38

Каждый раз, когда я теряла ребенка, с ним умирала и маленькая частичка меня. Не думаю, что Мартин когда-либо понимал это, – точно так же, как мои друзья, акушерки и медсестры, собиравшие мою жизнь по мелким кусочкам. Трижды произведя на свет мертвых детей, я практически перестала считать, сколько раз крошечная жизнь умирала, просачивалась в мое нижнее белье.

Короче говоря, за эти годы несчастий я привыкла считать себя этакой пустой, не имеющей никакой ценности женщиной-раковиной, не похожей на остальных уродкой, не способной выносить живого ребенка на протяжении всего срока. И после долгих душевных мук и терзаний я пришла к выводу, что это – тайный заговор, некое предупреждение, выгравированное в моей душе для потенциальных сыновей и дочерей: «Держитесь подальше от этой женщины. Она – плохая мать».

Я была в «Дебенхэмс». Помнится, отправилась в магазин, чтобы купить кое-какие вещи для близнецов и платье для себя. Нас с Джеймсом как раз пригласили на крестины, а у меня не было подходящего наряда. Перспектива провести утро в церкви, пока все будут ворковать с чужим ребенком, казалась отвратительной, но Джеймс дружил с отцом малыша со школы, и я знала, что нельзя не пойти. Я пыталась не реагировать на счастье других людей и все эти их идеальные семьи, но простой факт заключался в том, что зависть застряла у меня в горле грязным тяжелым комом.

Я без проблем нашла свитеры и кроссовки для мальчиков. Утром близнецы были в детском саду, так что я воспользовалась возможностью пробежаться по магазинам. Кроме того, это была часть терапии отвлечения. Днем раньше снова пришли месячные. Мне в который раз не удалось стать матерью. У меня была задержка на пару недель, но теперь робкая надежда разбилась на мелкие кусочки. В глубине души я чувствовала, что это больше, чем мой сбившийся менструальный цикл, что я действительно забеременела от Джеймса перед тем, как он отправился на короткое задание. Но теперь ожидание ни с того ни с сего прервалось, и я осознала: мне уже не доведется приветствовать Джеймса дома с крошечной парой пинеток на его подушке, как я планировала. Именно эта мысль и привела меня в детский отдел универмага. Петляя между рядами детских колясок и кроваток, автокресел и одежды, я сталкивалась с каждым этапом ранней жизни ребенка. Так я и бродила по месту, в которое попадала до этого лишь в мечтах. Думаю, это была своего рода тяжкая кара.

– Чем я могу помочь вам, мэм? – осведомилась продавщица.

– О, я просто смотрю, спасибо. – Глупо, но моя рука непроизвольно легла на мой плоский живот, словно в нем действительно рос ребенок.

Продавщица улыбнулась, и мне показалось, что она хотела спросить, когда мне рожать, но не стала, потому что торговый зал был набит битком.

– Тогда дайте мне знать, если потребуется помощь, – сказала она и направилась предложить свои услуги молодой паре, которая, если честно, не выглядела так, будто может позволить себе хоть что-нибудь из этого магазина.

У меня закружилась голова от всех этих мягких ползунков, висевших на крошечных вешалках в магазинном стенде. Края маленькой ворсистой одежды расплывались, превращаясь в нечто нереальное, точно так же как мои зрение и чувства смешивались в один шумный мир вокруг меня. Я пришла сюда, чтобы купить платье, которое надену на празднование крестин в другой семье, а оказалась в детском отделе, перебирая дрожащими руками вещи, которые мне наверняка никогда не понадобятся. В то мгновение я могла думать лишь о том, как несправедливо все это было. Если бы у меня был хоть малейший шанс, я стала бы самой лучшей матерью на свете! А вместо этого я провожу свою жизнь, отбирая младенцев и детей постарше у нерадивых родителей. Ирония этой ситуации заставила меня рассмеяться вслух.

– О, простите, – поторопилась извиниться я, с размаху наткнувшись прямо на женщину из той самой пары, которую я приметила раньше.

Я смотрела на этих молодых людей сквозь едва заметные слезы, а они явно мечтали обо всем этом, начиная от белой кроватки и заканчивая складной детской коляской, которая могла одновременно играть роль автокресла. Женщина вцепилась в маленького плюшевого ягненка с красной распродажной этикеткой. Похоже, это была самая дешевая вещь в отделе.

– Эй, осторожнее, – вскинулся ее спутник. Неряшливый и воинственно настроенный, он напомнил мне отцов, с которыми я имела дело по работе. – Она, знаете ли, беременна.

– Ничего страшного, – отозвалась молодая женщина. Она была бледной, почти на грани того, чтобы казаться пепельно-серой. Выглядела она хуже некуда.

– Мне очень жаль, простите, – повторила я. – С вами все в порядке?

