Глава 25

Лора сказала Тому, что она, кажется, знает, где может стоять коробка с париками, и под этим предлогом сбежала от него на чердак. Ей нужно было собраться с мыслями и немного перевести дух – ее сердце колотилось как сумасшедшее.

Надо было быстро все обдумать. Не только информацию о париках, но и как ответить на вопрос о ее психической болезни – и, конечно, о рогипноле. Как же они могли так проколоться? Лора знала, что рано или поздно всплывет тема ее депрессии, и была к этому готова. Но Бекки явно услышала слишком много. Том уже понял, что Хьюго был далек от совершенства – в конце концов, он слышал завещание. Но Хьюго настоящего, того человека, которого знала Лора, не должен был узнать никто.

Никто и никогда.

Снизу послышался голос Имоджен:

– Лора? Ты там, наверху?

– Да. Делаю вид, что ищу кое-что для инспектора.

Имоджен поднялась наверх. Сразу после ланча она занялась своей работой и теперь, наверное, уже устала, но Лоре была очень нужна ее поддержка.

– Как все прошло с завещанием? Ты теперь богачка, да?

Лора фыркнула:

– Не говори глупостей. Мы имеем дело с Хьюго, ты не забыла? Я тебе все позже объясню, сейчас у меня есть заботы поважнее.

– Что ты, кстати, пытаешься тут отыскать?

– Парики. Я, в общем, и не ищу. Я точно знаю, где они лежат. Но притворяюсь, будто занята поисками.

– Что? Господи, я так и знала, что нельзя оставлять тебя одну. Что еще случилось? Что ты сейчас сказала?

Иногда Лора думала, что Имоджен принимает ее за абсолютную дурочку без единого грамма мозга в голове. Она быстро пересказала слова старшего инспектора и показала на круглую коробку на полу:

– Вот они, эти парики.

Она уставилась на коробку, не в силах ее открыть. Это был настоящий ящик Пандоры. Лоре казалось, что, как только она поднимет крышку, оттуда вырвутся беды, несчастья и ужасные воспоминания, но выбора у нее не было. Глубоко вдохнув, она открыла коробку, вытащила парики и выложила их на пол. Что-то было не так. Все волосы перепутались; и Лора попыталась их расцепить, уговаривая себя, что ей все почудилось. Наконец ей удалось их разделить, и ее сердце внезапно похолодело. Не может быть, быстро подумала она и в панике посмотрела на Имоджен:

– Черт, Имо. Их только три!

Лора уселась на старый чемодан – ноги отказывались ее держать, а в голове не осталось ни единой мысли. Она не знала, как объяснить этот странный факт – и уж тем более что сказать полиции. Имоджен пристроилась рядом и крепко обняла ее за плечи.

– Ну что ты волнуешься? Включи разум. Это все мелочи, не позволяй им вывести себя из равновесия. Эти парики мог взять кто угодно. Если уж на то пошло, даже миссис Беннет, чтобы, например, продать на барахолке. Да к тому же, если старая ведьма их носила и заказывала новые, логично будет предположить, что какие-то приходили в негодность и их выкидывали. Два пропавших парика еще ничего не означают.

– Может быть, и не означают. Но ты считаешь, полиция будет думать так же?

Лора искренне не понимала, почему париков оказалось только три, и это действительно выводило ее из равновесия.

Некоторое время они просидели молча. Наконец Лора решительно встала и отодвинула коробку ногой:

– Ну ладно. Вот что я собираюсь сказать – и надеюсь, он мне поверит. Когда Алекса была маленькой, мы с ней играли в переодевания. Дурачились. И использовали один из париков. Она, разумеется, была слишком мала и вряд ли это помнит. Я скажу, что понятия не имею, куда он потом делся. Так. Это объяснит один. А что касается второго, то я вроде бы припоминаю, что мать Хьюго похоронили в парике – так он мне говорил. Таким образом получается два, а остальные три на месте. Как ты думаешь, звучит правдоподобно? – Лора с надеждой посмотрела на Имоджен.

– Отлично. Надеюсь, после этого прекрасный инспектор сбавит обороты. Хотя, честно говоря, я не вполне понимаю, зачем ты вообще считаешь нужным это объяснять. – Имоджен тоже встала.

