Ван Эден говорил на ходу, расхаживая туда-сюда по просторной гостиной. Слова выходили из него с трудом, как будто он забыл, куда их спрятал. Он часто умолкал и косился на дверь, за которой скрылась его жена.

Все началось в декабре 2009 года, всего через неделю после того, как они с Ханнеке Слут в первый раз встретились на каком-то рабочем совещании. Ван Эден утверждал, что их роман стал «неизбежным», что их «закружило, как в водовороте», что они оказались «родственными душами». После долгой паузы он нехотя добавил: друг к другу их толкнуло сильнейшее физическое влечение.

В первый раз они сблизились в номере отеля, который он снял в последнюю минуту. Потом они тоже чаще всего встречались в отелях Йоханнесбурга и Кейптауна. Несколько раз — у нее на квартире в Стелленбоше, но там было сложнее, потому что туда в любой миг мог приехать Рох, ее приятель. Они были осторожны. Старались не терять головы. Отправляясь к ней, он специально оставлял мобильный телефон дома. По нему он боялся посылать ей эсэмэски — боялся, что когда-нибудь забудет их стереть. Ханнеке же часто оставляла телефон у своей личной помощницы, когда присутствовала на всяких рабочих совещаниях. Они предпочитали обмениваться сообщениями по компьютеру.

Год назад, в феврале 2010 года, она решила порвать отношения с Рохом. Ван Эден был против, потому что, несмотря на то что им было хорошо в постели, никаких далекоидущих планов он не строил. Но Ханнеке заявила прямо: он ей нужен. Ей хотелось проводить с ним все больше времени, ей не нравилось, что им нельзя появляться вместе в обществе. Она все сильнее давила на него, требуя, чтобы он развелся. Он думал, что как-нибудь справится, что все перегорит само, что Ханнеке постепенно остынет, образумится. Но она сделала себе пластическую операцию — увеличила грудь. И все потому, что однажды после секса он признался, что ему нравится большая грудь у женщин. Тогда-то он и понял, что она настроена решительнее, чем он думал. А потом она подарила ему фотографии. Снимки, которые изготовила специально для него. Он не знал, что с ними делать. Запер их в сейфе у себя на работе, а через два дня после ее смерти разрезал на кусочки и сжег. Оставил только одну фотографию. Они найдут ее у него в сейфе.

В январе Ханнеке переехала в Кейптаун, чтобы они могли чаще видеться. Она сделала дубликат ключа от своей квартиры — специально для него. А потом начала на него давить. Говорила: они вместе уже целый год, проверили чувства. Они любят друг друга. Он должен потребовать у жены развода. И тогда они смогут покончить с жизнью во грехе.

Он ответил, что еще не готов к такому важному шагу.

Вечером 18-го Ханнеке прислала ему эсэмэску, в которой сообщила, что намерена встретиться с Аннемари, его женой. Она собиралась рассказать ей все. Если ему не хватает смелости покончить с этим браком, написала Ханнеке, она сама все сделает за него.

Она не оставила ему выбора.

— Чем вы ее закололи? — спросил Гриссел.

Ван Эден встал:

— Пойдемте, я вам покажу.

Он повел их к себе в кабинет, величественную комнату, обставленную книжными стеллажами и стеклянными витринами с огромными моделями старых деревянных кораблей. В одной из витрин они увидели старинный меч в тусклых серовато-коричневых ножнах.

— Это цзянь, китайский прямой меч, — пояснил ван Эден. — Ему две тысячи лет. Мне подарил его один китаец. В знак благодарности.

— Почему вы воспользовались им? — спросил Гриссел.

— Ничего другого под рукой не нашлось.

Гриссел, Купидон и ван Эден вернулись в гостиную. Гриссел попросил ван Эдена подробно описать все, что произошло в ту ночь на квартире у Ханнеке Слут.

