4
Закончив, он подпер подбородок руками и задумался.
Во-первых, даты отправки… Интервалы все время сокращались. От первого послания до второго прошла неделя. От второго до третьего — шесть дней. От третьего до четвертого — пять. По убывающей. А потом четкий ритм нарушился.
Далее, почти все письма отправлены поздно ночью.
В первом и втором посланиях намекается на некоего «коммуниста». В единственном числе. Потом на смену «коммунисту» пришли «убийцы» и «любимцы». Но в последнем письме аноним снова вернулся к одному «убийце».
Он охотно цитирует Библию — ищет самооправдание в религии? Считает себя крестоносцем, который борется с неверными? Стиль последнего письма отличается от предыдущих. Он мощнее, увереннее. И целеустремленнее. Неизвестный стрелок увидел цель.
Джон Африка и Зола Ньяти считают, что письма написал психически неуравновешенный человек. Их можно понять. Все признаки душевного расстройства налицо. Безумцы любят действовать по ночам. С течением времени они становятся все настойчивее и навязчивее. Они звонят и дышат в трубку, разговаривают не представляясь или прячутся за ничего не говорящими псевдонимами. Зачастую их послания полны расистских высказываний, они сторонники «теорий заговора» или предупреждают о грядущем Судном дне, о мести богов стране грешников.
Совсем как их стрелок.
Потом они жадно следят за публикациями в СМИ, за передачами по радио и телевидению. Они живо реагируют на все статьи и передачи, цитируют их, искажая смысл.
Вот здесь стрелок отступает от общего канона.
Почти все безумные любители пообщаться со стражами порядка выдумывают себе псевдонимы, связанные с мифологией, астрологией или внушающие благоговейный ужас.
В отличие от стрелка.
В каждом новом письме он избирает новую тактику. Перед последним, окончательным посланием он вдруг на две недели замолчал. Кстати, и последнее письмо он отправил не ночью, а утром, за двенадцать часов до того, как отправился на охоту.
В последнем послании содержится намек на какой-то мотив: «Вам известно, за что ее убили».
Стрелок выполнил свою угрозу. Он не испугался гнева представителей ЮАПС и ранил полицейского. И обещает продолжать в том же духе.
Здесь что-то не так.
Гриссел одно за другим сложил послания в папку и придвинул к себе материалы по делу Слут. Раскрыл пухлую папку. Ему хотелось начать с самого начала, как полагается: взглянуть на место преступления, на снимки, на протокол вскрытия, на результаты судебно-медицинской экспертизы…
Кто-то постучал в дверь, тихо и словно извиняясь.
Гриссел, выведенный из глубокого раздумья, крикнул:
— Войдите!
* * *
«Ястребы» прозвали бригадира Мусада Мани Верблюдом. Один из детективов УРОВП узнал от своего друга-мусульманина, что в одном из арабских диалектов слово «мусад» означает «дикий верблюд». А когда главой отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями назначили высокого, поджарого полковника Зола Ньяти, который к тому же ходил медленно, важно, слегка наклонившись вперед, его тут же прозвали Жирафом.
Именно Жираф и просунул сейчас голову в кабинет Гриссела, его бритая голова блестела под яркими лампами дневного света.
— Нет, Бенни, не надо, не вставай… — Полковник Ньяти подошел к столу, вертя в тонких пальцах ключи от машины. — Вот, бери служебную БМВ.
— Спасибо, сэр!
— Бенни, ты ведь знаешь, мы здесь одна семья.
— Да, сэр!
— Тебе известно, что мы работаем… ведем следствие… сообща, вместе.
— Да, сэр. Только вначале я хочу изучить досье…
— Я все понимаю, Бенни. Но, когда будешь готов, пожалуйста, задействуй наших ребят. Я уже поставил в известность Вона, он ждет…
— Да, сэр.
Ньяти побарабанил пальцами по досье и вдруг понизил голос.
— Слушай, Бенни, ты — ветеран, — доверительно произнес он. — Не мне тебя учить… — Полковник замялся, поднял голову, посмотрел Грисселу прямо в глаза. — Если что, иди сразу ко мне. Или к бригадиру. Если поймешь, что здесь что-то нечисто, сразу обращайся к нам…
Гриссел не знал, что ответить.
— Бенни, ты меня понимаешь?
— Да, сэр! — ответил он в надежде, что позже сумеет во всем разобраться.
— Вот и отлично!
Ньяти развернулся и зашагал к двери, но, остановившись на пороге, посмотрел на Гриссела и добавил:
— Удачи тебе!
Ньяти ушел, а Гриссел еще долго сидел и смотрел на дверь. Мани и Ньяти тоже бросили на дело вдруг, без подготовки. Сам Африка попросил их заняться убийством Слут, он даже лично приехал на совещание. Они подыгрывали ему, но осторожно.
Бенни покачал головой. Политика — не его любимая игра.
