

Вслед за мальчишкой вошел старик – весьма непримечательного вида. Впрочем очень редко встречаются примечательные старики.

Он спросил:

– Что хотел кюриос?

Глеб, одарив мальчишку монетой, подвел старика к столу:

– Кюриос хотел овладеть греческой грамотой.

– Тогда приступим, – и старик достал из-под платья книги.

Он, и правда, был хороший учитель. Поэтому к середине зимы Глеб постиг уже немало премудростей грамоты и за один присест мог, не особо утруждаясь, прочитать страницу.

Щедро расплатившись со стариком, Глеб купил у одного монаха в скриптории две книги. Эти книги только что переписали, на последних страницах едва-едва просохли чернила. За книги Глеб заплатил даже больше, чем за коня, который дожидался лета в стойле. Очень дороги были книги. И у Глеба осталось денег в обрез – прожить без забот зиму, прожить ее, сидя у окна или светильника, разбирая одно за другим писанные красивыми буквицами слова. От инициала до точки, от альфы до омеги…

«Одиссея» – так называлась первая книга; она написана была, или напета, древним поэтом, слепым Гомером. «Поход Александра» – книга вторая, ее автор – Арриан.

Обе книги пришлись Глебу по душе. В первой его весьма позабавила выдумка греков с деревянным кораблем, а вторая живо напомнила ему поход крестоносцев; про Александра, царя македонского, Глеб к тому времени уже много слышал: о нем ему рассказывали греки из стражи, коротая долгие ночи на стенах и башнях, о нем ему поведали целые сказания латиняне, сидя у костров. И многие страницы книги показались Глебу знакомыми, как будто в Александре он встретил старого друга.

Поскольку книги Глебу полюбились, он попросил переплетчика им сделать переплет из крепкой козловой кожи.

Так, за чтением, и прошла зима…

Глеб еще не раз встречал в городе Вслизария, и тот все время звал Глеба в стражу. Но Глеб всякий раз отказывался. У него были уже свои планы: он надумал возвращаться на родину. А так как в Константинополе у него никого из близких не оставалось, то и прощался он с этим великим городом без особого сожаления. Постоял на Галатском мосту, с которого когда-то ловил с побратимами рыбу, прошелся по кривым улочкам Перы, поскорбел над могилой Трифона, потом, помолившись в каком-то храме, вывел застоявшегося коня за город и поехал, не оглядываясь…

Уже вовсю цвели сады, когда Глеб приехал к знакомому монастырю, что спрятался меж двумя холмами. И название его вспомнил – монастырь Святой Ирины. Что-то изменилось здесь, и Глеб долго не мог понять, что. Потом догадался: ведь сейчас была весна; звонко и весело пели птицы, буйствовала природа, травы были сочны, луга тучны; по этим лугам во множестве ходили отары, позванивая колокольцами. Весна давала ощущение начала жизни. Глеб был так молод, и вся жизнь его еще виделась впереди. А назад он боялся оглядываться.

Глеб постучал в дверь. Подождал. Но не очень-то спешили ему ответить.

Тогда он принялся стучать громче и не прекращал стука до тех пор, пока над ним не раскрылось окошко и не показалось лицо монахини-привратницы. Лицо было милое, но строгое.

– Мне нужна Мария, – сказал Глеб. Монахиня все еще смотрела на него вопросительно.

Тогда Глеб пояснил:

– Я оставлял у вас однажды заболевшую девочку.

– Ее звали Мария? – спросила привратница.

– Да, – обрадовался Глеб. – Красивая добрая девочка. Она была больна.

– Таких у нас нет, – ответила строго монахиня. – Наверное, ты, путник, перепутал монастырь…

И она порывалась закрыть оконце. Но Глеб протянул руку и не дал ей этого сделать.

– Не мог я перепутать монастырь! Я говорил и с вашей настоятельницей. Она умеет лечить. Об этом знают все в округе. Поэтому мы у нее оставили Марию…

– Девочку? – опять переспросила монахиня.

– Да, – Глеб уже начал волноваться.

– Давно это было?

– Прошло всего несколько лет…

– Хорошо! – согласилась привратница. – Я позову сейчас Марию, но, думаю, это совсем не та Мария, о которой речь… Придется обождать…

И окошко закрылось, звякнул с той стороны крючок.

Глеб задумался: странно все это… Можно ли забыть про Марию в таком маленьком монастыре?

Наконец крючок опять звякнул, и окошко открылось. Глеб поднял глаза и едва не отшатнулся: старое, сморщенное, сухое лицо цвета воска показалось в проеме оконца. Глубоко сидящие черные глаза, похожие на угли, смотрели на него.

