34

В понедельник, в половине девятого утра, Рэд снова сидела в подвальной консультации неподалеку от брайтонского вокзала, и малиновый Будда милостиво взирал на нее с каминной полки. В комнате было прохладно — допотопный электрообогреватель выдавал лишь скудную порцию тепла.

— Как прошел уик-энд? — спросила Джудит Биддлстоун.

— Давайте не будем об этом.

— Ох, извините, дорогая. Хотите о чем-то поговорить?

— У меня загорелась машина.

— Господи… Вы не пострадали?

— Я в порядке. Успела выбраться раньше, чем она вспыхнула. Потом пришлось терпеть колкости сестры за воскресным ланчем. В общем, не самый лучший уик-энд. Постоянно думала, что мы с Карлом планировали провести его совсем иначе.

— Ваша старшая сестра, Марго, вы ведь называли ее успешной!

— Да, и она всю жизнь напоминает мне об этом.

— Я так понимаю, обрести уверенность она вам не помогла?

— Наверное, нет. Нет.

— Хотите поговорить об уик-энде или вернемся к тому, что обсуждали в прошлый раз?

— Давайте поговорим о Брайсе. Я ведь ради этого к вам и пришла.

— Вы сказали, что частный детектив, которого втайне от вас наняла ваша мать, выяснил, что Брайс лгал вам, так? Лгал о своем прошлом, о том, чем зарабатывал на жизнь. Как Брайс узнал, что вам это известно?

— Я сама сказала ему об этом.

— И как он отреагировал?

— Категорически все отрицал. Говорил, что детектив ошибся и спутал его с кем-то.

— Что потом?

— Я сказала, что мне надо подумать о наших отношениях и нашем будущем. Он и слушать не хотел. Твердил, что мы обручены, что проживем жизнь до конца — вместе.

— А вы были обручены?

Рэд заколебалась с ответом.

— Как вам сказать… В его представлении — да. Мы однажды обедали в ресторане «Куба Либре» — там, где было наше первое свидание, — и он вдруг поставил на стол коробочку. Открыл, достал кольцо и надел мне на безымянный палец. А потом попросил выйти за него замуж. Кольцо, если честно, мне не понравилось, не в моем вкусе — чересчур броское, вульгарное. Да и в нем самом я на тот момент была не уверена. Слишком много было всякого. Как на качелях — то хорошо, то плохо. Мы вернулись ко мне в квартиру и уже там поссорились — он как будто спятил. Закончилось тем, что я позвонила в полицию. Приехал констебль Споффорд. Брайса арестовали и увезли, потому что оставаться с ним я не могла — боялась. Но на следующий день им пришлось его отпустить, потому что до рукоприкладства не дошло, все ограничилось словесными оскорблениями, а выдвигать какие-то обвинения я не стала.

— Итак, полиция забрала его в тот вечер, когда он сделал вам предложение. Из-за того, что Брайс стал на вас кричать. Вы сказали, что вам нужно время — подумать и разобраться, однако ж он считал, что вы уже помолвлены. Вы сами как это понимаете? — спросила психолог. — Какой во всем этом смысл?

— Ну, вот так вот у нас с ним и было. Брайс всегда добивался своего. Получал, что хотел. А противостоять ему я не научилась. Я знала, что не приняла его предложение, но вариант с полицией не сработал — Брайс вернулся на следующий день, милый, внимательный. Вел себя так, словно мы и впрямь обручились. И я под него подстроилась. Не хотела давать ему повод для новой сцены.

— Думаю, причина его срыва была в той информации, которую добыл для вашей матери детектив?

— Несомненно! Чего там только не было, и все — одно другого хуже. Оказалось, что Брайс врал мне о своем прошлом и не сказал, что был осужден в Штатах за нападение на человека. Я хотела порвать с ним, но каждый раз, когда заговаривала на эту тему, он начинал плакать, жаловаться на тяжелое детство, говорить, что я даю ему чувство собственного достоинства. Клялся, что изменится. Говорил, что да, понимает, что не идеален, но детектив, мол, ошибся, принял его за другого человека, а он ни в чем мне не солгал. Брайс умел убеждать, а мне хотелось верить ему.

— Как вы думаете, почему вам хотелось верить ему?

