Еще на подходе к Сельцу Глеб услышал, как злобно лают и воют собаки. Он удивился: местные собаки хорошо знали его и редко поднимали шум при его появлении – разве что подавали голос, когда он проходил совсем близко. Глеб подумал, уж не случилось ли чего в Сельце? Он выглянул из кустарников и увидел: Сельцо на месте, а поблизости в поле – ходит стадо. Вид этого стада успокоил Глеба: кабы что произошло дурное в Сельце, не был бы столь безмятежен пастух. Но пастух спокойно ходил за стадом. И только косматый пес злобно рычал, поджимал хвост и жался к ногам хозяина. Пес все время косился на лес.

Опять удивился Глеб, покачал головой: что-то здесь было неладно!…

Глебу вовсе не нужно было входить в Сельцо, чтобы поговорить с братьями. Достаточно было показаться ему на опушке. И если братьям есть что сказать, они быстро к нему явятся. Так подумал Глеб и вышел из кустарника.

Пастух, завидя его, даже присел от неожиданности. Потом со всех ног бросился в Сельцо.

Глеб не ошибся. Скоро он увидел Фому – самого старшего брата. Тот торопливо шел полем, настороженно оглядывался. Видно, много чего хотел сказать – очень поспешал старший брат.

Еще издали он крикнул:

– Хорошо, что ты пришел, Глеб. Есть к тебе разговор.

Глеб улыбнулся:

– Радостно слышать, что братья вдруг вспомнили обо мне.

Но Фома не улыбнулся в ответ, смотрел с укором:

– Ты, Глеб, рано радуешься! Если б знал, что тут творится, не улыбался бы.

Глеб пожал плечами:

– Вижу – на месте Сельцо. Что ж еще!…

Брат остановился на некотором отдалении: руки не протянул Глебу, не обнял его, не сказал приветливого слова. А сразу повел такие речи:

– Ты, Глеб, там где-то начудил, убил, верно, кого-то. А мы, получается, за то в ответе. Мстислав послал по деревням Корнила с войском. Тот всех трясет и приставляет нож к горлу и спрашивает: «Где Глеб?..». Особо нам с братьями досталось. Все вверх дном перевернули. Кирилла и Андрея даже избили. И всех нас грозился Корнил вообще убить, если не скажем, где ты, Глеб, прячешься…

– И что же? – спросил Глеб.

Фома чуть не в мольбе протянул к нему руки:- Глеб! Пойди к Мстиславу и повинись. А то сразу к князю Владимиру пойди. Давно намекает старый князь, что хотел бы видеть Воина в своем войске… Старый Владимир пожурит и простит… Сдайся им, Глеб! Не надо никому мстить. Этим уже ничего не изменишь. Отца с матерью из могилы не поднимешь. Нам только испортишь жизнь. Да и сам где-нибудь голову сложишь по-глупому…

Глеб не смог скрыть обиды:

– Да, нелегко приходится Воину одному! Кабы были у него братья, все бы сложилось иначе. Но у Воина на беду – сплошные сестры!

Фома досадливо скривился:

– Ты, Глеб, в словах не витийствуй. Меня словами не прошибешь. Я пожил уже и многому знаю цену. Согласен, мужество твое дорогого стоит. Но ведь платить-то, выходит, нам. Ты начудишь и спрячешься, а мы, братья твои, все время на виду, – и он опять просил чуть не слезно: – Пойди к Мстиславу, брат, повинись. Корнил говорит: ждет тебя Мстислав…

– Ждет топор на плахе, – жестко усмехнулся Глеб.

Но Фома не отступался:

– Подумай о нас, брат! Ты один-одинешенек, а у нас чада малые… Корнил грозит: выведу Аскольдово племя!…

– И выведет, – кивнул Глеб. – Он начал с Аскольда.

– Брат, не слушай людей. Не убивал Корнил Аскольда. А вот ты убьешь нас руками Корнила…

– Чего вы достойны, то и получите! Разве это такая премудрость, чтоб ее в твои лета не понимать? – Глеб уже начинал злиться. – Я пришел сказать, чтобы вы не держались за Сельцо. Все бросайте, с места снимайтесь и идите к старому Владимиру под крыло. А лучше – еще дальше! Ибо смерть родителей не отмщенной я не оставлю. Получат свое и Корнил, и Святополк, и молодой князь. Они – убийцы!

– Брат, ты сошел с ума, – совсем сник Фома. – Поднимать руку на Мстислава! Да ведь старый Владимир тебя раздавит, как вошь. И нас заодно. Изведет, подрубит Аскольдово древо… Лучше смирись. Хватит крови!…

Глеб покачал головой с сожалением:

– То не нам с тобой решать – достаточно ли крови. Ко мне дважды являлся отец. И всякий раз он подталкивал к мести…

– Отец был воин. И ты – воин. А мы – пахари. Дайте же нам спокойной жизни! Не то…

– Что – не то? – удивился Глеб. – Ты, пахарь, мне угрожаешь.

– Я пытаюсь образумить тебя.

Здесь Глебу почудилось, что некий шорох раздался позади него. А в глазах Фомы он увидел испуг.

Взявшись за рукоять меча, что висел на поясе, Глеб резко обернулся. За спиной у него стоял Волк. Волк испытующе смотрел на Фому.

