III
Князь Прилуков три дня прогостил у Лукоперовых и стал собираться в обратный путь. Хоть и приняли его радушно и ласково хозяева, но он под их кровлею только истерзал свое сердце. До сих пор он не знал любви, а тут сразу разгорелось его сердце пожаром, и не о чем он не мыслил, кроме сестры своего приятеля, а она, словно дразня его, ни разу даже не показалась ему.
Сон оставил князя, и украдкою, словно вор, следил он за нею, когда после обеда спускалась она со своими девушками в сад и пела там песни или резвилась, бегая. Кругом все спали, и она, словно птица, выпущенная из клетки, беспечно резвилась, но лишь раздавался на дворе голос первого проснувшегося холопа, она тотчас стрелой мчалась в свою светлицу.
Старик говорил ему раза два:
– Хотел тебя с доченькой получше познакомить, да, вишь, она у меня до чужого человека какая пугливая!
Князь только краснел при таких речах, ничего не отвечая.
«Бежать надобно, – думал он, – а то и вовсе головы лишишься!«Но, собираясь бежать, он уже оставлял здесь свое сердце.
– Так едешь, князь? – спрашивал его старик в день отъезда.
– Беспременно!
– Да ведь ты ввечеру? – спрашивал его Сергей. – По холодку-то куда, сподручнее!
– Ввечеру! Как солнце сядет, мы и поедем!
– Ну, ну! Я тебя хоть до табунов провожу!
– Спасибо!
Старик не знал, как и угостить князя на расставание, и когда тот переоделся опять в свою походную одежду и вышел проститься, старик заставил дочь свою выйти поднести прощальную чашу гостю.
Князь не мог сдержать своего молодого чувства и словно обжег Наталью взглядом. Она вспыхнула и потупилась:
– На дорожку, князь! Дай Бог тебе пути доброго!
– Спасибо, государыня!
Он выпил и низко поклонился.
– Князь, князь, – заговорил старик, – ты уж не обижай меня! Возьми чашу-то!
Князь стал отказываться, но старик настоял на своем.
– А теперь давай поцелуемся! По душе ты мне, князь, пришелся!
Князь горячо поцеловал старика.
– А вора не бояться?
– Не бойся, государь! Воеводы беречься будут! – улыбаясь, ответил князь.
Они вышли на крыльцо. Внизу уже стояли оседланные кони и князя дожидался Сергей. Он одет был теперь в суконный армяк, стянутый черкасским ременным поясом, в легкую шапку с собольим околышем, в черные штаны и сапоги из желтой кожи. За поясом у него был заткнут короткий меч, а на руке висела нагайка.
Старик еще раз поцеловал князя, благословил сына, и молодые люди, вскочив на коней, выехали из ворот в сопровождении Дышла, у которого мешки при седлах словно распухли от массы съестного, что по приказанию хозяина напихал ему господский дворецкий.
– Вот так здорово! – бормотал Дышло, улыбаясь во весь рот.
– Хорошо у вас! – заговорил князь, выезжая в поле. – Так бы и не уехал!
– Скучно только! – ответил Сергей. – Только и утеха что охота. Выедешь это в степи с соколом али собаками… ширь, простор!..
– Когда на Казань воротишься?
– На Казань-то? Да вот год отбуду – и назад. Батюшка жениться велит, невесту сватает, – и Сергей широко улыбнулся.
Князь вспыхнул и сказал:
– Что ж, доброе дело! Бери только по душе.
– А где ее сыскать? Я, княже, от девок-то сторонюсь. Ну их! Ежели и женюсь, так только для батюшки.
– Бог поможет, и слюбитесь.
– Так-то и я смекаю, хотя я лют, княже! Рассержусь – беда.
Князь ничего не ответил. В это время в его голове мелькнула мысль и стала созревать и крепнуть Он не выдержал наконец, сравнялся конь о конь с Сергеем и сказал ему:
– Слушай, Сергей Иванович, я слово молвлю!
Что-то торжественное прозвучало в его голосе, и Сергей быстро обернулся к нему:
– Молви, князь!
– Скажи по сердцу, по чистой правде, люб я тебе?
– Люб, княже! И мне, и батюшке моему!
– Так будь ты мне сватом, Сережа! – дрогнувшим голосом сказал князь. Сергей понял его и даже покраснел от удовольствия.
– За кого же сватать тебя? – спросил он, уже улыбаясь.
– За сестру твою, Сережа. Увидел я ее, и нет мне покоя! Знаю, не успокоюсь и теперь, доколе ты моему счастью не поможешь.
– Что же! Девка добрая, хоть и сестра. За нее вон недавно сам воевода сватался, да мы повернули его. А твоим сватовством честь нам делаешь!
– Так по рукам? – вспыхнув от радости, сказал князь.
– По рукам!
– Стой! Поцелуемся!
Они задержали коней и, обнявшись, крепко поцеловались.
– Уж как матушка-то моя обрадуется! Все-то она к себе невестку ждет. Вот и будет! – мечтательно произнес князь.
Они проехали верст тридцать.
– Стой! – сказал Сергей. – Тут тебе переправа, и все берегом по Волге поедешь, а я назад! Сделаем привал!
Они слезли с коней и, стреножив, пустили их.
Дышло развязал мешок, вытащил оттуда сулею с настойкой, провизию, а потом набрал у реки сухого тростника и запалил костер…
Теплая весенняя ночь раскинулась над степью.
Опрокинутое небо горело звездами. Кругом было тихо, тихо, только кричали в высокой траве звонкие дергачи.
