V
Воеводу на другой день узнать нельзя было. Толстый, обрюзглый, неповоротливый, не дурак выпить в компании, охотник поесть до отвалу да спать до обалдения, немного разгильдяй, – он вдруг при сознании опасности обратился в грозного воеводу, готового жизнь положить ради исполнения своего долга. Лицо его стало серьезно и решительно, слова кратки и выразительны, распоряжения толковы.
Увидев Сергея, он ласково кивнул ему головою и сказал:
– Добро, Сергей Иванович, кто рано встает, тому Бог подает. Пойдем.
На дворе его ждало несколько стрельцов – начальников.
– Я, – сказал воевода, – приказал сотельникам придтить, да пятидесятникам, да пушкарскому голове! Нонче Жировых в приказ послал перепись сделать, подьячих в посад услал да в торговые ряды людишек счесть, кои годны. Опять, думаю, лошадей отобрать.
– А стрельцы нешто пешие? – спросил Сергей.
– Не все, а конных-то всего две сотни. Мало, чай?
– До четырех надо! Всех-то восемьсот.
– Восемьсот!
– Ну, так на полы!
– Слышь, Митрич, – обратился воевода к сотнику, – ты для своих достань да ты, Авдеич!
– Добро! – отозвались те.
Они вышли из ворот, и их тотчас окружила толпа зевак.
– Ну, вы! – окрикнул их воевода. – Идите свое дело делать. Неча вам на воеводу глаза пялить: узоров нет! Лучше крамольников высматривайте! Ну, ну, а то в палки!
Толпа недовольно разошлась.
– Пойдем, Сергей Иванович!
Они вошли в низенькую дверь наугольной башни и стали подниматься по ее ветхим ступеням.
– Ишь, ведь, – попенял воевода, – так и скрипят, того гляди, обвалятся. Сколько раз писал на Москву, что надобно чинить. Нет, не дают городовых людей на работу. Кто вас, дескать, тронет. Вы в середке! А вот…
Они вышли на верхнюю площадку под плоскою крышей. Там, обращенные на три стороны, стояли три пищали. Сергей заглянул в их дула.
– Смотри, боярин, – сказал он, – сколько там всякого мусора: щепки, кирпич. Надо выкинуть.
– Надо, надо! Ты чего ж, песий сын, своего дела не блюдешь? – накинулся воевода на пушкаря. – Что пищаль-то, свалка тебе? А?
– Да нешто я это? Это мальчишки балуют.
– Мальчишки! – передразнил воевода. – А ты их шелепами!
Они пошли дальше по стене, по узкой галерее под крышею, переходили из башни в башню, и везде Сергей с воеводою делали распоряжения. В одном месте из пушки выкатилось колесо; его надо было подвести снова, в другом совершенно подгнил пол и надо было подпереть его.
Сергей распорядился и осадною защитою того времени. Указал места, где сложить кирпичи, чтобы кидать ими в осаждающих; заказал наделать котов, огромных колес без спиц, для той же цели и, наконец, указал места, где нагревать смолу и воду, чтобы лить их на головы врагов.
Воевода передавал его приказы стрелецким начальникам и пушкарю и прибавлял к приказу всегда крепкое слово.
Они заглянули и в чуланы, где в непогоду укрывались пушкари, и в нижнюю галерею стены, где ставились обыкновенно стрельцы с самопалами.
– Уф, важно! – сказал довольно воевода. – Истинно ты военный человек, Сергей Иванович!
– Постой, надо еще в погреб сходить да в пушечный амбар. Там, может, что есть! – заметил Сергей.
– Дело! Идем, друже!
Они осмотрели погреб. В высоких кадках там стояло зелье, то есть порох; пирамидальными кучами лежали ядра.
– Выбрать их отселева да к пушкам снести! – сказал Сергей.
– Слышишь? – сказал воевода пушкарю. – Наряди-ка людей-то!
Наконец в пушкарном амбаре Сергей увидал две огромные пушки с короткими стволами, называемые тюфяками, и приказал их поставить внизу башен, что при городских воротах у моста.
Осмотрели также ров, где Сергей приказал выправить честик, и после этого вернулись на воеводский двор.
– Ну вот! – сказал воевода стрелецким начальникам. – Лошадей достаньте и еще две сотни на коней садите. А еще вот его слушайтесь! Он как я! А потом скажу. Вор близко! Поборитесь же за великого государя, его царское величество; послужите ему, государю, верою, правдою, бейтесь с ворами до последнего. За то государь не оставит вас своею милостью!
– Рады служить великому государю даже до смерти! – ответили сотники.