Однако Лора прекрасно знала, что придуманная для полиции история не решит эту загадку. Париков должно было быть больше, и она понятия не имела, почему в коробке оказалось только три.

Теперь нужно было сообщить Имоджен еще одну дурную новость.

– Погоди, Имо, не спеши. Есть еще одна проблема. Том хочет, чтобы я рассказала ему о своей болезни – что конкретно со мной случилось и почему меня заперли так надолго. Как ты думаешь, что мне ему сказать?

Имоджен пожала плечами:

– Ты вовсе не должна об этом рассказывать. Ты там была и этого не скрываешь, а почему там оказалась – их не касается.

– Но он же не дурак. Он захочет узнать, что такого страшного со мной случилось, что привело к психбольнице.

Лора полагала, что приготовилась к подобным вопросам, но она была не готова к Тому Дугласу и его способности буквально пролезать ей под кожу.

– Может быть, просто сказать ему правду?

Лора схватилась за голову. Это было самое глупое предложение, которое она слышала от Имоджен за всю свою жизнь.

– Что? Да ты что, совсем сошла с ума? Что я, потвоему, должна сказать? Видите ли, Том, мой муж подсыпал мне рогипнол, но я сообразила, что к чему, и не допила свое вино в тот вечер. Поэтому я застукала его, когда он играл в свои мерзкие игры, и высказала ему прямо в лицо, что о нем думаю. И за это он упрятал меня на два года в психушку.

– Господи, Лора, о чем ты говоришь? Рогипнол? Я думала, мы закрыли эту тему.

– Я давно поняла, что тогда он действительно опоил тебя этой гадостью. Но я еще долго не догадывалась, что со мной он регулярно делает то же самое. – Лора удивленно взглянула на Имоджен. – Разве ты не прочитала это в письмах?

Имоджен опустила голову:

– Пока нет. Извини, я не смогла прочитать их все сразу. Я знаю, ты сама этого хотела, но все равно – у меня такое ощущение, будто я за тобой подглядываю.

– Я тоже понимаю, что, может быть, требую от тебя слишком многого. Сначала я не хотела, чтобы ты это читала, но теперь мне это просто необходимо. Иди, Имоджен. Иди и прочитай. Не знаю, сумею ли я рассказать тебе все, глядя в глаза. Тому я точно ни в чем не признаюсь. Прочитай следующее письмо, а я подожду тебя здесь.

Лора снова села и закрыла лицо ладонями. Она вдруг вспомнила, что забыла сказать Имоджен про Бекки и про то, что та слышала их утренний разговор. Но почему-то теперь это казалось ей не таким уж и важным – воспоминания накрыли ее с головой.

Дорогая Имоджен,

я собираюсь снова начать писать тебе письма, хотя не могу с тобой ни видеться, ни говорить. Так мне легче представить себе, что жизнь вполне нормальна. Я бросила эту затею несколько лет назад, потому что мне – честно – нечего было тебе рассказать. Каждый день был похож на предыдущий. Меня радовала одна только Алекса. Я так люблю эту девочку! И я совсем не знаю, как ей помочь. От ее матери, конечно, нет никакого толку. Но что это я?.. Я как будто заговариваюсь. Может быть, они и правы. Может быть, я правда сумасшедшая.

Видишь ли, я сейчас в психушке. О, разумеется, они называют это покрасивее – закрытая лечебница для людей с психическими расстройствами. И упрятал меня сюда Хьюго. Для него это был единственный способ скрыть свои мерзкие поступки. Теперь все, что бы я ни сказала, отнесут на счет моей болезни. Ублюдок!

Не знаю, найду ли я в себе силы описать, как сюда попала, но я попытаюсь. Я здесь уже несколько месяцев, и все равно произошедшее никак не укладывается у меня в голове. Поэтому я и пишу тебе снова – может быть, это поможет.

Наверное, мне следует начать с самого начала и постепенно продвигаться к сути. Надеюсь, пока пишу, я наберусь храбрости, чтобы озвучить самое главное. Не хочу описывать все годы, прошедшие между моим сегодняшним письмом и последним, потому что, как я уже сказала, ничего нового в моей жизни не происходило. Внешне все было благополучно; но на самом деле благополучием в нашей семье и не пахло. Впрочем, не было ни одного скандала, ни одного грубого слова, потому что к тому времени я уже всегда поступала так, как мне говорили.

