Как только Мбали вышла из ворот перед участком «Грин-Пойнт», ей пришлось продираться сквозь толпу зевак. Истцы, желавшие подать на кого-то жалобу, и просто любопытные стояли за желтой заградительной лентой, протянутой вокруг входной двери. Все с интересом наблюдали за Толстым и Тонким, двумя сотрудниками отдела криминалистической экспертизы, которые сосредоточенно рылись в осколках.

Мбали еще немного постояла в воротах, прикинула приблизительную траекторию выстрела и зашагала в нужном направлении. Время от времени она останавливалась, оборачивалась, проверяя, как, по мере удаления от объекта, сужается поле зрения.

Она прошла по серой открытой площадке за теннисными кортами к Западному бульвару. Мог ли снайпер остановиться здесь, прицелиться, выстрелить… Да еще два раза? Вряд ли.

Дождавшись временного затишья, она перебежала половину дороги, постояла на островке безопасности, оттуда перебралась на противоположную сторону. Сумка на длинном наплечном ремне на бегу больно била по бедру, пришлось придерживать ее рукой.

Отдышавшись, Мбали посмотрела на ворота участка. Отсюда, издали, они казались невозможно маленькими.

Она внимательно огляделась по сторонам. Может быть, снайпер расположился здесь? Слева открытая парковка, за ней боулинг-клуб. Справа кирпичный забор с колючей проволокой сверху, за ним — городская ратуша. Через такой забор никому не перебраться.

Мбали долго стояла на одном месте, озираясь во все стороны и напряженно думая. К кое-каким выводам она все-таки пришла.

Гриссел терпеливо ждал. Наконец Габби Виллетте нарушила молчание:

— Поймите, у нас специфическая обстановка, — заговорила она. — В «Силберстейн» все начальство мужчины. Все директора и почти все заместители. Ну а личные помощницы — женщины. Ханнеке находилась где-то посередине… — Она вскинула голову и вдруг улыбнулась, словно извиняясь и снова показав верхние клыки. — Понимаете, я не привыкла обсуждать свою работу с посторонними. В том-то и трудность. «Силберстейн» становится твоим миром, всей твоей жизнью…

Гриссел понимал, что ей не терпится все высказать.

Габби скрестила руки на груди и продолжала:

— Работа у нас такая… интенсивная! Приходится просиживать по многу часов, выкладываться, на тебя давят со всех сторон, ведь речь идет об очень больших деньгах, на нас лежит огромная ответственность… — Она медленно опустила руки. — Вы меня понимаете? Повторяю, у нас очень специфическая обстановка, ее трудно объяснить человеку несведущему. У нас… у личных помощниц… сложились свои отношения. Для того чтобы система нормально функционировала, мы должны быть в курсе всего. Знать, какие у кого завихрения. По-моему, Ханнеке нарочно отгораживалась от нас. Чтобы все окружающие видели, что она хоть и женщина, но не нам чета. Она — одна из них, из начальства. Вы меня понимаете? Наверное, ей важно было закрепиться, так сказать, застолбить свое положение. Такое отношение нравилось не всем. Иногда мои сослуживицы вели себя мерзко. Не из зависти, а просто «чтобы она не задирала нос». Как будто она самим фактом своего существования оскорбляла их до глубины души. В общем, о ней часто сплетничали. Ходили разные слухи…

Габби жалобно посмотрела на Гриссела, словно ища его поощрения. Он не обманул ее ожиданий, спросив:

— Какие же слухи о ней ходили?

Габби снова медленно кивнула:

— Почти все было неправдой.

Гриссел жестом показал, что все понимает.

— Поговаривали, что ради повышения она готова на все.

Габби Виллетте снова скрестила руки на груди и посмотрела в окно.

— Ведь Ханнеке в самом деле была честолюбивой. Вот почему о ней распускали всевозможные слухи. Например, если она ехала на бизнес-ланч с директором, о них говорили, будто они… Ну, вы понимаете… А после того, как она увеличила себе грудь, стали ехидничать: мол, теперь она метит выше…

— Были ли у нее романы на работе?

— Нет, — сразу выпалила Виллетте, но поняла, что выдала себя, и пожала плечами. — Не знаю. Я правда не знаю.

— А сами что думаете?

— После того как я начала с ней работать — определенно нет.

Гриссел понимал, что ей самой ужасно хочется посплетничать, но она ждет, что он будет задавать ей наводящие вопросы.

— А до?

— Возможно.

Гриссел ободряюще кивнул.

— Тогда она еще числилась стажером. Очень давно, году в 2002-м. Тогда ее зачислили в отдел корпоративных отношений. Заведующим там был Вернер Гелдерблум. Для нее он стал кем-то вроде наставника; тогда ему уже было за пятьдесят. Симпатичный мужчина. И женатый… Так вот, ходили слухи, что они… Вы понимаете…

— Ходили слухи?

— Кажется, они часто задерживались вдвоем на работе уже после того, как его личная помощница уезжала домой. Как-то раз Гелдерблум взял ее с собой на судебное заседание в Преторию, а на следующее утро, когда его личная помощница позвонила в отель, ей показалось, что она слышала на заднем плане голос Ханнеке…

Гриссел надеялся на большее. На что-то недавнее.

Виллетте продолжала:

— Сплетни…

Он кивнул, стараясь скрыть разочарование.