Старуха спросила:

– Что тебе нужно, юноша? Зачем тревожишь покой обители?

– Я пришел за Марией.

Старуха осмотрела его внимательно:

– Мария – это я. Но, думается мне, что пришел ты не за мною.

И она посмотрела на него сочувственно. Глеб на минуту растерялся:

– Да, уважаемая, я пришел не за вами… Она была совсем девочка. Она была больна и слаба. И мы оставили ее для лечения…

Какое-то просветление мелькнуло в глазах старухи:

– Ах, да! Я что-то припоминаю… Но той девочки у нас нет. И давно уж нет…

Глеб слышал, как привратница подсказала тихонько старухе:

– Кажется, и я теперь припоминаю… Но та девочка как будто умерла… Иначе она была бы с нами, сестра…

У Глеба все похолодело внутри. Старуха раздумывала, смотрела на Глеба с сожалением. Потом сказала:

– Наверное, юноша, тебе лучше будет поговорить с настоятельницей, – и она обратилась к привратнице: – Коли такое дело, впусти его, сестра. Двери со скрипом раскрылись, и Глеб, ведя за собой коня, вошел в монастырь.

Очень тяжело стало на сердце у Глеба. И ноги были будто деревянные, он едва их передвигал.

Привратница повела его знакомой ему цветочной аллеей. И привела в то же самое место. И опять Глеб увидел ту настоятельницу, одетую очень просто. А она, как и в тот день, выщипывала козий пух. Коза, зажатая у нее между ног, блеяла от боли.

Все это было как наваждение. И Глеб даже думал: уж не сон ли, не кошмар ли ему снится.

Едва подняв глаза, игуменья узнала его. И сказала каким-то бесцветным голосом:

– А Марии здесь нет… Глеб едва выдохнул:

– Где же она? Она умерла тогда?.. Настоятельница улыбнулась:

– Нет, почему же! Она не умерла. Она быстро поправилась. Но оставить ее здесь мы, увы, не смогли. В ней оказалось слишком сильно мирское…

– Я не понимаю, о чем вы говорите, уважаемая. Игуменья пояснила:

– Она слишком рвалась из этих стен. Удивительно, но в этой тихой обители, среди этих цветов… она угасала. Я потом поняла, отчего. Она слишком любила вас и рвалась за вами. Но вы, мне кажется, были уже далеко…

– Где же она? Игуменья отпустила козу:

– О, здесь недалеко!… В соседнем селении живет женщина по имени Невена. Хорошая женщина, набожная, богобоязненная. К Марии относится, как к дочери.

Глеб облегченно вздохнул, поблагодарил игуменью и покинул монастырь.

Конь быстро домчал его до селения – большого, утопающего в садах.

Встречные крестьяне останавливались при виде нарядного всадника, скачущего по дороге, а иные и кланялись ему, ибо принимали его за князя или боярина.

В селении Глеб подъехал к одному дому, к другому. Но в них никого не было. И Глеб не знал, у кого спросить, где живет женщина по имени Невена. Он медленно ехал по улице, поглядывая по сторонам.

Вдруг в одном из садов Глеб увидел девушку, которая была занята тем, что подвязывала к колышкам виноградную лозу. Глеб подъехал к воротам и залюбовался этой девушкой – так она была хороша, так красивы были ее обнаженные руки и так споро она управлялась со своей нехитрой работой.

Глеб окликнул девушку:

– Скажи, красавица, в каком из домов живет женщина по имени Невена?

Девушка выпрямилась и взглянула на Глеба:

– В этом доме она и живет.

Глеб порадовался такой удаче и, думая, что говорит с дочерью этой самой Невены, попросил:

– А нельзя ли позвать ее…

Девушка оставила свою работу и подошла ближе. Красота ее поразила Глеба. В жизни он не видал таких красивых девиц. И подумал: благословенна земля, на которой вырастают такие красавицы… У девушки были тяжелые русые волосы и огромные синие глаза – ясные, проницательные, как бы заглядывающие собеседнику в самое сердце, как бы видящие значительно больше, нежели видят обычно глаза.

Глебу даже стало как-то не по себе от взгляда этой девушки. Будто дрогнуло его сердце.

Девушка улыбнулась:

– Невена в поле сейчас. А вы, господин, что-то хотели? Кого-то ищите?

– Ты угадала, красавица, – Глеб не скрывал, что любуется ею. – Эта добрая женщина воспитывает девочку, которую я разыскиваю и хочу у нее забрать.

И Глеб оглядел двор поверх головы девушки, надеясь увидеть Марию.