Воевода одобрительно кивнул головою:
– А теперя с Богом и за дело!
Стрельцы ушли. Сергей пошел делать роспись, кому где службу нести, а воевода направился в приказную избу, где братья Жировы составляли ополчение из посадских и торговых людей.
В городе и посаде закипели работы. Таскали ядра, зелье, кирпичи и коты на стены; волочили пушки; стрельцы ходили с одного места на другое; Жировы каждый день скликали своих ополченцев и проверяли их.
Воевода на случай пожаров собрал баб и мальчишек и поставил над ними начальниками боярских и дворянских детей, снабдив их всех густыми мочальными кистями на длинных палках.
Всех охватило волнение, но по – разному.
Все ждали прихода Стеньки Разина, но тоже по – разному.
Воевода, дьяки, приказные, люди начальные и съехавшиеся помещики, бояре и дворяне ждали его как врага; посадские же, голытьба и некоторые из стрельцов ждали как избавителя.
Воевода чуял, что измена гнездится в городе, и своею ревностью портил дело.
Каждый день он ездил со стрельцами по городу и каждый раз кого-нибудь да отправлял в пыточную башню.
– Я вас, воров, крамольников, насквозь вижу! – кричал он, разъезжая по посаду. – Я из вас веревку скручу! Я вам протру глаза.
– Допрежь твово протрутся и сами! – закричал раз кто-то из толпы.
– Схватить его, собаку! – заорал воевода.
Стрельцы ухватили его. Это был рослый детина с дерзким взглядом.
– Так, молодец! А чтобы у тебя хоть и протерты глаза, а язык пустое не болтал, я тебе колышек в рот посажу! – сказал воевода. – Сведите его в башню да распорочку ему в рот, а там в тюрьму!
– Пожди, воевода, – роптали посадские, – будет и на тебя невзгода!
– Ох, будет битва великая! – говорил, вздыхая, каждый вечер воевода.
Что ни день, он посылал стрельцов за надолбы на разведки, не идут ли воры, и каждый раз стрельцы возвращались ни с чем.
Нетерпение росло.
– Господи, хоть бы скорее! – охал воевода – Пусть уж придет разбойник, да чтобы разом!
И все волновались.
Лукоперов, испив добрую чару вина, перед сном шел к своей дочушке и там делился с нею своими впечатлениями и мыслями.
– Слышь, дочушка, – говорил он, – воевода опять поджигателя поймал. Сегодня повесил. Нищие, говорят, пришли стены жечь, разбойники!
– Астрахань взяли! – говорил он в другой раз. – Бают, крови пролили! Ух! Кто боярин, того и секли. Воеводу с раската бросили!
Наташа дрожала и бледнела.
– На все воля Божия! – шептала она.
– Это ты истинно! Бают, это Божья напасть за грехи наши. Звезда появилась, слышь, в небе! Беззакония творим, вот! В Петровки на Москве-то иные убоину едят! Ереси пошли всякие. Старец, бают, предрек государю: быть, говорит, трем бедам. Гляди: государыня померла, раз! Царевич помер, два! А теперь этот идет. Вот и три! О, горе нам, грешным!
И он плакал, тряся своей лысою головою, и Наташе становилось за него и больно, и страшно.
– Батюшка, да неужели нам вред сделают?
– Убьют, доченька! Коли город возьмут, всех убьют!
Наташа вздрагивала:
– Молиться будем!
– Молись, доченька, Пресвятой Богородице!..
Сын не любил его причитаний. Молодой и отважный, он не боялся боя и верил в возможность защиты.
– Ты, батюшка, только кручину разводишь! Шел бы в терем, что ли!
– Болит сердце, Сереженька. Как подумаю о Ваське, так и защемит. Тьфу!
– А чем Васька страшен? Как и всякий вор, быть ему на виселице!
– А до того?..
Время шло. Напряжение увеличивалось, потом упадало и нарастало снова.
Накануне страшного утра никому о беде и не думалось. Воевода здорово угостился со своими гостями, и все мирно разошлись по своим горницам.
И вдруг в утро раздался гул набата.
– Пожар! – вскричал воевода.
«Не к добру!» – подумал Сергей, быстро вставая с лавки. Они в одно время выбежали на двор. Горели стенные башни.
– Воры! – закричал не своим голосом воевода, бросаясь назад в горницы и хватая саблю.
– Затворяй ворота! К воротам! – закричал Сергей, но уже было поздно.
– Нечай, нечай! – кричали казаки, въезжая в посад.
Ожидавшие их посадские с диким ревом подхватили их крик и бросились на город.
– Нечай! – орали кругом, вливаясь в ворота, как лавина.