— Вы знали ее бывшего приятеля… — Он взглянул в свои заметки. — Эгана Роха.

— Да, я видела его дважды. Один раз, почти сразу после того, как я стала работать с Ханнеке, он приезжал к ней в офис. И еще на рождественской корпоративной вечеринке в позапрошлом году… — Словно вспомнив что-то, Габби добавила: — Они подходили друг другу.

— В каком смысле?

— Оба красивые. И относился он к ней очень… Мне кажется, он ее понимал. Он… Ему очень удобно с самим собой.

— Вы знаете, почему они расстались?

Габби покачала головой.

Из машины Гриссел позвонил Ханнесу Прёйсу, директору фирмы «Силберстейн». Звонок переключился на автоответчик. Он оставил сообщение, а потом набрал номер Эгана Роха. Тот ответил сам, но связь была плохая, он слышал шум движущегося транспорта. Гриссел объяснил положение. Рох сказал, что находится на той стороне Цитрусдаля, дома будет только после семи. Может быть, они встретятся завтра?

Бенни согласился, назначил встречу на десять часов утра. Договорились, что он приедет к Роху на работу, на винную ферму в окрестностях Стелленбоша.

После разговора с Рохом Гриссел решил заехать в полицейский участок «Грин-Пойнт», потому что ехать до него было совсем близко. Машину пришлось оставить напротив, на стоянке у небольшого супермаркета, потому что ворота были перегорожены. Он сразу отправился искать Мбали.

Эксперты Толстый и Тонкий собирали оборудование.

— Привет, Бенни! — окликнул его Арнольд, толстый коротышка.

— Ну все, теперь мы можем выдохнуть, — подхватил высокий и тощий Джимми.

— «Ястреб» приземлился, — сказал Арнольд.

— Здрасте, — поздоровался Гриссел.

— «Здрасте»? — передразнил его Арнольд. — С каких пор? Раньше ты не так к нам обращался! Раньше сразу посылал далеко и надолго. Неужели «Ястребы» не ругаются?

— Не ценят там традиции. Вот в чем беда с нашими элитными подразделениями.

Гриссел вздохнул:

— Вы Мбали видели?

— Нашего мощного «Ястреба», — хихикнул Арнольд.

— Falcus Giganticus, — ухмыльнулся Джимми.

— А Бенни у нас — поющий ястреб-тетеревятник, — вдруг обрадовался Арнольд. — Я слышал, ты обзавелся своей рок-группой…

— Да пошел ты! — против воли вырвалось у Гриссела.

— Так-то лучше, — ухмыльнулся Арнольд. — Только, ты уж извини, такое название уже есть у другой группы: «Да пошли вы, полицейские» называется. Но и «Пошли вы, „Ястребы“» тоже сойдет…

— Мбали, — напомнил Гриссел, потому что злиться на двух клоунов было невозможно.

— Улетела, — ответил Джимми. — Вернулась на место преступления в Клермонт.

— Бенни, она тебе уже рассказала?

— Что?

— Что с ней случилось в Амстердаме?

— По-моему, кто-то попытался снять ее в «квартале красных фонарей», а она его прикончила, — ответил Джимми.

— Так, Бенни?

— Я ястреб, а не крыса, — бросил Гриссел, направляясь к воротам.

Снайпер отправил послание без семи четыре, но спешка и неуверенность отняли у него удовольствие. И за компьютером не сиделось. Он достал из выдвижного ящика стола ключи от «чаны», быстро вышел в кухню и открыл внутреннюю дверь, ведущую в гараж. Немного постоял на пороге, уговаривая себя не спешить.

Именно этого он сейчас себе позволить не может. Одна ошибка. Достаточно всего одной ошибки. Он должен взять себя в руки. Придется хорошенько обдумать свой следующий шаг. Каждая минута, проведенная на дороге в «чане», представляла собой риск.

Он задумался, стараясь успокоиться. У него нет другого выхода. Придется ехать. Сдать экзамен.

Он медленно закрыл за собой дверь, сел в машину. Посмотрел назад. Все на месте. Он завел мотор. Нажал кнопку на пульте, открывая ворота гаража.

Выехал на шоссе N7, в сторону Мелкбосстранда, потом повернул на М19 к востоку, откуда начиналась старая Атлантическая дорога. Он искал подходящее место и нашел его в пяти километрах от поворота — там гравийная дорога отходила влево и пересекала железнодорожные пути. Он свернул, увидел возможную цель, метрах в ста от него. Эвкалипт шаровидный с толстым стволом, местами кора отходила клочьями.

Он остановился, заглушил мотор. Почувствовал, как свело шею от напряжения. Казалось, внутри у него все переворачивается. Почему он никак не может перестать волноваться?

Потому что он уже два раза промахнулся. Вот что злило его и лишало всякого удовольствия. Он все замечательно спланировал, но такого не предвидел.

Он приказал себе: «Успокойся! Решай задачу». Он ждал. Смотрел. Слушал. Наконец перелез через сиденье, опустил матерчатую шторку, достал винтовку и чуть сдвинул боковую панель.

Прицелился в дерево. Насколько все легче, когда цель неживая! Он выстрелил. Посмотрел в прицел. Превосходно! Насколько все легче, когда цель не движется!

Значит, проблема не в винтовке. Проблема в нем.