– Вот как! Это ты!… – Глеб отпустил меч. – Теперь мне понятно, отчего в Сельце волнуются собаки.

Фома спросил:

– Кто это?

– Это – Волк. Мой побратим. Фома с осуждением покачал головой:

– Ну и побратимы у тебя. С такими лютыми глазами. Не удивительно мне, что такие у тебя и дела.

Волк сказал:- Может, не мое это дело, но пока вы тут разговариваете, братья, какие-то люди стягивают вокруг вас кольцо.

– Что еще за люди!… – разозлился Глеб и выхватил из-за спины секиру.

Фома сказал:

– Бросай секиру, Глеб! Считай, мы тебя поймали. Мы хоть и пахари, а всегда сумеем обмануть Воина. И не станешь же ты в самом деле рубить головы родным братьям!…

Глеб оглянулся. Он увидел, что все его братья один за другим выходят из-за деревьев. А в руках у братьев Глеб увидел дубье. И дубьем этим Аскольдовы дети поигрывали очень красноречиво.

– Вот так дела!… – хмыкнул Волк. – Впрочем видеть мне доводилось не раз, как идет брат на брата. Но я – то здесь при чем?

– Ужели испугался? – усмехнулся Глеб. – В моих ушах еще звучат твои слова о волчьих зубах, что будут не лишними в драке.

– Зубы – зубами! – оглядывался Волк. – Но ведь и про шкуру забывать не надо. А братцы твои, посмотри, как один, крепыши!…

Глеб и Волк, как настоящие побратимы, стали спиной к спине.

– Драться – так драться, – воскликнул Глеб. – Во всяком случае нескучно время проведем… Эй, Волк! У меня есть секира. А ты возьми мой меч.

– А зубы.на что? – прорычал, распаляясь, Волк и ощерился.

Фома, увидев острые красивые зубы Волка, побледнел. Фома был явно не воин.

А Волк все же взял предложенный меч. Глеб сказал, обращаясь к братьям:

– Мы готовы! А вам решать – быть ли драке. И если мы пустим кому-нибудь кровь, это будет на вашей совести, поскольку мы будем только отбиваться.

– Бросай секиру, Глеб! – последний раз просил Фома.

Но брат уже не удостоил его ответа.

И тогда Фома сделал знак, и кольцо стало сужаться. Аскольдовы дети поигрывали дубьем, кто-то готовил веревки, а кто-то и замахнулся уже.

Глеб и Волк, готовые к бою, стояли неподвижно; они зорко следили за каждым движением нападающих. Меч и секира грозно поблескивали в солнечных лучах.

И когда уже с обеих сторон готовы были посыпаться удары, Фома воскликнул:

– Смотрите, братья! Кто это?..

Аскольдовы дети обернулись в ту сторону, куда показывал Фома. Глеб здесь подумал, что вот настал удобный миг прорваться – пока внимание братьев отвлечено. И едва уже не бросился вперед, но в голову ему вовремя пришла мысль, что негоже Воину бегать от пахарей. И тогда он тоже проследил взгляд Фомы и увидел того старца – в белых одеяниях. Прежде Глеб видел его только ночью и не мог как следует рассмотреть. Впрочем не мог он рассмотреть его и сейчас, ибо старец стоял в отдалении. Но то, что явился им сейчас сам Аскольд, только очень-очень постаревший, у Глеба не было никаких сомнений.

И кто-то из братьев испуганно сказал:

– Это же отец!… Памфил выдохнул:

– Он смотрит на нас. Он что-то хочет сказать.

– Ясно, что! – бросил дубину Кирилл. – Он не хочет допустить драки.- Он молчит.

– Все и без слов понятно…

Так переговаривались братья, а старец все смотрел на них и не уходил. Ветерок шевелил его седые волосы; слегка колыхались полы рубахи.

– Не страшно ли вам? – покосился на братьев Памфил.

Фома сказал:

– Не ошиблись ли мы, что погребли родителей по христианскому обряду? Отец наш Аскольд никогда не был ревнивым почитателем Христа. Аскольд, я знаю, поклонялся и жертвовал Волоту… Быть может, следовало предать их тела огню – по обычаю языческому?

– Какой-то он старый, – заметил кто-то.

– Отец прошел через смерть, – напомнил Глеб. Братья – смущенные, притихшие – побросали дубье. Им показалось, что старец удовлетворенно кивнул. Он так и не сказал ни слова. Тихо повернулся и пошел прочь. Он был невесом и светел. Старец шел, а под ногами его не шуршали травы; он отошел уже далеко, а все было как бы видать сквозь молодую листву размытое белое пятно.

– Никогда я прежде не видал воскресших, – пробубнил Волк. – И кабы был крещеным, сейчас бы перекрестился!…

После этих слов он вернул Глебу меч.

А Фома сказал, осторожно взяв Глеба за плечо:

– Уходи, брат, из этих мест! И не убивай больше никого. Секирой, убийством не восстановишь справедливость. Только нам повредишь…

– Быть может, так оно и есть, – ответил Глеб. – Но и смирением овечьим не заставишь убийц устыдиться. Это вам скажет любой волк.

Здесь они и расстались. Братья, поглядывая исподлобья, направились к Сельцу. А Глеб и Волк быстро скрылись в лесу.