Женщина кивнула, а мужчина нахмурился, и они продолжили рассматривать товары. Мне хотелось рассказать им, что я тоже беременна, сравнивать наши даты родов и говорить о преимуществах экоподгузников и грудного вскармливания… Но я ощущала себя слишком пустой, бесплодной, чтобы делать нечто большее, чем копаться в стойке с крошечными одежками в пасхальных желто-розовых тонах. Перед глазами все снова стало расплываться, и я уже собиралась дать волю слезам, броситься в туалет или скрыться в лифте, но тут до меня донесся оглушительный вопль, от которого замерло сердце. Я огляделась, но поначалу не смогла разобрать, откуда исходил этот ужасный звук.

А потом я увидела женщину, на которую случайно налетела, – она отчаянно размахивала руками у себя над головой. Первой моей мыслью было то, что я, должно быть, причинила ей серьезную боль и, возможно, спровоцировала самопроизвольный выкидыш. Внезапно я почувствовала, как буквально заражаюсь ее истерией, меня вмиг охватила паника. Едва в состоянии дышать, с округлившимися от ужаса глазами, я робко направилась к паре. Мужчина безуспешно пытался схватить женщину за руки, чтобы прекратить эти судорожные безумные движения. Ее глаза выпирали из орбит, словно она была одержима бесами, а ее руки безжалостно хлестали все, что находилось в пределах досягаемости.

– Мэм, пожалуйста, позвольте мне помочь вам, – уговаривала старшая продавщица.

Молодая женщина совершенно не обращала внимания на мольбы успокоиться, лишь продолжала истерично извиваться, в припадке неистовства круша витрины с игрушками и приспособлениями для кормления детей. В воздух взлетел весь зоопарк плюшевых животных, рядом оглушительно загрохотали меламиновые тарелки и пластиковые бутылочки. Женщина срывала одежду со стоек и, комкая, отправляла ее в растущую беспорядочную кучу, а еще пихала детские коляски, и те катились по узким проходам между стеллажами с товарами, едва не попадая в зевак, стекавшихся посмотреть на «сдвинутую по фазе истеричку».

Я знала, что должна что-то предпринять. Чувствовала, будто все это – моя вина.

Я подошла к женщине, совершенно не заботясь тем, что сама могу попасть под горячую руку.

– Пожалуйста, успокойтесь. Вы навредите себе или ребенку.

При слове «ребенок» она на мгновение замерла.

– Я не хочу этого долбаного ребенка! – в ярости бросила женщина и продолжила бушевать, пока двум охранникам не удалось обуздать ее.

Я не уходила и опустилась на пол рядом с ней, когда ее колени подогнулись. Руки несчастной скрутили за спиной.

– Осторожнее. Она беременна, – предупредила я охранников. Они тут же ослабили свою хватку.

Слезы струились по лицу женщины, она рыдала и икала в постепенно отступающем приступе истерии.

– Все будет в порядке, просто дышите как можно спокойнее, ровнее. – Я показала ей, как правильно дышать, сложив ладони у лица, поскольку ее ребра ходили ходуном в такт работе легких, словно в мире вдруг закончился весь кислород. Это могло навредить ее ребенку.

В конечном счете женщина немного успокоилась, ее состояние выровнялось, и стало казаться, будто она слышит меня. Толпа рассеялась благодаря продавцам и спутнику женщины, который гладил ее по голове и держал за руку. Бедняжка, похоже, не понимала, где находится.

– Она может где-нибудь немного посидеть? – спросила я у продавщицы, которая с готовностью отвела нас в подсобку, пока ее коллеги принялись наводить порядок.

Усевшись между своим спутником и мной, женщина принялась потягивать воду из стакана. Ее щеки наконец-то зарумянились.

– Я не хочу этого ребенка, – произнесла она дрожащими губами. – Я боюсь.

Сквозь меня будто ледяная река хлынула, но я сумела удержать готовую прорваться дамбу под контролем. Эта женщина ничего обо мне не знала, наши жизни никак не пересекались, и ей никогда не суждено было узнать, как больно она только что прищемила самый глубокий нерв моего сердца.

– Я – Клаудия, – мягко сказала я. Она явно не могла мыслить здраво. Ну разумеется, она хотела своего ребенка. – Я могу вам помочь. Вам нечего бояться.

На этих словах она, похоже, окончательно успокоилась.

– Ваше тело прямо сейчас претерпевает удивительные изменения, и, поверьте мне, это может самым невероятным, безумным образом сказаться на том, что вы чувствуете. – И я расплылась в утешающей улыбке.

Женщина продолжала потягивать воду, сжимая стакан дрожащими руками.

– Вы тоже беременны? – прошептала она.

– Да, – кивнула я. В сложившихся обстоятельствах мне показалось правильным сказать именно так. Мне хотелось завоевать ее доверие, успокоить ее и, самое главное, помешать ей сделать то, о чем она будет жалеть всю оставшуюся жизнь. – Именно поэтому я точно знаю, что вы чувствуете.

– Меня все время тошнит, и сознание выкидывает со мной злые шутки. Я не знаю, как мне удается вставать утром, я едва могу держаться на ногах весь день, но при этом у меня никак не получается уснуть ночью. А ведь не прошло еще и трех месяцев, и одному Богу известно, на что я буду похожа в самом конце. – Она снова сорвалась на рыдания. – Если я вообще дойду до этого конца.

