Изок шел безостановочно и на другое уже утро был в Константинополе. У него был пропуск от Василия Македонянина, и потому он беспрепятственно достиг дворца.

Нерадостные вести принес он с собой.

Когда Василий узнал, что побудительным поводом к набегу была не жажда грабежа, а месть, он сразу понял, что в этом случае нечего и надеяться на пощаду…

Сперва он хотел заключить Изока в темницу, но и его поразил поступок этого юноши.

"Какой народ, какой дивный народ! — думал он. — Если дети в нем таковы, то что же говорить о взрослых!”

Он с восхищением смотрел на Изока.

Потом Василию пришло в голову, что Изок в случае беды может еще пригодиться. Его знают славяне, и с его помощью как-нибудь удастся спасти кого-либо из близких.

Василий готов был ко всему и не ждал более спасения Константинополю. Он ласково отпустил Изока, а сам немедленно отправился к Вардасу, у которого непрерывно находился Фотий.

Там уже знали о возвращении посланца.

— Что? — в один голос спросили тревожно Вардас и Фотий.

— Нам остается ждать только чуда, предсказанного тобой, великий патриарх! — дрожащим голосом отвечал Василий.

— Почему же?… Они разве не хотят брать выкуп?

— Киевские князья пришли не за нашими богатствами…

— Что же им нужно?

— Тут дело идет о мести и о мести за женщину… Вы помните ту, которая, по нашим известиям, сделалась жертвой несчастного Фоки? Ее имя до сих пор было неизвестно… Знаете, кто она? Это — матрона Зоя, исчезнувшая вместе с Анастасом, благодаря интригам Никифора и Склирены. Отравленные запястья убили ее в то время, когда она готовилась стать женою этого киевского правителя Аскольда, и теперь этот поход является местью за ее гибель…

Вардас и Фотий поникли головами.

— Что же делать? — прошептал Вардас.

— Одно только чудо спасет нас!

— И это чудо будет! — горячо воскликнул Фотий. — Я уверен в этом.

Силы небесные защитят нас от этого бича! — Молись за нас, великий патриарх! — И вы молитесь! Помните, что только это одно и остается нам…

В небывалом смущении, окончательно потерявшие всякую надежду, разошлись эти сановники, не придумав ничего для спасения своего родного города.

А варяжские дружины с первыми лучами солнца начали свой последний морской переход к Константинополю. Все на стругах были спокойны, все были заранее уверены в удаче.

К вечеру крики восторга огласили водяную пустыню: перед варягами в последних лучах солнца засверкали купола церквей и соборов Константинополя.

Путники были в виду своей цели…

Варяги подошли к Византии.

Пущенные вперед струги уже натолкнулись на заграждение входа в Золотой Рог. Аскольд немедленно отправился сам осмотреть цепи и убедился, что и в самом деле ни разбить эти цепи, ни перетащить через них даже легкие суда было совершенно невозможно. Всей славянской флотилии оставалось избрать стоянкой открытый залив и отсюда уже начать военные действия против столицы Византии.

Осматривая заграждения, Аскольд вышел на берег, а потом, когда он возвращался к своему стругу, прямо к нему бросился навстречу какой-то старик.

Князь хотел отстранить кинувшегося, даже схватился за меч, но, увидав, что все вооружение этого старика состоит из небольшого деревянного креста, успокоился и остановился.

"Это — какой-нибудь христианский жрец, — подумал он, — он, верно, хочет просить меня о пощаде своего храма!”

Но христианский жрец и не думал ничего просить. Напротив того, он сам грозил вождю страшных варягов.

— Почто пришел безумный? — расслышал Аскольд его лепет, почему-то заставивший вздрогнуть его закаленное сердце. — Почто пришел? Разорять храмы Бога, который тебя создал, губить ни в чем неповинных женщин, детей? Или ты думаешь, что Бог допустит это?…

— Никто не помешает мне, старик, — гордо ответил Аскольд. — Если бы не только что ваш Бог, но даже сами Один и Тор явились предо мной и встали на защиту этого города, я бы и с ними вступил в борьбу.

— Замолчи! Ты ли, слабый, ничтожный человек, дерзаешь вступить в борьбу с Божеством? Знай же! Это говорю тебе я, служитель Бога живого: волоса не упадет с головы ребенка, живущего в городе святого царя Константина. Святая Дева — защитница всех, ты же будешь посрамлен, и только жалкие остатки твоего войска вернуться на родину!

Аскольд был суеверен, а старик говорил с таким убеждением, что впечатление его речи неотразимо действовало на суеверного норманна.

— Кто может остановить меня? — пробормотал он.

— Силы небесные! Им же нет числа… Гляди, гляди! Вон, на небе -видишь? Святая Дева простирает над городом покров свой!

Какая-то невольная сила повлекла взор Аскольда на небо. К ужасу своему и удивлению, он действительно заметил там, среди облаков, следующее явление. Среди облаков образовалась как бы человеческая фигура с простертыми вперед руками. Раздраженное воображение поддалось убежденным речам вдохновенного старика, и Аскольду показалось, что эта фигура приняла вид женщины необыкновенной красоты. Он ясно видел, что женщина в простертых руках держит какую-то одежду, которой, как казалось витязю, она покрывала осажденный им город…

Громкий стон и плач заставили его опустить глаза на землю; там восторженно рыдал на коленях вдохновенный старик. Когда Аскольд снова взглянул на небо, там уже ничего не было видно…

Сердце суеверного норманна трепетало от какого-то тревожного предчувствия…