– Девочку? – переспросила красавица.

– Да. Если ты тут живешь, то должна знать, о ком я говорю. Ее зовут Мария.

Девушка улыбалась, глаза ее прямо-таки излучали тепло. Она сказала:

– Если вы ищите Марию, господин, то зачем спрашиваете про Невену?

– А как же иначе? – удивился Глеб.

Тут девушка рассмеялась звонко и счастливо:

– Мария – это я и есть!… А ты, Глеб, неужели не узнал меня сразу, как я узнала тебя? Неужели я так переменилась?

Глеб опешил. Он действительно не узнал ее; он по привычке искал глазами худенькую бледную девочку, горемычного человечка весьма болезненного вида. А предстала ему красавица, каких не видывал свет, настоящая царевна!…

Глеб всмотрелся в черты девушки. Да, это была Мария… Теперь наконец он признал ее. Изумленный, он долго не мог сказать ни слова.

На руке девушки он заметил свое кольцо – серебряное колечко, которое некогда надел ей на худенький пальчик. Она была тогда в бреду, ее мучил жар. Кольцо ей было в тот давний день велико и не держалось на пальце.

А сегодня – как раз впору.

Мария так и сияла под его взглядом.

Глеб подал ей руку и посадил ее перед собой на коня. И сказал:

– Я возвращаюсь, Мария. И приехал за тобой. Она прижалась всем телом к его груди и обняла его за плечи.

– Я знала, что ты вернешься, и сшила тебе пояс.

Взволнованный, очарованный, совершенно счастливый, Глеб плохо помнил, как они ездили на поле и говорили с Невеной, как плакала женщина, понимая, что расстается с Марией навсегда, как потом собирала старушка в корзину наряды Марии…

Глеб смотрел и смотрел на девушку и не верил своим глазам. Он забыл обо всем на свете и видел только Марию, а может, Мария стала для него – как весь свет…

Они медленно ехали из селения по дороге на север.

Вот-вот должен был показаться за лесочком, за холмами монастырь.

Мария спросила:

– Помнишь, давно-давно мне было видение, будто мы с тобой вдвоем едем на коне? И нам хорошо, и вокруг поют птицы…

– Помню. Это было, и правда, давно. Мария засмеялась:

– И вот мы едем. И нам хорошо. И вокруг действительно поют птицы… Все-таки она была еще ребенок. Так подумал Глеб.

А Мария продолжала:

– Меня не обманывают видения. И хотя у тебя было много женщин, жена у тебя одна – я.

Глеб смутился и не знал, что ответить. Потом предложил:

– Если хочешь, правь конем сама. Вот уздечка… А мне все равно, куда ехать, – лишь бы ты, красавица, была рядом…

Марию очень порадовали такие слова, и она, с нежностью заглядывая Глебу в глаза, ответила:

– Тогда я буду править в церковь.

Глеб отлично понимал, для чего невесте церковь, и передал Марии уздечку.

Они ехали некоторое время молча. Потом Глеб спросил:

– А не было ли в твоих видениях, душа моя, чего-нибудь о славных побратимах?

Мария посмотрела на него светло:

– Это было давно. Я не помню, – она опустила глаза и глядела теперь на дорогу. – А разве они не с тобой? Разве с ними что-то случилось?

Глеб все еще любовался своим вновь обретенным сокровищем:

– Думаю, что они погибли.

– Погибли? – девушка бросила на него недоуменный взгляд. – Тогда кто же там впереди? Кто это едет нам навстречу?..

Глеб посмотрел вперед. И сердце его тревожно забилось.

Был уже вечер, из долин выползал туман. Языки тумана пересекали дорогу. И по этим молочно-белым языкам, как корабли по морю, плыли два всадника. Поначалу они даже представились Глебу призраками – так плавно двигались, будто парили над самой дорогой, и так огромны они были, окутанные туманом.

Всадники тоже их заметили и остановились.

Конь под Глебом и Марией настороженно стриг ушами.

И были всадники все ближе. Глеб смотрел на них, силясь разглядеть их черты в клубах наплывающего тумана, силясь узнать. И, кажется, узнавал. Очень знакомыми были их лица.

Всадники, дабы мимо них нельзя было проехать, поставили коней посередине дороги. А Глеб все еще думал, не привиделось ли ему в тумане то, что он очень хотел увидеть. Говорят, так иногда бывает.

Но тут услышал впереди тихий говор. Потом…

– Стой-ка, приятель! – прорычал один всадник. – Отдавай нам девицу, если хочешь жить.

А другой блеснул небесно-голубыми глазами:

– Нам эта девица давно приглянулась… И они рассмеялись легко, беззаботно.