Ван Эден сказал, что он отправил Слут с дороги эсэмэску, в которой сообщал, что едет к ней. В дом он вошел через подземный гараж, чтобы никто не заметил, что он несет меч. Отпер дверь своим ключом. Должно быть, Ханнеке его услышала, потому что уже ждала его в прихожей. И он сразу нанес ей удар. Ужас! Но ему необходимо было защищать свой мир.

Потом он положил меч на пол, поднялся на второй этаж, к ней в спальню, и стер все сообщения из памяти ее ноутбука. Пол, дверь и раковину он вытер тряпкой, которую нашел в шкафчике на кухне.

Тряпку выкинул из окна машины по пути домой.

В какое время вы приехали к Слут?

— Около половины одиннадцатого.

— Вы уверены?

— Не с точностью до минуты, но…

— Вы ехали из Сомерсет-Уэст?

— Да.

— После того как выступили с докладом перед тремя сотнями собравшихся?

— Да.

— Мистер ван Эден, что-то не сходится. Как вы объясните эсэмэски, отправленные с вашего ноутбука, но отсюда, из Констанции?

— Капитан, я же во всем сознался. Чего вы еще от меня хотите?

— Трудность в том, — ответил Гриссел, — что вы в тот вечер звонили Ханнеке Слут дважды. Первый раз — в двадцать два сорок восемь. Включенный телефон прослушивает эфир и находит сигнал ближайшей к нему базовой станции или вышки сотовой связи. Так вот, первый звонок зафиксирован в поле действия базовой станции в Сомерсет-Уэст. Затем вы звонили ей еще раз, в двадцать три ноль одну, и тот звонок зафиксирован уже в поле действия станции в Ньянге.

— Ну да…

— Она не ответила.

Ван Эден пожал плечами:

— Наверное, была в ванной.

— Но зачем вы звонили ей с дороги? Ведь вы собирались ее убить. И наверняка хотели застать ее врасплох…

— Я хотел убедиться, что она дома.

— Вы лжете! — сказал Купидон. — Ведь она не отвечала. Так откуда же вы знали, дома ли она?

— В протоколе вскрытия записано, что смерть наступила около десяти часов, — сказал Гриссел. — Патологоанатом почти уверен в своих выводах, потому что точно известно, что и когда она в тот вечер ела. Она заказала еду из тайского ресторана…

— Почти уверен… Что значит «почти уверен»? — спросил ван Эден.

— Как вы могли посылать ей эсэмэски отсюда, из дома, если и вы сами, и ваш ноутбук были в Сомерсет-Уэст?

— Какое это имеет значение?

— Мистер ван Эден, через час мы узнаем, что вы ей написали.

Ван Эден вскочил с места, замахал руками. Он больше не сдерживался.

— Да какая вам разница? Какая разница, черт возьми? Я ведь во всем сознался. Я убил ее. Она хотела отнять у меня все. Работу, деньги… всю жизнь! Кровопийца, паразитка! Она высасывала из меня кровь, и ей все время хотелось больше и больше! Она прямо заглатывала меня целиком. Ну да, я понимаю, что сам виноват. Я не должен был ложиться с ней в постель. Я все понимаю, но было уже поздно. Я совершил ошибку, одну ужасную ошибку, и теперь мне предстоит за нее расплачиваться… Неужели вам недостаточно?

— Почему вы лжете? — спросил Купидон.

— Кого вы покрываете? — наседал Гриссел.

— Я никого не покрываю. — Ван Эден подошел к ним, протянув сложенные вместе руки: — Наденьте на меня наручники. Арестуйте меня. У вас есть все, что вам нужно.

— Он покрывает меня, — с порога произнесла Аннемари ван Эден.

— Не слушайте ее. Аннемари, уходи.

— Это я убила ту женщину.

— Аннемари, прошу тебя…

— Генри, — ласково ответила она, — ты не очень хорошо справился. Рано или поздно они бы все равно все поняли.

— Аннемари… — беспомощно произнес ван Эден, понимая, что все потеряно.