Хьюго немного ошибся. Он подумал, что, заперев в психушку, сделает меня еще более послушной. Но о-о-о… как он не прав!

Я здесь из-за того, что кое-что о нем узнала. А началось все с бокала вина, который я не выпила. Я заметила, что каждый день просыпаюсь с тяжелой головой и буквально не могу разлепить глаза, и подумала, что пью слишком много вина. Но когда Хьюго, как обычно, налил мне большой бокал, я не смогла отказаться. Он мог бы принять это как личное оскорбление – недовольство его выбором и все такое, и тогда о спокойном ужине можно было бы забыть. Он бы непременно нашел какой-нибудь способ наказать меня за проявленное неуважение, поэтому я просто решила не пить много. Во время первого блюда я едва пригубила свой бокал. Когда я встала, чтобы отнести тарелки на кухню, он, конечно, это заметил.

– Я вижу, ты не пьешь вино, Лора. В чем дело? Оно пришлось тебе не по вкусу? Тебе не нравится мой выбор?

– Нет, Хьюго, вино великолепное, как всегда. Я возьму бокал с собой на кухню – мне нужно разложить на блюде рыбу и добавить кое-какие последние штрихи. Все будет готово через минуту или две.

К тому времени я уже усвоила эту особую, угодливую манеру разговора. Хьюго ее обожал.

Мне, правда, совсем не хотелось пить, поэтому я вылила вино в раковину и вместо этого налила в бокал воды пополам с яблочным соком, чтобы было похоже по цвету. Довольно отвратительная смесь, но все лучше, чем вино, подумала я.

После ужина я заметила, что Хьюго поглядывает на меня особенно внимательно. Слишком внимательно. Наверное, я веду себя не так, как всегда, поняла я. Ну конечно! Обычно к этому часу я уже начинала клевать носом. Хьюго всегда предлагал мне отправиться спать пораньше, и я засыпала, как только добиралась до кровати. Как раз в этот момент меня и осенило, что дело нечисто – один бокал вина, хотя и большой, никак не мог довести меня до такого состояния. Разница между мной до вина и после была поразительной. Он мне что-то дает! Подсыпает или подливает в вино. Подонок! Но зачем? Этого я понять не могла. Под воздействием снотворного я никак не могла участвовать в его маленьких играх. Кстати, эти случаи становились все реже и реже, и я была неимоверно этому рада. Видимо, Хьюго не нравился мой недостаток энтузиазма.

Я сделала вид, что зеваю.

– Наверное, я пойду спать. Ты не возражаешь?

– Конечно нет. Иди. Спокойной ночи и желаю тебе хорошо выспаться. – Хьюго улыбнулся, но его глаза оставались холодными.

Конечно же я не смогла уснуть. Я ворочалась в постели часа два, а потом вдруг услышала этот звук. В этом доме такое можно было услышать нечасто, и, кажется, звук шел из соседней комнаты. Я прислушалась. Совершенно точно – это был смех! Приглушенный, но несомненно смех. Что там происходит? Может быть, Хьюго слушает радио? В доме были толстые стены, но я различила низкий мужской голос и высокий переливчатый смех, как будто серебряный колокольчик.

Я набросила на себя махровый халат, туго завязала пояс, открыла дверь и вышла в коридор. В тот момент я уже почти жалела, что не выпила тот бокал вина. На мгновение я нерешительно застыла перед дверью, и у меня больно сжалось сердце. Я знала, что не хочу видеть происходящего за дверью, потому что это будет иметь необратимые последствия и моя жизнь уже никогда не будет прежней, и в то же время понимала, что не могу этого игнорировать. Я осторожно повернула ручку и открыла дверь.

Следующие секунды стали едва ли не самыми страшными в моей жизни. Мне трудно об этом говорить. Помню, что я ахнула от ужаса. Конечно же Хьюго меня услышал. Совершенно невозмутимо он повернулся ко мне. Он был абсолютно голым, и я видела, что он сильно возбужден.

– А, Лора, – с издевкой признес он. – Как всегда, ты портишь все удовольствие. Ты за этим сюда пришла?

Или, может быть, желаешь к нам присоединиться, дорогая?