– Благодать! – сказал Сергей, оглядываясь и вдыхая широкой грудью ароматный воздух.
– Так бы жил, жил и жил! – мечтательно произнес князь, думая о своей любви и обещании Сергея, а судьба готовила уже им горькие чаши.
Так неведомо для нас составляется книга жизни нашей, и нередко, когда мы думаем о наступившем счастье, над головою нашей разражается смертельный удар.
Друзья расстались и поехали каждый в свою сторону, думая свои думы.
У князя все мысли были полны Наташею, и он невольно заговорил с Дышлом, думая поделиться с ним переполнявшими его сердце чувствами.
– Ну что, не сердишься теперь, что сделал крюку? – спросил он его.
– Рад даже! – ответил Дышло. – Вот люди, княже! Рубашка!
– Так доволен?
– Как еще! И ты ешь, и ты пей, и девки кругом зубы скалят. Рай! Не то что у воевод этих. Нет чтобы угостить, а еще сами сорвать норовят!
– Кто ж тебе там понравился?
– Все!
– Дочку-то видал?
– Вот так здорово! Коли она сама в ину пору на кухню ходит, как же не видеть-то. Вот уж краля так краля! И умница, прости Бог.
Князь с улыбкою слушал его, и грубый голос Дышла казался ему теперь музыкой.
– Вот бы, княже, тебе жениться на ней. То-то матушка – княгиня была бы рада!
Князь весело рассмеялся.
– Пожди! Поженимся! – весело сказал он.
– Вот так здорово! – захохотал Дышло. – Ехали дружка навестить, ан подружку сыскали.
Князь улыбался и ни одной минуты не думал, что сам он Наташе, может быть, и не мил.
А Сергей тем временем, возвращаясь домой, думал о предложении князя и довольно улыбался.
«Чего еще лучше? Здесь, в глуши, разве может так сосвататься Наташа? С князем породниться, честь немалая! Только Наташа как? – и Сергей нахмурился. – Вдруг заупрямится. Ну, да уломать батюшка возьмется! А что до того, что бают, любит она этого… оборвыша, ну так его!..» – и Сергей взмахнул нагайкой.
Конь рванулся и примчал его к усадьбе.
Сергей сошел и, взяв за узду коня, думал уже стучать в ворота, как вдруг в ночной тишине ему послышалось, будто кто скребется по тыну. Он быстро привязал коня и тихо пошел вдоль ограды.
Кто-то лез из сада. Сергей остановился и замер.
Вдруг человеческая фигура показалась на верху тына, скользнула и прыгнула на землю.
– Стой! – крикнул Сергей, бросаясь на человека и схватывая его.
– Пусти! – рванулся тот. Сергей вгляделся, и в миг у него помутился ум от ярости.
– Ты? – захрипел он. – Опять сестру порочить? Убью, стервец! – и он с силой ударил Чуксанова нагайкой.
Чуксанов задрожал от злости.
– Держись, коли так! – вскрикнул он и бросился на Сергея.
Они оба покатились по земле. Между ними завязалась борьба. Чуксанов оказался сильнее Сергея и навалился на него.
– За все! – хрипел он, тиская Сергея. Тот стал искать меч, но он выпал у него во время борьбы из-за пояса.
– Вор! Я затравлю тебя псами! – сказал злобно Сергей, выбиваясь из-под Василья, но тот снова навалился ему на грудь.
– Холопам велю палками заколотить, голь! – бранился Сергей. – Сермяжный дворянин!
– Я ж тебя!..
Брошенная плеть попалась под руку Чуксанова, и он не помня себя начал наносить удары Сергею. Сперва он бил его, не выпуская из рук, потом приподнялся и, видя, что Сергей лежит недвижим, стал опять наносить удары, пока не оборвал плети.
Бросив ее, он злобно засмеялся и быстро исчез в темноте ночи.
Он вернулся к себе домой, в небольшую усадьбу, обнесенную частоколом, и повалился, не раздеваясь, на лавку. Кровь еще бурлила в его жилах, и он, злобно усмехаясь, бормотал:
– Ничего, дворянская кровь! Будешь помнить Чуксанова! Я еще тебе всю усадьбу спалю! Пожди!
Но потом, подумав про Наташу, он схватился за голову руками и застонал.
– Голубушка ты моя! Рыбка златоперая! Да почему же нам на голову беды столько? Другие веселы и счастливы, и всего у них вдоволь, а у твоего Василия только горе да обиды! Лапушка ты моя, что я наделал? – и при этих мыслях ужас охватил его сердце.
Он торопливо встал и вышел из своей избы на двор. На этом дворе были все его владения. Несколько изб, в одной из которых он жил сам, были наполнены холопами, которых всего было человек сорок; несколько сараев, амбар да две повалуши; позади изб небольшой сад – вот и все владение. Уже соседи подговаривались к нему:
– Продай! Что тебе в этом добре? А ты посреди как бельмо. Уйдешь под Курск, там хутор купишь, в казаки запишешься!
И давно бы сделал так Чуксанов, если бы не Наташа. Кровь бурлила в его сердце, богатырские плечи требовали работы, сам он горел воинским жаром, но Наташа полонила его, и он жил от ночи до ночи только короткими свиданьями с нею.
А теперь после этого уж не пробраться к ней! Да и чем это кончится?..
Он то приходил в отчаянье, то вдруг гнев охватывал его, и он, сжимая кулаки, грозил всему роду Лукоперовых.