Гриссел оценил жест Ньяти. И все же он пока не очень-то верил в то, что «Ястребы» — «одна большая семья» и «работают сообща». Он не успел прослужить в новом элитном подразделении и трех недель и только недавно узнал, что аббревиатура ООЦ означает «Объединенный оперативный центр». В него входят руководители групп и детективы различных подразделений УРОВП, которых определили под начало к одному командиру, назначенному для расследования определенного дела. Лично Гриссел считал, что избыток помощников скорее вредит. Он привык работать с одним напарником, но чаще справлялся и один, особенно в прошлом году, когда его перевели в подчинение к Африке.
Он глубоко вздохнул. По-прежнему непонятно, зачем Африка перевел его к «Ястребам».
Он достал из досье снимки места преступления и разложил их перед собой на столе в несколько рядов. Вот увеличенное цветное фото жертвы. Ханнеке Слут лежала на мраморном полу, у колонны. Запекшаяся кровь резко контрастировала с ее белым платьем без рукавов и светло-серым полом. Она лежала на спине, прижав правую руку к ране. Видимо, в последние секунды жизни пыталась остановить сильное кровотечение. Левая рука лежала на отлете, ладонью вверх, затылок в луже крови. Темные волосы упали на лицо, закрыв глаза и нос. Виден только рот. Полные губы, темно-красная помада, почти того же цвета, что и кровь.
Обуви на жертве нет, платье задралось, ноги оголены значительно выше колена. Похоже, что рана всего одна; ее ударили в грудь, чуть правее сердца.
Грисселу захотелось лучше изучить место преступления, и он стал разглядывать фотографии одну за другой. Квартира была новая, современная, стены и единственная колонна белоснежные, пол серый, блестящий. Большие окна, не занавешенные шторами, выходили на широкий балкон, откуда открывался вид на разноцветные дома малайского квартала Бо-Кап и на Сигнальную гору.
Помещение, в котором лежала жертва, было очень просторным, свободной планировки. Чуть поодаль располагалась гостиная зона; приземистые, стильные диван и кресла стояли на белом ворсистом ковре. На длинной стене — одна большая картина без рамки. Абстракция! Гриссел такого искусства не понимал. Сплошные пятна и полосы белого и серого цвета, похожие издали на сфотографированные с высоты птичьего полета морские волны. На стеклянном кронштейне — аудиосистема с двумя маленькими колонками.
В дальнем от лежащей Слут углу располагалась винтовая лестница, которая вела на второй этаж. Покрытые лаком деревянные ступени окаймляли узкие стальные перила. У окна стоял белый телескоп на треноге, его объектив был направлен на город.
За колонной Гриссел разглядел небольшой кухонный уголок — современные шкафчики с матовыми оливковыми дверцами и прямоугольный хромированный холодильник. Входная дверь находилась в трех метрах слева от кухни и в четырех от того места, где лежал труп Ханнеке Слут.
Он посмотрел на последний ряд фотографий: две спальни на втором этаже. Судя по всему, сама Слут обитала в спальне побольше. Там царил идеальный порядок. Широкая двуспальная кровать на квадратном белом каркасе застелена белоснежным бельем; две темно-коричневые подушки отлично сочетаются с прикроватными тумбочками темного дерева.
Признаком того, что комната обитаема, служил только письменный стол с гладкой белой деревянной столешницей на двух коричневых опорах. На столе стоял ноутбук, рядом с ним лежали папки, одна из которых была раскрыта. Тут же лежала авторучка с отвинченным колпачком. На три четверти пустой бокал красного вина и айфон. Коричневый стул на высоких ножках отодвинут и слегка развернут вбок. Коричневый торшер справа включен.
Вторая спальня оказалась значительно меньше первой. В ней стояла незастеленная односпальная кровать, на ней заклеенные картонные коробки. Кроме кровати, во второй спальне была пустая белая книжная полка и два скатанных персидских ковра.
Он взял папку с делом Слут и положил перед собой, на фотографии. Как принято в ЮАПС, материалы были расположены в систематическом порядке. В разделе А содержались протоколы осмотра места преступления и трупа, протокол вскрытия, протоколы свидетельских показаний и фотографии; в разделе Б — переписка между различными отделами ЮАПС и прочими заинтересованными сторонами, например банками и работодателями; в разделе В содержался журнал расследования по форме номер 5 со ссылками на документы из раздела А.
Найдя в разделе А протокол вскрытия, Гриссел вздохнул с облегчением. Вскрытие производил Фил Пейджел. Более умного человека Бенни в жизни не встречал. Пейджел много лет проработал патологоанатомом; работал кропотливо, вдумчиво, не упускал ни одной мелочи. Но главное, Пейджел так формулировал фразы, что их без труда понимали даже детективы, далекие от медицины. В конце Пейджел всегда составлял резюме, значительно облегчавшее следователям жизнь — на нормальном человеческом языке, по пунктам, коротко, ясно и содержательно.
Гриссел прочел:
«— Время смерти: 18 января, вторник, в интервале между 20.00 и 0.00. Скорее всего, смерть наступила около 22.00.