Я не могу сказать тебе, что я увидела, Имо. Пока еще нет. Но все ужасы пяти лет совместной жизни меркли перед отвратительным зрелищем, которое предстало передо мной тогда. Меня трясло, как в лихорадке, и я боялась, что меня стошнит прямо там, в этой спальне. В тот момент я испытывала первобытную, животную ненависть. Никогда в жизни мной не владели такие сильные эмоции. Любовь – мощное чувство, но и она ничто по сравнению с настоящей ненавистью.

Я призвала на помощь все свои силы и сдержала рвущийся наружу крик. Я должна была говорить спокойно и четко – не могу объяснить тебе почему, но это было необходимо. И каким-то образом мне это удалось.

– Хьюго, я хочу с тобой поговорить. Сейчас. В моей спальне. Последние пять лет я подчинялась тебе во всем и все терпела, но только не это. Ни за что. Никогда.

– Может быть, ты заметила, Лора, – сейчас я несколько занят. Если тебе так необходимо со мной побеседовать, я приду и поговорю с тобой чуть позже.

Я молча уставилась на него, дрожа от ярости и омерзения, – и он прочитал мои мысли. Он точно знал, что я сделаю в следующий момент. Он знал, что одним движением руки я могу разрушить всю его жизнь, так что он подохнет под обломками. И я собиралась это сделать. Но сначала мне нужно было убрать его из этой комнаты.

Он театрально вздохнул:

– Ты ужасно нудная и провинциальная, Лора. Я не люблю, когда меня шантажируют, но в данном случае, полагаю, у меня нет иного выбора. Я буду через десять минут. Надеюсь, ты сможешь подождать десять минут со своими глупыми предсказуемыми поступками?

Не говоря ни слова, я повернулась и вышла из комнаты. Меня била такая сильная дрожь, что без преувеличения подгибались колени. Эти десять минут, пока я ждала Хьюго, мое бешенство нарастало с каждой секундой. Пять лет этот человек заставлял меня сомневаться в каждой моей мысли, в каждом намерении. Но сейчас – именно сейчас, первый раз за все время, – я знала, что права. Я хотела уйти, но не могла. Не сегодня. Сегодня у меня было еще одно дело. Но, конечно, ни о каком сне не было и речи, поэтому я быстро оделась, натянув на себя первое, что попалось под руку.

Я собиралась вывести Хьюго на чистую воду. И он это знал.

В конце концов дверь в мою спальню отворилась. Хьюго тоже успел одеться, в ослепительно-белую рубашку и черные брюки. Он выглядел хладнокровным и вполне уверенным в себе, и он явно решил, что лучшая защита в данном случае – это нападение. Я ошибалась, думая, что он начнет объясняться и просить у меня прощения. Дурочка… как будто я не знала этого человека.

– Что ты вытворяешь, Лора? Суешь свой нос туда, куда тебя не звали! Я этого не потерплю!

Меня захлестнула ярость. Неужели он подумал, что сможет меня запугать? Медленно, шаг за шагом я приблизилась к нему, пока мы не оказались совсем рядом, в нескольких дюймах. У меня внутри все стонало от желания влепить ему пощечину, со всей силы вмазать по этому ненавистному лицу. Если бы я держала в руке нож, я бы, наверное, ударила его. Но у меня были только мои слова.

– Это самая мерзкая, тошнотворная вещь, которую я видела в своей жизни. Ты страшный ублюдок, Хьюго Флетчер. Я знала, что у тебя серьезные проблемы с сексом, но это… у меня просто нет слов.

Я резко отвернулась и отошла от него. Мне действительно не хватало слов, чтобы выразить свое отвращение, и это меня бесило.

– Хотя нет, я нашла для тебя название! – Я снова повернулась к нему. – Ты больной! Ты извращенец. Вот отличное слово. Меня от тебя тошнит.

Я практически выплюнула это ему в лицо. Он вдруг двинулся на меня. Руки он держал в карманах, чтобы казаться спокойным и невозмутимым, но я видела, как сжались его кулаки, и первый раз побоялась, что он может меня ударить. Ну и пусть, подумала я. Прекрасно. Тогда я ударю его в ответ. Скорее всего, я проиграю, но это будет схватка. И я дам выход своему бешенству.