– Вы – красивая беременная женщина, и у вас будет счастливый, здоровый ребенок, – заверила я ее. – Каждый ребенок приносит с собой в этот мир свою собственную, невероятную любовь. А ваши неприятности долго не продлятся.

Я перевела взгляд на ее спутника. Продавщица оставила нас одних.

– Совсем скоро вы почувствуете себя лучше, вероятно, это произойдет уже на следующей неделе. Или, может быть, даже сегодня вечером, – сказала я с легкой улыбкой. Я должна была подарить ей надежду.

– Я записана на аборт, – прошептала мне женщина.

По глазам несчастной я видела, как ей стыдно, но не хотела, чтобы она знала о моих чувствах по этому поводу. Я отчаянно сдерживалась, пытаясь держать под контролем свои эмоции. В конце концов, она не была виновата в моих бедах.

– Это ответственное решение, – сказала я.

Она тут же кивнула и призналась:

– Я не знаю, что делать.

– Никто не может решить это за вас, – пустилась в размышления я. – Но внутри вас растет другой человек. Вы должны лелеять эту жизнь, беречь ее, как свою собственную.

Я заметила вспышку света, мелькнувшую в заплаканных глазах, словно осознание чего-то особенно болезненного помогло ей прийти в себя.

Молодые люди крепко стискивали друг друга в объятиях. Женщина обреченно шмыгала носом, а мужчина нежно укачивал ее, будто она сама была ребенком. Я подумывала записать их имена, передать сведения о них отделу социального обеспечения по месту их жительства или хотя бы сообщить тамошним специалистам об эмоциональном состоянии женщины… Но потом осознала, что это наверняка будет мой отдел, ведь, судя по акценту, они жили здесь, и тогда именно мне придется решать все эти проблемы. В конечном счете я предпочла спустить дело на тормозах.

– Теперь я чувствую себя лучше, спасибо, – сказала женщина, вставая. Ее ноги дрожали, и, чтобы не потерять равновесие, она ухватилась за меня, оказавшуюся в непосредственной близости.

– С вами все будет в порядке? – спросила я.

– С нами все будет в порядке, – резко бросил мужчина. Это вышло довольно грубо, ведь он прекрасно видел, что ради помощи им я бросила свой шопинг.

Женщина собралась уходить, а я почувствовала, как мои собственные глаза колют подступающие слезы. Все это было так несправедливо…

– Что ж, берегите себя, – произнесла я на прощание, потянувшись к ее руке.

Мы на мгновение сжали пальцы друг друга.

– Вы уверены, что с вами все будет хорошо? – повторила я в порыве чего-то вроде отчаяния. Мне не хотелось, чтобы она уходила. Я волновалась, что она передумает и все-таки отправится на аборт. Но, впрочем, разве это меня касалось?

Женщина кивнула.

– Спасибо вам за помощь, – с улыбкой добавила она, а потом эти двое ушли.

Выйдя из подсобки универмага, я еще долго в потрясении блуждала по детскому отделу, глядя вокруг невидящим взором. Если я вообще не могла родить своего собственного ребенка, то и будущей жизни для меня не существовало. Слезы хлынули из глаз. А потом я вспомнила о Джеймсе, о мальчиках, и мое существование перестало казаться мне таким уж безнадежным. Я слишком потакала своим желаниям, была такой эгоистичной!

Я вышла из магазина, так и не купив платье, и направилась к стоянке. Только плюхнувшись на водительское место, я осознала, что оставила свои сумки с покупками, в том числе с одеждой для мальчиков, в подсобке. Мне было все равно. Я просто хотела быстрее добраться до дома.

Подъезжая к турникету, я слышала лишь настойчиво звучавшие в ушах слова акушерки, когда это произошло в последний раз: «Хотите увидеть своего ребенка, дорогая?»

Я отказалась, решительно покачав головой. Предпочла вместо этого распадаться на тысячи погруженных в себя, беспорядочных, полных жалости осколков, которые отвергают любую помощь.

Рыдая, я опустила стекло и приложила билет к считывающему устройству турникета. А потом случайно бросила взгляд на стоявшую рядом, в параллельном ряду, старую помятую машину. Мое внимание привлекли доносившиеся оттуда крики и громкая музыка. Я узнала пару, которую встретила в магазине. Они о чем-то яростно спорили. Мужчина сердито взглянул на меня, и их машина с ревом умчалась прочь, стоило шлагбауму подняться.

Я взяла себя в руки и высморкалась. Когда поднявшийся шлагбаум освободил мне путь, я направилась следом за старым автомобилем вниз по винтообразному пандусу. Мы вырвались на весенний солнечный свет, и я, искоса поглядывая на машину пары, проехала за ней пару улиц. Увидев, как они перестроились в другой ряд на желтый сигнал светофора, я встревожилась. В тот момент, когда моя нога вжалась в педаль газа, я могла думать лишь о сожалениях, детях и том, что я никогда не стану настоящей матерью.