17. ПОХОД
Рано— рано утром на другой день, когда головы многих были еще тяжелы после веселого пира, рога князей созвали всех воинов на берега Днепра, к стругам и ладьям.
Аскольд лихорадочно торопился идти в поход. Он надеялся в пылу сечи размыкать свою гнетущую тоску, забыть Зою…
Дир тоже был рад начинаемому набегу. Он в душе был храбрый воин и скучал бездействием так же, как и другие норманны; только он не хотел обижать своего названного брата, приступая к нему с настоятельными требованиями набега.
А теперь вот и сам Аскольд ведет своих варяго-россов в бой.
Все на стругах давно уже было приготовлено к отплытию. Снесены были припасы, каждый из отправлявшихся знал, к какому стругу он принадлежит, знал в лицо своего начальника и готов был пойти за ним и в огонь, и в воду.
Большинство отправлявшихся была молодежь, веселая, беспечная, жизнь для которой была еще малоценна. У всех чувствовался избыток сил, и всем предстоявшие битвы казались веселее пиров…
Собралось же всех до 10.000 человек.
До чего беспечна была эта толпа, можно было судить по тому, что вся она пускалась по бурному и грозному Черному морю в таких утлых суденышках, как струги, в которых и по рекам-то, особенно в ветер, ходить было небезопасно.
Над каждым стругом начальствовал или норманн, или один из привыкших уже к ратному делу дружинников славянских.
В первом струге шли во главе своего войска сами князья с отборной дружиной.
Вот после молитвы Перуну спустился Аскольд по крутому берегу к своему стругу. Дир был с ним. Следом за князьями шли Руар, Ингелот, Родерик, знаменитые скандинавские воины и, наконец, в толпе их скальд Зигфрид.
Все были воодушевлены, глаза всех светились нескрываемой радостью. Норманны шли на любимое дело, по которому они давно уже скучали.
Перед тем как вступить на струг Аскольд крепко-крепко обнял Всеслава. — Береги Киев! — сказал он.
— Буду, а ты, князь, не забудь о моих детях!
— Будь уверен. Если они живы, я привезу их в твои объятия.
— И отомсти за сестру…
Глаза Аскольда зловеще загорелись.
— Я иду, чтобы исполнить мою клятву, — глухо ответил он.
— Не измени ей!
— Не бойся этого! Прощай!…
После Аскольда обняли Всеслава Дир и знатнейшие скандинавы.
Берега Днепра огласились восторженными криками уходивших, плачем и воплем женщин.
Но вот на княжеском струге затрубили в рога, взвился парус, и струг медленно отошел от берега Днепра и вышел на середину руки.
Следом за ним другой, третий, четвертый…
Стругов было так много, что княжеский давно уже скрылся из глаз, а средний только что отчаливал от берега.
Почти что на закате ушел последний струг, и оживление на Днепре разом сменилось мертвой тишиной.
За день было пережито так много впечатлений, что теперь каждый спешил на покой, забыться сном после треволнений дня.
Аскольд мрачный и угрюмый сидел на корме своего струга. Он был совершенно безучастен ко всему происходившему вокруг него. Как сквозь сон, он услышал, что запел скальд Зигфрид.
В поход пошли сыны Одина,
Чертоги светлые их ждут,
Среди сечи павшего, как сына,
Встречает божеский приют.
Смелей, смелей!
Отваги полный
Ведет нас в сечу славный вождь;
Не страшны нам морские волны,
Мы на врага падем, как дождь…
Щиты отбросим мы далеко,
Возьмем секиры и вперед!…
Там, в небесах, хотя высоко,
Валгалла светлая нас ждет.
Не вспомним мы на миг единый
О жалкой смерти на земле,
Умрем мы все, сыны Одина,
С печатью счастья на челе!…
Громкие крики восторга с ближайших стругов были ответом на эту песнь всеми любимого скальда.
Всем было весело, у всех было легко и отрадно на душе. Только один Аскольд был угрюм и мрачен.
Путь быстро летел.
Пороги по приказанию Аскольда прошли волоком. Он хотел сохранить людей и свои легкие суда на будущее и счел за лучшее потерять несколько больше времени на волок, чем рисковать своей дружиной.
Вот и устье Днепра…
За ним раскинулась необозримая гладь морская…
Но скоро и она оживилась. Все Черное море у правого своего берега так и белело парусами стругов…
Гроза надвигалась на Византию.
