5

В доме тихо. Остатки завтрака все еще на столе, а воздух наполняют запахи кофе, детей и любви. От всего этого мне становится дурно. Собираю посуду и нерешительно загружаю ее в посудомоечную машину. Хотелось бы знать, а это входит в мои обязанности? Клаудия говорила, что уборщица приходит как ее душе угодно, но до тех пор, пока эта домработница трудится десять часов в неделю, никого не заботит, как или когда она приводит в порядок дом. Кажется, ее зовут Джен. Интересно, поладим ли мы, не будет ли она мне мешать. Мысленно делаю себе памятку о том, чтобы поболтать с домработницей и выяснить, когда она обычно сюда приходит. Я не хочу, чтобы что-нибудь пошло не так.

– Что ж, мне пора.

Оборачиваюсь на внезапно раздавшийся рядом голос. Я и забыла, что Джеймс все еще здесь. Похоже, ему некомфортно в своем собственном доме. Клаудия уже предупредила меня, что муж – в своем кабинете, занимается запущенными бумажными делами. Когда Джеймс на минутку вышел, я просунула голову в дверь и заглянула в кабинет. В комнате я увидела стол с поверхностью из кожи и повсюду – книжные полки. Здесь полно всякой всячины на морскую тематику: картины с изображением судов, фотографии членов команды в мундирах, дипломы в рамках на стенах и белая фарфоровая голова с френологической схемой на черепе. Мои губы невольно расплылись в улыбке, когда я увидела красующиеся на черепе солнечные очки. Кроме того, в комнате обнаружился сделанный из штурвала стол, по обе стороны которого стоят два кресла. Я представляю, как Джеймс и Клаудия сидят здесь, потягивают чай и обсуждают жизнь. Клаудия говорит, что муж проводит в кабинете много времени, и это может всерьез осложнить ситуацию, пока он не уедет.

– До свидания, – отзываюсь я, лихорадочно придумывая, что бы еще сказать. На ум ничего не приходит, и я просто улыбаюсь.

Джеймс немного ждет, потом кивает и уходит. Думаю, он чувствует себя так же неловко, как и я.

Откидываюсь назад, прислонившись головой к стене. Пора приступать.

Днем я заблаговременно отправляюсь в школу. Знакомство с ближайшими подругами Клаудии может оказаться полезным, и поболтаться по школьной детской площадке – наилучший способ их встретить. К тому же именно это и следует делать няне. Я иду пешком, хотя Клаудия разрешила мне пользоваться скрывающимся в гараже маленьким «фиатом» или машиной Джеймса, после того как он уедет. Но я предпочитаю приятную прогулку. Солнце тускло светит сквозь плавно бегущие по небу облака, а резкий холодный ветер пробирает до костей. Пока все идет так, как и должно быть.

Возможно, я изменю маршрут по дороге домой и заверну с мальчиками в парк, посмотреть на уток или покататься на карусели. Прикинуться, будто я действительно кто-то вроде няни.

Я думала, что подойду к школе первой, спрячусь за деревом и смогу, оставаясь незамеченной, наблюдать за стекающимися на детскую площадку и гадать, кто есть кто. Еще нет трех, занятия в школе заканчиваются не раньше десяти минут четвертого, но во дворе уже собралось несколько стаек женщин, занятых оживленной болтовней. До меня доносятся отголоски разговора о родительском собрании и продаже рассады, что-то о мальчике по имени Хью и его противной матери. Кто-то еще высказывается о школьных обедах, а какая-то женщина стоит неподалеку одна, хлопая затянутыми в перчатки руками и притопывая ногами. «Не так и холодно», – думаю я и понимаю, что женщина делает это от стеснения, просто потому, что ей не с кем поговорить.

Вижу, что женщина направляется ко мне, и притворяюсь, будто читаю ламинированные объявления на доске.

– Дайте-ка догадаться, – произносит незнакомка с едва уловимым шотландским акцентом. – Вы, должно быть, Зои.