Но я должна была помнить, что этот человек не знает раскаяния и угрызений совести.

– Что ты хочешь этим сказать? У меня проблемы с сексом? Это не у меня проблемы, ты, глупая беспородная сука. Это у тебя проблемы. Ты фригидна. Ты не умеешь расслабляться и понятия не имеешь, как угодить мужчине. А знаешь почему? Потому что никто никогда не давал тебе нормальных инструкций. Представляю себе твой первый раз – видимо, с мальчишкой из школы, когда тебе было лет шестнадцать. Да-да, вижу, что я угадал. Вы возились, как щенки, у вас ничего не получалось, но вы настойчиво продолжали. Потом, когда ты повзрослела, ты, конечно, привыкла к сексу, но так и не постигла его искусства. Если бы не я, ты бы прожила всю жизнь, думая, что знаешь, как заниматься любовью, но на самом деле ты не имеешь об этом ни малейшего представления. Все, на что ты способна, – это целоваться, вешаться на шею и тискаться.

Я рассмеялась прямо ему в глаза. Скоро с его лица исчезнет это самоуверенное надменное выражение.

– Ты всерьез считаешь, что меня волнует твое мнение о моих сексуальных способностях? После того, что я сейчас видела? Слава богу, что мне никогда больше не нужно будет притворяться. И знаете что, сэр Хьюго? Никто больше не подойдет к вам и на милю. Сегодня ты останешься в этой комнате, а я кое-куда позвоню. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы за это ты отправился прямо в ад…

То, что случилось дальше, я помню плохо. Все случилось очень быстро. Он подскочил ко мне и схватил за руку, а правой рукой вытащил что-то из кармана. Это был шприц.

Я наконец очнулась и чувствовала себя ужасно. Все мое тело болело, а глаза не хотели открываться. Я не знала, сколько времени прошло, и не понимала, где нахожусь. Комната была мне незнакома. Здесь не было ни мебели, ни ковра, а окна были покрыты вековым слоем грязи. У меня не было сил встать; из меня будто высосали всю энергию. А потом я увидела, что на мне нет никакой одежды. Я была абсолютно голой. Я понятия не имела, как сюда попала и куда подевалась моя одежда. Сначала я довольно смутно помнила все, что произошло накануне, но и этих воспоминаний было достаточно, чтобы осознать: я потерпела поражение. И я заплакала. Рыдания разрывали мое тело; я знала, что отныне совершенно беззащитна. Я потеряла то мимолетное преимущество, что у меня было, и потеряла его навсегда. Я действовала под влиянием момента, а нужно было думать о будущем. Не знаю, сколько я проплакала в тот, первый раз, но это были далеко не последние мои слезы.

От рыданий я совсем ослабла, поэтому к двери мне пришлось ползти на коленях. Естественно, она была заперта. Я колотила в нее кулаками и звала на помощь, но без всякого результата. Должно быть, я в одном из тех флигелей дома, которые не используются, догадалась я. Однажды, когда Хьюго не было дома, я обошла весь Эшбери-парк – и это совершенно вывело меня из равновесия. Жуткие пустые комнаты, скрывающие бог знает какие тайны прошлого, – просто мороз по коже.

В глубине души я знала, что никто меня не услышит, поэтому в конце концов забралась в угол и там затихла. Конечно, Хьюго знал, где я, и рано или поздно он должен был прийти. Я перевернулась на бок и свернулась комочком. Меня сильно трясло, но не от холода, а от страха.

Сколько я так пролежала, тоже не знаю. Мне показалось, что несколько часов. А потом дверь вдруг распахнулась. Я знала, что это он, но не могла заставить себя на него посмотреть. Все, чего мне хотелось, – это чем-нибудь прикрыть свою наготу, выбраться отсюда и навсегда исчезнуть из его жизни. Но прежде удостовериться, что зрелище, которое я вчера видела, больше никогда не повторится.

– Привет, Лора.

Я услышала, как он подошел совсем близко; звук его шагов в пустой комнате выделялся особенно четко. Но я так и не подняла голову.

– Безмозглая, ни на что не годная Лора. Я принес тебе попить. Я знаю, ты умираешь от жажды. Возьми стакан.