— Когда я узнала, что́ раскопал детектив, когда поняла, что мама была права, не доверяя Брайсу, я почувствовала себя такой дурочкой. С другой стороны, я столько себя вложила в наши отношения, что не могла просто повернуться и уйти.

— Понимаю, это трудно, — согласилась психолог. — Вот это несоответствие в отношениях, когда понимаешь, что с тобой обращаются несправедливо, что тебя унижают, но при этом не хочешь подвести черту, я сравниваю с опытом солдата-новобранца.

— Как это?

— Базовая подготовка в британской армии очень тяжелая. С новичками обращаются довольно жестоко, и я не встречала еще никого, кто сказал бы, что ему все далось легко и просто. Каждый день новобранца — это принуждение и боль, как эмоциональная, так и физическая. Каждый день его унижают и ломают. Тем не менее редко кому из солдат нравится, когда посторонний человек говорит, что если армия так жестока, то, может быть, лучше уйти и поступить на флот.

— Вот это мне понятно. Вложив столько себя в наши отношения, я чувствовала, что если уйду, то потеряю больше, чем если останусь. И Брайс постоянно твердил, что если я порву с ним, то никогда не найду другого. Звучит, может быть, глупо, но я верила ему. Он заставлял меня верить. Наверное, я позволила ему остаться от отчаяния. Понимаете, Брайс умеет очаровывать и убеждать. Умеет влиять на людей.

— Я-то понимаю, а вы? Вы понимаете? В полной мере сознаете, как ловко он манипулировал вами?

— Да, манипулятор он искусный. Даже после того, как я выложила ему все, что мать узнала от детектива, ему еще долго удавалось оставаться милым и внимательным. Я начала думать, что, может быть, он на самом деле изменился. Хотела уйти, но поддалась его уверениям и клятвам и осталась. Глупо, но дала ему еще один шанс. А потом, через несколько недель, я сказала что-то — как будто зацепила в нем какой-то проводок, — из-за чего он снова слетел с катушек, буквально взбесился.

— И что же вы зацепили?

— Он стоял перед зеркалом, голый, любовался собой. У него по этой части что-то вроде мании. Встает посреди ночи, принимает стероиды и качается. Я просто пошутила, процитировала какую-то строчку из Робби Бернса — Брайс с таким довольным видом себя разглядывал. Я сказала: «Хорошо бы мир видел нас такими, какими мы сами себя видим». И тут началось. Грохнул зеркало, повернулся — а сам кричит, трясется. Схватил осколок и на меня. Я уж подумала, что все, конец. Не помню, как выскочила из квартиры, вылетела на улицу — босиком. Какой-то парень выгуливал собаку — остановился, вызвал полицию, и Брайса арестовали.

Вот тогда я и решила, пока его нет, выставить вещи. Собрала все, в том числе и то ужасное обручальное кольцо и часы «Картье», сложила в два чемодана, с которыми он переехал, и попросила констебля Споффорда прийти утром, когда Брайса должны были выпустить. Роб… то есть констебль Споффорд… вынес вещи к двери, а когда Брайс появился, сказал, что я не желаю его видеть и что в квартиру его не допустит.

— И что Брайс?

— Не сказал ни слова. Забрал чемоданы и спокойно ушел. Агнец.

— Любопытно. Учитывая, что вы к тому времени неплохо знали Брайса, такого ли поведения от него ожидали?

— Тогда я ни о чем таком и не думала, радовалась, что он не закатил очередную сцену, но потом, через несколько часов, поймала себя на том, что мне страшно. Знакомые говорили, что все кончилось, но я-то знала, что не кончилось. Думаю, Брайс уже никогда не оставит меня в покое.

— Почему вы так думаете?

— Потому что, в его представлении, я принадлежу ему. Пару дней спустя пришло какое-то странное анонимное письмо. Я вскрыла — там был рисунок. Игральная карта, червонная дама. Я сразу поняла — от него. Только не знала, что это значит, думала, может быть, он так прощается.

— А потом?