Оборачиваюсь и заставляю себя улыбнуться. Быстро пробегаю глазами по ее фигуре – не могу удержаться от этого – и тут же меняю рефлективное выражение приветливости на улыбку пошире.

– Да, так и есть, это я. Молва распространяется быстро.

– Я – Пип, – представляется женщина. – Хорошая подруга вашей нанимательницы.

Она протягивает руку. Я жму ее ладонь. Пальцы у Пип просто ледяные.

– Вы… – Наверное, бестактно упоминать об этом? Но я ничего не могу с собой поделать. – Вы тоже беременны.

– Должно быть, это что-то в здешней воде, – заливисто смеется она. – Нас сейчас – целая компания!

Вода. Мне приходится сдерживаться, чтобы не хватить себя по лбу и не сказать: «О, все так просто? Выпейте несколько больших глотков из-под крана в Бирмингеме, и вы залетите в два счета. И почему, черт побери, я не подумала об этом?»

Но я не собираюсь так себя вести. Я смеюсь над ее шуткой и отчаянно пытаюсь придумать, что бы дельного сказать.

– Сколько детей у вас учится в этой школе?

– Только одна. Лилли. Она в одном классе с Оскаром и Ноа. Они часто играют вместе, так что, если вы не возражаете против небольшого погрома после уроков, мы как-нибудь заглянем в гости.

– Хорошая идея, – отвечаю я.

Детская площадка со странной формы конструкцией для лазанья и пористым гудронированным покрытием, не облицованной кирпичами областью с недавно посаженными деревьями и колокольчиками, свисающими с их тонких ветвей, несколькими большими горшками с высохшими розмарином и лавандой (любопытно, что на них стоят метки «Сад чувств») заполняется матерями. Одни приходят с колясками, которые небрежно качают во время своей болтовни, другие – поодиночке. Присутствует лишь один папаша в компании женщин, которые кучкуются вокруг него, словно он – премированный бык.

– Думаю, мальчикам понравилось бы это. Я хочу, чтобы для них все по возможности было бы как обычно.

«Они ведь ни в чем не виноваты», – добавляю я про себя.

– Она сказала, что вы весьма квалифицированны, – замечает Пип.

Ее ладонь доброжелательно ложится на мою руку. Я мягко отстраняюсь.

– Я лишь хочу помочь всем, чем могу. Это – моя работа.

– Откуда вы? – интересуется Пип.

«Ну, пошло-поехало!» – мелькает у меня в голове.

– Я родом из Кента. Когда мои родители развелись, я осталась жить с матерью у черта на куличках, в Уэльсе. Далеко не все дети из моей школы поступили в университет, включая меня, но я с ранних лет знала, кем хочу быть. Я всегда любила детей. Так что поступила в колледж, где изучала основы ухода за детьми, и это подарило мне несколько удивительных мест работы. Недавно я была в Италии, где проходила курс Монтессори. Это был блестящий опыт. – Внутри у меня все сжимается. Мой рассказ звучит чересчур отрепетированно.

– Ничего себе! – звенит восторженный голосок Пип. – Одна из моих подруг просто без ума от метода Монтессори! У нее подрастают три малыша. Мне стоит вас познакомить.

«Пожалуйста, только не это!» – мысленно молю я. Потом снова широко улыбаюсь. Эта улыбка запрограммирована точно так же, как и моя история, и останется на моих губах, пока я не уйду.

Наконец-то звенит звонок, и, словно стая хорошо выдрессированных собак, все томящиеся в ожидании матери и отцы – а теперь вокруг папаши собрались еще несколько мужчин – дружно поворачиваются к школьной двери. Дети вереницей выходят на улицу вслед за утомленной учительницей. Она выстраивает учеников в ряд и друг за другом отпускает их к своим мамулям. Этим маленьким ножкам явно не терпится затопать в направлении родного дома. Оскара и Ноа нигде не видно.