Ясно, что призраки не рассмеялись бы так. Это были живые и невредимые Волк и Щелкун.

Все четверо очень радовались встрече. Сошли 'с коней, обняли друг друга.

Щелкун сказал:

– Не думал я, что мне доведется еще увидеть Глеба.

А Волк не мог глаз отвести от девушки:

– Трудно узнать в сей царевне прежнюю Марию, которую мы подобрали на дороге и которую оставили в монастыре. Девочка немного подросла. Глеб переводил с побратима на побратима приветливый взгляд:

– Вышло все совсем не так, как, казалось, должно было выйти. А казалось мне, смерть следует за мной по пятам и косит моих ближних.

А Мария сказала:

– Мы должны благодарить Бога, что все для нас кончилось хорошо и мы вновь встретились…

Как в старые времена, они здесь же при дороге расположились на ночлег. Но глаз не сомкнули в эту ночь, ибо у каждого нашлось много чего рассказать.

Побратимы поведали о том, что с ними приключилось в Иерусалиме. Они потеряли Глеба в темноте каменной цистерны. И когда вышли из темных переходов на свет, Глеб был уже далеко впереди – вместе с Конрадом он бежал по площади. Побратимы хотели последовать за остальными латинянами, как вдруг увидели в узкой кривой улочке спешащий к своим на подмогу отряд сарацин – их было до полусотни. Волк, Щелкун и еще несколько рыцарей бросились сарацинам наперерез и долго сдерживали их в этой улочке. Когда же сарацины все-таки прорвались и латиняне вынуждены были отступить к своим, на площади уже творилось что-то несусветное, и в давке, в неразберихе боя, в общем кровопролитии побратимам не удалось найти ни Глеба, ни Конрада, главной их заботой в это время было – не сложить здесь головы. А потом крестоносцы прорвались на стены, и дело, как известно, кончилось благополучно для христиан… Волк и Щелкун несколько дней разыскивали Глеба по городу. Встретили Конрада, и тот поведал им печальную новость: вместе с другими славными рыцарями Глеба завалило в обрушившемся храме во время молебна. Побратины разыскали то место. Латиняне как раз, укрепив на столбах блоки, разбирали развалины и доставили из-под каменных плит трупы. Волк и Щеп кун некоторое время помогали латинянам, пока Не обнаружили в стороне смятые и окровавленные до спехи Глеба – те самые, доспехи декарха с виноградной гроздью на груди. И тогда они решили, что латиняне Глеба уже увезли и, верно, закопали. Что оставалось еще делать побратимам? Оставив Святую землю, они пустились в обратный путь. Триполи, Антиохия, Мараш, Иконий, Дорилей, Никея… Дорога их была полна опасностей, но все опасности побратимы превозмогли и к весне прибыли в Константинополь. Здесь они повстречали Бороду, и тот рассказал, как глупо погиб Трифон. В Константинополе Волк и Щелкун не задерживались, поскольку решили, что есть еще на этом свете один человек, которому они смогут помочь. И вот они у стен монастыря, и стучат в ворота, и строгая привратница им отвечает, что был уже здесь один воин и спрашивал про Марию. Кто бы это мог быть, если не Глеб?.. Так подумали побратимы и совершенно уверились в том, что не пройдет и дня, как они встретят Глеба и Марию. Это и вышло в действительности…

Все это рассказав, Волк и Щелкун спросили, что же произошло с Глебом там, в Иерусалиме.

Рассказ Глеба нельзя была назвать обстоятельным. Глеб сказал только, что да, правда, храм обрушился, а его, стоявшего при входе, только ранило. Одна добрая женщина вытащила его из-под камней и на тележке отвезла в горы, где и лечила с одним стариком по имени Захария. Побратимам показалось довольно странным, что иудейка ни с того ни с сего вздумала спасать крестоносца. Но они не стали выспрашивать про это обстоятельство, решив, что если Глеб чего-то сам не говорит, то, наверное, так и надо; и больше, чем сказал, Глеб уже не скажет, даже если его сильно попросить.

Впрочем у друзей еще было много времени впереди, и они рассчитывали однажды выведать подробности.

На этом разговор закончился, и все сидели некоторое время молча. Задумчиво глядели на костер. И Мария тут повторила:

– Все завершилось благополучно. Мы вновь вместе. И должны благодарить за это Господа.

Трудно было с ней не согласиться.

За всякий благополучный исход следует возносить хвалы Создателю, ибо все в Его руках – как повернет, так и будет. Возблагодарим Его и мы и на этом завершим свое повествование…