— Причина смерти: массированное кровотечение, вызванное единичной колотой раной в область грудной клетки (8 мм над четвертым ребром, 20 мм левее грудины (gladiolus), через левую долю печени и нижнюю полую вену (большую вену, открывающуюся в правое предсердие и собирающую венозную кровь от нижних частей тела) к 7-му грудному позвонку).
— Характер повреждений и орудие убийства. Характер раны позволяет предположить, что орудием убийства служил колющий предмет, скорее всего с заостренным концом (очень ровный угол) и двойной, асимметричной режущей кромкой (ромбическое сечение?). Клинок, скорее всего, прямой. По предварительной оценке, ширина лезвия от 6,5 до 7,5 см, толщина — 1,5 см, длина — более 20 см (нет кровоподтека от соприкосновения с рукоятью). Удар был нанесен под углом от 85 до 105°; в момент нанесения удара жертва стояла.
— Единичный удар, приведший к смерти, и полное отсутствие оборонительных ран на руках жертвы указывают на чрезвычайную силу удара, на чрезвычайно острую режущую кромку или на сочетание обоих факторов (неожиданное нападение? Самодельное оружие? Ассегай? Сувенирный кинжал? Меч?).
— Характер повреждений и подозреваемый. Вероятно, подозреваемый на 200–400 мм выше жертвы (размер оружия, траектория удара, возможность нанести удар большой силы). Дальнейшим выводам препятствуют единичная рана и неизвестное орудие убийства.
— Раневое отделяемое: нет.
— Сексуальное насилие: признаков не обнаружено».
Стараясь ничего не забыть, Гриссел снова осмотрел фотографии места преступления. Жертве нанесли всего один удар. Она лежала в четырех метрах от входной двери. Нет оборонительных ран на руках, свидетельствовавших о том, что она пыталась защищаться.
По словам бригадира, признаков ограбления тоже не обнаружили. А Пейджел пришел к выводу, что нет и признаков сексуального насилия — видимо, на теле отсутствовали следы спермы и кровоподтеки.
Интересно, кто нашел жертву. Как охраняется ее дом?
Гриссел полистал раздел А в поисках свидетельских показаний и наткнулся на неподшитый белый конверт формата А4, засунутый между фотографиями. Кто-то надписал на нем синей ручкой всего одно слово: «Слут».
Гриссел вскрыл конверт и увидел три большие цветные фотографии живой Ханнеке Слут. Они настолько заинтересовали его, что он тут же забыл, что искал.
Все три снимка оказались студийными; ее снимал профессиональный фотограф. На первом — только голова, правое плечо и часть руки. На ней было тонкое белое платье, выделявшееся на гладкой, загорелой коже. Голова была повернута вправо, она смотрела вниз, полузакрыв глаза. Половина лица оказалась в тени, что подчеркивало полные губы и крепкие скулы. На лицо падала прядь волос до самого подбородка. Плечо и предплечье — мускулистые, но женственные. Серый задник интересной фактуры, он слегка размыт, не в фокусе.
Общее впечатление чувственности.
Ханнеке Слут была красивой женщиной. Она прекрасно понимала, какое впечатление производит на мужчин. Видимо, ей это нравилось; на фото она чуть-чуть рисовалась.
На втором снимке ее запечатлели до пояса; голова чуть склонена, темные глаза смотрят в объектив. Она, видимо, была улыбчивой — Гриссел заметил узкую щель между ее передними зубами. Волосы на втором снимке были собраны на затылке. В низком вырезе тонкой блузки как бы невзначай виднелась упругая, полная грудь.
Третий снимок оказался в стиле ню — на темном фоне. Художественное фото, сделанное с большим вкусом. Свет падал сзади и справа, Слут стояла чуть отвернувшись. Выделялись щека, кончик носа, крупная круглая серьга в ухе, стройная шея, плечо, одна грудь идеальной формы и нога.
Гриссел решил, что снимки были сделаны недавно; на них Ханнеке Слут выглядела зрелой, вполне соответствующей своему возрасту — тридцать три года по материалам дела.
Он разложил снимки в ряд. Снова посмотрел на них. Ради кого или для чего она так старалась? Наверное, не один час подбирала нужную одежду, советовалась с фотографом. Да и сама съемка должна была занять немало времени.
А ведь жертва была юристом, специалистом по корпоративному праву.
И грудь… Неестественно большая, идеальной формы. Как будто она специально увеличила ее с помощью пластической операции… Для кого? Интересно, для кого она заказала такие фото?
Гриссел не мог отвести глаз от женщины на снимках.
Вдруг пронзительно заверещал его мобильный телефон.
Он вернулся в настоящее, испытывая смутное чувство вины; телефон удалось найти не сразу. Он лежал в кармане куртки, висевшей на стуле. На дисплее высветилось: «Алекса».
Черт! Надо было самому позвонить ей. Он посмотрел на часы. Почти одиннадцать!
— Алекса, мне так жаль… — начал он.
— Нет, это не Алекса, — довольно враждебно ответил незнакомый мужской голос. — Она просила, чтобы вы за ней приехали.
— Где она?
— Она пьяна, сэр. Пьяна в стельку.