Я отвернулась. Я не хотела ничего у него брать. Он схватил меня за волосы и с силой дернул голову назад.

– Пей! Пей сейчас же, если хочешь выйти отсюда живой, – прорычал он. Раньше я не слышала у него такого голоса. – Никто не знает, что ты здесь, – и никогда не узнает.

И я ему поверила. Господи, какой же дурочкой я была! Как я могла думать, что одержу над ним верх. Что он вообще выпустит меня живой. Я была слишком опасна, и он продумал все заранее. Он всегда продумывал все заранее.

Конечно, в стакане, что он мне дал, была не просто вода, и уже через несколько секунд я снова уснула. В следующий раз, когда я пришла в себя, он был уже рядом и опять заставил меня выпить то, что было в стакане. Мое тело тут же ослабло, и я постепенно погрузилась в небытие. Потом, в один из разов, когда я уже выпила его снадобье, но была еще в сознании, он разжал мои руки, которыми я прикрывала грудь, и выпрямил ноги. А потом раздвинул их и долго стоял так, глядя на меня. Я осознавала, что происходит, но была не в силах пошевелиться. И тогда он засмеялся. После этого каждый раз, когда приходил, он укладывал мое тело в самые разные, самые унизительные позы, как будто я была его куклой. Он всячески поворачивал меня, сгибал мои грязные, покрытые пылью руки и ноги, выставляя напоказ самые сокровенные места. При этом он только смотрел на меня или трогал, но больше не делал ничего. Слава богу! Я его не интересовала. Он просто хотел насладиться моим унижением и моим страхом – ведь, когда я была без сознания, теоретически он мог сотворить со мной все что угодно, и я очень этого боялась.

В один из тех моментов, когда сознание ко мне вернулось, я вдруг с ужасом поняла, что хочу в туалет. Наверное, из-за этого я и очнулась. Я не могла больше терпеть; я заползла в самый дальний от двери угол и села на корточки. Слезы лились по моим грязным щекам. Мысль о том, что этот очередной мой позор доставит Хьюго огромное наслаждение, была невыносима.

Потом через несколько часов – или дней? или недель? – я внезапно услышала крик. И это был не голос Хьюго.

– Сэр Хьюго, я нашла ее!

Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Ханна. Несмотря на то что всегда терпеть не могла эту девушку, я страшно обрадовалась. Увидев меня, она остановилась как вкопанная и брезгливо сморщила нос – видимо, от лужи в дальнем углу. За ее спиной виднелась фигура Хьюго. Он смотрел на меня и улыбался. Ханна обернулась к нему, и торжествующая ухмылка тут же сменилась озабоченным выражением.

– Боже, Лора, дорогая! Мы так волновались! Как ты сюда попала? Что случилось? Ты же знаешь, мы никогда не заходим в эту часть дома. Мы и не подумали, что ты можешь быть здесь. Где твоя одежда? Наверное, ты провела здесь два дня – мы все обыскали. Ханна, позвони доктору, немедленно. Доктору Дэвидсону – его координаты в адресной книге у меня на столе. Скажи ему, чтобы он поторопился.

Ханна еще раз взглянула на меня, с отвращением и некоторым страхом, и выбежала из комнаты.

Хьюго повернулся ко мне и холодно улыбнулся:

– А теперь проделаем кое-какой трюк с дверной ручкой…

Он хохотнул и достал из кармана крошечную отвертку. Я смотрела на него остекленевшими глазами и сама не знала, вижу ли я все на самом деле, или это галлюцинация, вызванная наркотиком. Мое сознание снова помутилось, так что позже, когда прибыл доктор, я едва отметила его приход.

Он быстро поставил диагноз – хроническая депрессия, помог мне надеть халат и забраться на каталку. Снаружи меня ждала частная карета скорой помощи. Я пыталась протестовать, говорила, что меня заперли, но Хьюго с печальной улыбкой продемонстрировал доктору, что дверь свободно открывается и изнутри, и снаружи и что на ней нет замка. Ханна согласно кивала и, казалось, еле сдерживала злорадство. Я знала, что Хьюго что-то сделал с ручкой, но, конечно, не могла ничего доказать.