– А это действительно нулевой класс? – спрашиваю я у Пип.

– Да, – отвечает она, не отрывая глаз от маленькой белокурой девочки в конце ряда.

Они машут друг другу. Нетрудно предположить, что это и есть Лилли. С этими торчащими в разные стороны косичками и милым курносым носиком, начищенными до блеска туфлями и розовой коробкой для завтрака она, несомненно, ангел класса.

– Не вижу близнецов, – недоумеваю я.

– Правда? Их нигде нет, вы правы. – Пип снова пробегает взглядом вверх-вниз по ряду, проверяя, не пропустила ли я их.

Не думаю, что можно ошибиться и не заметить двух живчиков в этом послушном строю.

– Пойду, поговорю с учительницей, – решаю я. И тут же сердце тревожно подскакивает в груди. Неужели теперь я виновата в том, что они сбежали из школы или были похищены в мой первый рабочий день? Оказаться уволенной так рано – это никуда не годится. Решительно никуда.

– Здравствуйте, миссис Калвер, – обращаюсь я к учительнице. – Я жду мальчиков. Близнецов. Оскара и Ноа.

Судя по выражению ее лица, она смутно помнит меня с утреннего знакомства, хотя ее уставший, измотанный детьми мозг, вероятно, вопит о том, что с того момента, как мы обменялись рукопожатиями в ярко украшенном классе, минула тысяча лет.

Миссис Калвер внимательно просматривает шеренгу детей.

– Я же их всех пересчитала! – удивляется она. – Лилли, ты знаешь, куда подевались близнецы?

Учительница поворачивается ко мне, не обращая внимания на то, что говорит Лилли.

– Возможно, они делают водяные бомбочки в туалете для мальчиков.

– Мне кажется, Лилли знает… – Я смотрю на маленькую девочку. Она пытается что-то сказать.

– Выкладывай, Лилли! – рявкает миссис Калвер.

Девочка показывает в сторону одноэтажной школьной пристройки. Я подмигиваю Лилли и с озорством улыбаюсь. Это подарит мне ее симпатию, когда мы наконец-то как следует познакомимся. Я отправляюсь в школу, оставляя миссис Калвер один за другим вручать детей их родителям.

Внутри темно и прохладно, здесь пахнет порошковой краской, школьными обедами и пуканьем. Я бреду по коридору, и от деревянных полов доносится будящий воспоминания аромат. Сквозь стекла в дверях класса я вижу детей постарше, которые все еще собирают свои вещи. Совсем скоро учащиеся потоком хлынут наружу. В конце коридора нахожу дверь с табличкой, гласящей: «Группа продленного дня». Туда только что вошли несколько детей.

– О, мальчики, вы напугали меня до полусмерти, – произношу я, заглядывая в класс.

Учитель, мужчина лет пятидесяти, поднимает взгляд от тетрадок, сваленных у него на столе.

– Я могу вам помочь?

– Я пришла, чтобы забрать Оскара и Ноа. Я – их новая няня. Пойдемте-ка, парни! – зову я. Мне нужно как можно быстрее выместись отсюда. Тут душно, давно не проветривалось, а весь кислород поглотили три сотни прожорливых детей.

Учитель снимает очки.

– Первый раз об этом слышу. Мальчики всегда ходят на продленку. Мать забирает их в шесть.

– Нет, теперь не забирает, – слишком грубо бросаю я, чем моментально настраиваю его против себя. – Послушайте, я – Зои Харпер. Клаудия Морган-Браун представила меня миссис Калвер этим утром, поставив в известность об изменившейся ситуации.

– Требуется заявление установленного образца, – сообщает учитель, помощи у которого явно не допросишься. – Вам нужно зайти к секретарше.

– И где она?

– Ушла домой, – отвечает он. – Но заявление должно быть подписано кем-нибудь из родителей, так что вы все равно не сможете забрать мальчиков сегодня. Без заявления не получится.

