Совсем не так, как предполагалось раньше, вступили киевские князья с малым числом своей дружины в царственный город.

Вместо победного, их шествие походило скорее на покаянное.

Прежде всего с ними было допущено очень малое число дружинников. Правители Константинополя все-таки не на шутку побаивались своих полудиких гостей, так еще недавно бывших врагами. Всего только один струг с князьями и оставшимися в живых из их приближенных был впущен в Золотой Рог. Затем самые одежды князей вовсе не соответствовали их положению: у них все погибло во время бури, а по условию все гости должны были явиться без всяких признаков вооружения. Одежды же их не отличались ни пышностью, не великолепием, и, в сравнении даже с одеждами дворцовых слуг, одеяние князей казалось жалким и убогим.

Да и струг их шел как будто под конвоем… Со всех сторон его окружали суда с воинами императорской гвардии.

Посланные из Византии убедили Аскольда и Дира, что это со стороны императора является знаком особенного к ним почета.

Не о таком шествии на покоренную Византию мечтал оставшийся в Киеве Всеслав… Он думал, что его князья и их сторонники купаются в крови побежденного и разгромленного ими эллинского града, и вдруг вместо этого киевские князья сами идут чуть ли не с просьбой о помиловании…

Хорошо, что ничего этого не знал Всеслав…

Зато прием вышел, действительно, великолепным.

По установившемуся этикету князьям только показали императора.

Когда их струг прибыл к роскошно убранной пристани, князья встречены были Василием Македонянином и духовенством ближайшей к берегу дворцовой церкви.

— Добро пожаловать к нам, дорогие гости! — приветствовал их Василий. — Шли вы на нас с мечом и смертью, но Заступник наш Всесильный помог нам, и вот мы, не питая к вам никакого зла, готовимся принять вас как друзей… Он первый поклонился князьям. Те, в свою очередь, отвечали ему также низким поклоном.

— Ратное счастье изменчиво, — отвечал Василию Аскольд, — сегодня победил ваш Бог, завтра победим мы.

— Не говори так, вождь. Когда ты в наших храмах увидишь все величие нашего невидимого Бога, ты поймешь безумие твоих слов… Но не будем теперь говорить об этом, пойдем — наш всемилостивейший император желает видеть вас, храбрых славянских богатырей…

Он встал в середину между названными братьями и, задушевно и ласково разговаривая с ними, пошел по устланному сукном пути к входу в императорский дворец.

Другие придворные поступили так же в отношении прибывших с князьями их приближенных. Шествие растянулось на довольно большое расстояние.

С любопытством глядели варяги на все вокруг себя. Все этим детям днепровских полей и суровых фиордов Скандинавии казалось здесь интересным, новым. Великолепные, богато разукрашенные дворцы, сверкающие позолотой своих куполов храмы, толпа восторженно кричащего при виде Василия народа по обеим сторонам шествия, наконец, великолепие уборов на встречавших их придворных — все это и поражало их, и наполняло их сердца необъяснимым для них самих смущением.

Но вот они во дворце. Искусственные рычащие львы привели их в трепет, убранство палат вызвало у них крики восторга и восхищения. Все здесь им было ново, все ими никогда не было видано, и, независимо от самих себя, они ощущали почтение и восторг к этому городу, к этим людям. Михаил-порфирогенет встретил киевских князей, сидя на необыкновенно высоком троне. По настояниям патриарха он воздержался от оргии и был, вопреки своему обыкновению, трезв. Он весь сверкал золотом и драгоценными камнями. Драгоценностей на нем было так много, что все окружающие его придворные совсем бледнели перед ним.

Когда драгоман ввел князей, те почувствовали, что какая-то неведомая сила заставляет их преклониться пред этим, казавшимся им таким величественным, владыкой.

Оба князя, не отдавая себе отчета, что они делают, пали пред императором на колени.

Но это дивное для них видение продолжалось всего несколько мгновений… При константинопольском дворе только ослепляли послов блеском императорской особы, но дать возможность приглядеться к нему было не в расчетах византийских хитрецов. Они всегда рассчитывали только на одно первое впечатление, и, в отношении тех народов, которых они считали варварами, этот расчет всегда оправдывался.

Трон с императором был мгновенно скрыт. Князья могли только мельком заметить, что он унесся куда-то вверх.

Они были изумлены, но Василий, наклонясь к уху Аскольда, прошептал:

— Вы, вожди, удостоились зреть царя земного, теперь удостоитесь увидеть Царя Небесного…

Не пришедшие в себя от изумления варяги с не меньшей торжественностью были уведены из императорского дворца в храм св. Софии.

То, что увидали они там, навсегда осталось потом в их памяти.

Служил сам Фотий.

Глаза варягов в полутьме могли различить только волны фимиама, струившиеся от алтаря. Среди них они, как сквозь дымку, замечали какие-то фигуры, казавшиеся им тенями небожителей.

— Велик Бог христианский! — воскликнул Аскольд, пораженный всем увиденным им.

— Велик, велик! — как эхо повторили за ним все варяги…

А когда, отвечая на возгласы священнослужителя, откуда-то с высоты храма запел незримый хор, не удержался и Дир.

— Так поют только в Валгалле! — в сладком восторге проговорил он.