И вот я здесь. И я прекрасно понимаю, почему Хьюго выбрал эту лечебницу. Пока меня «искали», он тоже произвел кое-какие поиски и нашел учреждение, которое отчаянно нуждалось в средствах. И деньги на мое содержание здесь обеспечили этой больнице комфортное существование на много-много лет.

Помощь Ханны, кстати, оказалась неоценимой. Как я знаю, она в самых красочных подробностях описала увиденное; что я была абсолютно голой и невероятно грязной, что могла легко выйти, если бы захотела, как я писала на пол, вместо того чтобы воспользоваться туалетом… за следующей дверью по коридору как раз находился туалет, вполне исправный, хотя в него несколько лет никто не заходил. Я поняла все это из вопросов, которые задавал мне добрый доктор; он мог узнать это только из рассказа Ханны.

Меня постоянно накачивают лекарствами. Хьюго постарался не допускать ко мне посетителей, но воспрепятствовать маме не смог даже он. Она решительно выбила себе право меня навещать. Поэтому каждый раз перед ее приходом врач вкалывает мне какое-то средство. И мама верит в то, что я действительно больна, а я даже не могу рассказать ей то, что знаю, – лекарства превращают меня в зомби. Способность соображать возвращается ко мне, только когда я одна и мне ничего не вводят.

Не знаю, как долго меня собираются здесь держать. Хьюго может платить им вечно, если захочет. Я вынуждена участвовать в этих оскорбительных сеансах групповой терапии, беседовать с врачом с глазу на глаз… словом, «лечиться». Но все равно здесь я чувствую себя в большей безопасности, чем дома. И если бы не одна вещь, я, возможно, охотно бы тут осталась. Но часы тикают, минуты бегут. А мне так нужен план.

Теперь я точно знаю, что ты была права насчет рогипнола, Имо. Если бы я поверила тебе тогда… кто знает, может быть, все сложилось бы совсем по-другому.

Могу сказать только одно – мне очень, очень, очень жаль.

Том был рад, что у него появилась возможность немного подумать, пока Лора искала парики, хотя, судя по всему, она совсем не торопилась их найти. Как только Лора вышла из комнаты, ему позвонила совершенно обезумевшая Аннабел, которая попыталась взять обратно все, что вчера наговорила, – разумеется, из опасения, что информация выплывет наружу и она лишится наследства. Том заверил ее, что постарается ни в коем случае этого не допустить, но гарантировать он ничего не мог.

Повесив трубку, Том сел на место Бекки в конце обеденного стола. Она уже сообщила ему, что проверка пассажиров «Евростар» не дала никаких результатов. Это было досадно, но вполне ожидаемо. Поиски рыжеволосой красотки тоже не слишком продвинулись. Люди сообщали, что видели похожую женщину повсюду – от станции Уэст-Райслип до станции Льюишем. Если бы подтвердилась версия Бекки насчет «Евростар», логичнее всего было бы предположить, что рыжеволосая пересела на другую линию на «Грин-парк», чтобы добраться до вокзала Сент-Панкрас, хотя тут были возможны разные варианты. По некоторым показаниям, так оно и было, но по другим – она могла отправиться с вокзала Паддингтон до Плимута. Том знал, что они просто хватаются за соломинку.

Бекки оставила на столе открытый ноутбук. Том тупо смотрел на скринсейвер и пытался собраться с мыслями. Он чувствовал, что напрасно теряет время в Оксфордшире. Да, Бекки зациклилась на том, что Имоджен Кеннеди есть в чем подозревать, но прежде всего нужно было выяснить, что случилось с Мирелой Тинески, самой последней пропавшей девушкой из фонда. Без этого Том просто не мог идти дальше. Оставалось только надеяться, что команда продвинулась в этом направлении. И еще надо было разобраться с Джессикой Армстронг, самой вероятной кандидаткой на роль любовницы Хьюго.

Тому действительно было над чем поработать, но нужна была полная картина жизни и личности убитого, и помочь здесь могла только Лора. Кроме того, у него оставалась масса неотвеченных вопросов. Чем больше Том узнавал о Хьюго Флетчере, тем меньше он ему нравился. Почему женщина вроде Лоры жила с таким человеком? Этого он совсем не понимал.

