— «На охоте молодежь приучалась к мужеству, храбрости, ловкости, находчивости, выносливости, — читал Остерман императору „поучение“, составленное им вместе с Алексеем Григорьевичем Долгоруким. — А посему все древнерусские князья заставляли своих подначальных заниматься охотой. Киевский князь Игорь Рюрикович был заправский охотник. С охотничьими подвигами и звериными ловами связывается его женитьба на Ольге». Что касается Владимира Мономаха, — ворковал Остерман, — то я, пожалуй, приведу только одно место из его сочинения «Поучение детям». «Да не застанет вас солнце в постели, — писал Мономах. — Узрев солнце, садитесь думать с дружиною, или судить людей, или поезжайте на охоту». «На охоте зверей собаками или облавой загоняли в тенета».

— В тенета… — мечтательно повторил император.

— «Кабанов били рогатинами, оленей поражали стрелами, зайцев, запутавшихся в сетях, убивали палками…»

— Рогатиной… стрелами… палками, — шептал Петр Алексеевич, не сводя глаз с воспитателя.

— «На пернатую дичь охотились при помощи ловких птиц: соколов, кречетов, ястребов, — продолжал Остерман. — Соколиная охота была в особом почете. Соколы ловились сетями, к которым для приманки привязывали голубей. Кречеты ценились особенно; этот род соколов был огромного роста — до трех четвертей; отличался необыкновенной легкостью в полете, цветов: бурого, пестрого, серого, красноватого, белого. Выше всех ценились белые кречеты. Соко линая охота считалась благородной забавой князей и царей».

— Князей и царей… — вторил очарованный ученик.

— Вот как записано в «Уряднике» охотничьем уставе нашего прадеда, — и Андрей Иванович, дабы подкрепить все им ранее сказанное, внятно, с выражением, громко читал: — «Дудите охочи, забавляйтеся. утешайтеся сею доброю потехою и угодно, и весело, — да не одолевают вас кручины и печали всякие. Избирайте дни, ездите часто, напускайте, добывайте нелениво и бесскучно».

«Да, Андрей Иванович душевнейший и весьма снисходительный воспитатель!» Разве можно, казалось Петру, сравнить его с бесконечно требовательным Меншиковым? Если Андрей Иванович иногда и вынужден «строжать» воспитанника, то прежде всего подчиняясь требованиям опять-таки Меншикова и притом исключительно в целях защиты его же, воспитанника, от нападок светлейшего князя. И в душе Петра все сильнее и сильнее разрасталась тупая неприязнь к мешающему жить так, как хочется, строгому, непокладистому опекуну.

Невеста также не нравилась Петру. Да и она, шестнадцатилетняя, вполне уже развившаяся красавица, не питала никакого чувства к своему двенадцатилетнему мальчику-жениху. В его безалаберно-крикливой компании ей было не по себе, она всячески избегала участвовать в его лихих похождениях, шумных забавах и казалась Петру скучной, неинтересной. То ли дело тетка Елизавета Петровна! Та, несмотря на уже исполнившиеся семнадцать лет, была совсем под стать своему взбалмошному, ветреному племяннику и по кипучей живости и по страсти к шалостям, проказам и даже буйным уже увеселениям.

По тем же причинам, что и Петр, не любила Александра Даниловича и сестра молодого царя Наталья, которая имела на брата большое влияние. «Она поучает меня полезными увещаниями, помогает благоразумными советами, из которых, — писал Петр под диктовку своего дражайшего воспитателя, — я каждый день извлекаю величайшую пользу, а мои верные подданные ощущают живейшую радость».