– О, бога ради…

«Сохраняй спокойствие», – мысленно приказываю я себе.

– Оскар, Ноа, пожалуйста, не могли бы вы сказать вашему учителю, кто я?

Но мальчики лишь внимательно смотрят на меня. Они уже успели разорвать коробку пластилина и рассыпать его по полу. Можно подумать, этот зануда учитель не желает избавиться от них!

– Ну пожалуйста, – молю я. – Вы не понимаете… Если я не смогу забрать мальчиков, мой первый рабочий день будет выглядеть… м-м-м… не слишком удачным.

Мои руки бессильно свисают по бокам. На самом деле они чешутся ударить старого дурня.

– Мне очень жаль, – упорствует он. – Это не моя проблема. А теперь я должен попросить вас удалиться.

В приступе безрассудства я кидаюсь к мальчикам и хватаю их за руки. Тащу детей, и они, не говоря ни слова, покорно следуют за мной. «Молодцы, парни!» – мысленно хвалю я их за то, что они не поднимают лишнего шума во время нашего бегства. Увы, за моей спиной уже вовсю голосит учитель:

– Остановитесь! Воровка! Похищение!

Я слышу, как он спотыкается о стулья, пускаясь в погоню за нами, но в его возрасте догнать нас просто невозможно. Пока учитель оглушительно зовет своего помощника и звонит, вызывая подмогу, я благополучно смываюсь с Ноа и Оскаром.

Вскоре мы уже направляемся к парку, и мне приходится напомнить себе, что похищать чужих детей не принято.

Разумеется, позже мы смеемся над этим, и Клаудия – полностью на моей стороне.

– Бестолковая секретарша! Я написала ей письмо. Отправила по электронной почте. Попросила довести до сведения коллектива. Даже переговорила с миссис Калвер до того, как вы приступили к работе. Утром вы познакомились с учительницей. Господи! – Клаудия только что вернулась домой с работы. Бросила ключи, сумку и туфли в прихожей. – Кто-нибудь мог решить, что вы похитили детей.

Я и похитила.

– Именно это сказал какой-то противный старик, когда я демонстративно вышла оттуда с детьми, – иронично улыбаюсь в ответ.

– Они тут же позвонили мне. Думаю, нам не стоит обвинять их в том, что они выполняют свою работу.

И Клаудия смеется – запрокинув голову, заливается прекрасным смехом, обнажая белые зубы. У нее очень красивая шея.

Позже, когда мальчики помылись, послушали книжку на ночь и легли в свои кровати, измотанные и счастливые, со свежим мятным дыханием, я прихожу в свою спальню и включаю ноутбук. Спешно печатаю электронное письмо и кликаю, чтобы отправить.

Потом принимаюсь распаковывать оставшиеся вещи. Футболки и топы кладу в один ящик, нижнее белье – в другой, все убираю довольно неряшливо. Размышляю о тягостной задаче снова собирать все это каждый пятничный вечер. Просто смешно. Клаудия хочет, чтобы я уходила на уик-энды, – могу понять, что им хочется побыть в семейном кругу, – но, если честно, не могу позволить себе это. Она вот-вот родит.

Я хватаю свой ноутбук и делаю кое-какие заметки. Когда пишу «дата родов», палец ударяет не по той клавише, и выходит «дата смерти» – die date вместо due date. Грызу сломанный ноготь. В конце концов, с компьютером, все еще лежащим у меня на коленях, я засыпаю прямо в одежде.

Просыпаюсь позже с затекшей шеей. Часы у кровати мерцают, показывая два двадцать ночи. Я разгибаюсь, вытягиваюсь и быстро сбрасываю с себя одежду. Полностью обнаженная, я внимательно смотрю на свое тело в зеркале во весь рост. Что и говорить, кожа да кости. Мои тощие бедра вваливаются, а моему плоскому, почти впалому животу наверняка позавидовали бы многие женщины. Я не могу даже на мгновение представить себя беременной.