Несмотря на то что мысли по-прежнему разбегались, Том решил поискать какую-нибудь информацию о семье Флетчер. Он «разбудил» ноутбук Бекки, вышел в Интернет и набрал в строке поиска полное имя Хьюго. Google выдал множество результатов – неудивительно, учитывая последние события, подумал Том. Он несколько раз пропустил их через фильтр и принялся лениво бродить по сайтам, перескакивая с одного на другой и думая одновременно о париках, девушках из Восточной Европы и психических расстройствах. Один заголовок вдруг привлек его внимание. Том подался вперед и стал читать внимательнее. Перед ним была неофициальная версия биографии сэра Хьюго Флетчера, и, к удивлению Тома, в ней содержались и сведения о смерти его отца. Хотя в целом все совпадало с тем, что рассказала Лора, имелись и некоторые весьма интересные факты. Оказалось, что в деле отца Хьюго был вынесен открытый вердикт. Несмотря на то что при теле была обнаружена предсмертная записка, некоторые аспекты смерти так и остались необъясненными. Учитывая, что с тех пор судебная экспертиза продвинулась вперед, сегодня специалисты могли бы дать более точный ответ, но все равно информация была любопытной.

Имя леди Дафны Флетчер было выделено как ссылка, и Том тут же по ней кликнул. Он вспомнил, что мать Хьюго была дочерью графа и поэтому имела титул леди, в то время как его отец был обыкновенным «мистером», хотя и очень богатым. Возможно, именно поэтому Хьюго так держался за свой собственный титул. Переходя от ссылки к ссылке, Том попал на сайт с фотографиями. Среди прочих на странице красовалось изображение Дафны Флетчер в вечернем платье.

Том кликнул по нему, чтобы увеличить картинку, и уставился на экран. Не веря своим глазам, он порылся в папке с фотографиями, которые показывала ему Бекки, достал нужную и поднес ее к монитору.

– Боже мой, – прошептал он. Теперь Том не знал, что и думать. И каким образом приложить свое неожиданное открытие к расследованию.

Стелла была в кухне и готовила ужин на всех. Ей нравилось резать овощи, и она считала, что это занятие обладает терапевтическим эффектом. Увлекшись готовкой, она глубоко задумалась и не заметила, как Бекки вернулась от Аннабел.

– Как вкусно пахнет, Стелла!

Стелла подняла голову и улыбнулась. Она ни на секунду не доверяла невинному виду Бекки, но тем не менее эта девушка ей нравилась. Кроме того, она всего лишь выполняла свою работу.

– Вы будете с нами ужинать, Бекки?

– Большое спасибо, но я не хочу вас обременять. Я захватила с собой сэндвичи. Я остановилась в гостиничке неподалеку, так что, если в деле будут новости, смогу присоединиться к вам в любой момент.

– Вы нас вовсе не обременяете. Мы будем очень рады, если вы останетесь.

– Еще раз спасибо, но я, пожалуй, откажусь. Сейчас мое присутствие будет лишним. У Лоры есть Имоджен и вы, так что ее есть кому поддержать. Иначе я, конечно, не оставила бы ее одну.

– А где Том? Он все еще здесь?

– Нет. Ему позвонили, и он вынужден был уйти. Мы с ним виделись, но буквально пару минут. Кое-что произошло. Я дождусь Лору, чтобы объяснить, почему Том вдруг сорвался с места, а потом тоже вас оставлю. Я так понимаю, Лора как раз отвечала на вопросы Тома, когда их прервали, но все это вполне может подождать. Хорошо, что вы рядом. Есть кому присмотреть за Лорой и проследить за тем, чтобы она нормально питалась.

– Ну, Лора и сама очень хорошо готовит, так что я не могла подать на ужин яичницу с картошкой. И конечно, ей нужно восстановить силы. Знаете, она ведь не всегда была такой худой. Раньше у нее были очень аппетитные формы. Лора Кеннеди и Имоджен Дюбуа – эти две девушки были мечтой каждого мужчины. Они могли выбрать любого, кого бы только пожелали. Но для нашей Имоджен всегда существовал только один мужчина – Уилл.

Стелла продолжала болтать, но лицо Бекки вдруг приобрело такое отстраненное выражение, как будто мысленно она унеслась за много миль отсюда. Стелла слегка удивилась – что могло так увлечь Бекки, ведь не ее же рассказ, – и вернулась к ужину.