— Ничего. Полное молчание. Я подумала, что он, может быть, все понял и пошел своей дорогой. Подруги пытались мне помочь, познакомить с кем-нибудь, но я была не в том состоянии, чтобы с кем-то встречаться. Потом моя лучшая подруга Рэкел Ивенс — она дантист — рассказала про очень симпатичного, молодого доктора Карла Мерфи, работающего вместе с ней в медицинском центре, вдовца с двумя детьми. Я согласилась встретиться. Кроме Карла, пришла и Рэкел со своим мужем Полом. И знаете, как говорится, искорка проскочила. Он мне сразу понравился; после всей тьмы с Брайсом я как будто увидела свет. Нам было хорошо вместе, весело. Мне даже понравилось, что у него дети — он так заботился о них. В общем, Карл оказался хорошим человеком. Мы начали строить планы.

— И вот теперь вы думаете, что его нет в живых?

Рэд покачала головой:

— Я точно знаю, что он мертв. Полиция провела идентификацию по зубным картам. Совершил самоубийство. Облил себя бензином и поджег. Так они говорят. Вы можете в такое поверить? Чтобы доктор устроил самосожжение? Уж медик-то должен знать, насколько болезненна такая смерть. Можно же принять какие-то таблетки. Выписать самому себе и выпить.

— А как вы это объясняете?

— До сих пор не могу поверить, что Карл убил себя.

— То есть в самоубийство вы не верите?

— Мне сказали, что вскрытие подтвердило версию самоубийства. Но почему? Почему он так поступил с собой?

— Вы меня спрашиваете?

— Да. У вас есть объяснение? Я, например, ничего не понимаю.

— Вряд ли я смогу дать какой-то комментарий, не зная человека. Мне интересно, как вы смотрите на случившееся, как это понимаете, ведь вы знали Карла.

— Думала, что знаю. Как вы считаете, мне следует идти на похороны?

— А вы как считаете?

— Я даже не знаю, когда они состоятся и где пройдут, — может быть, узнаю сегодня. Может быть, если пойду, то стану воспринимать все реальнее? Может быть, это поможет мне подвести черту?

— Насчет черты — да, похороны могут помочь. Но это зависит от того, что вы чувствуете.

— Я бы хотела как-то закончить с Брайсом, — сказала Рэд, меняя тему. — Знаете, оно еще со мной, чувство вины. Мне кажется, что это все из-за меня, эти его срывы.

Психолог заглянула в блокнот, пробежалась по заметкам.

— Вы то же самое говорили на нашем последнем сеансе, в пятницу. Почему вы вините себя?

Рэд ненадолго задумалась.

— Наверное, дело в том, что он постоянно внушал мне это — что я подвожу его, не дотягиваю до требуемого уровня, не оправдываю его ожиданий. В кухне. В постели.

— А вы хотели оправдать его ожидания?

— Конечно.

— И четко понимали, чего он от вас ожидает?

— Не уверена, что понимаю.

— Извините, я недостаточно ясно выразилась. Любопытно. Мы говорим о Брайсе и его ожиданиях, и возникает неясность. Я вот что имела в виду: ожидания Брайса никогда не менялись в зависимости от его настроения или ситуации?

Рэд горько рассмеялась:

— Конечно, менялись. Вчера он мог быть всем доволен, а сегодня, когда я делала то же самое, срываться на крик.

— Он вел себя так в компании? Например, когда вы были с его друзьями?

— Вот тут-то и есть еще одна странность. У него не было друзей. Ни одного. Мне казалось, у каждого есть лучший друг, разве нет?

— Обычно так и бывает. Значит, у него никого не было? Коллег по бывшей работе? Приятелей из детства?

— Никого. Только я. В первые дни знакомства я так гордилась им, хотела похвастаться перед всеми моими знакомыми. Устраивала так, что с некоторыми мы встречались в барах и ресторанах. Но если я разговаривала с другим мужчиной, он жутко ревновал. Мы были на одной вечеринке в Брайтоне, и я завела совершенно невинный разговор с мужем моей подруги. Брайс подлетел и к нему — мол, какого черта ему от меня надо. Так разошелся, что мне пришлось его держать, а иначе он бы точно ударил того парня. Я увела Брайса домой, и мы сильно поругались. Он называл меня шлюхой, подстилкой… Потом связал, заткнул тряпкой рот и изнасиловал. Я думала, он меня убьет.

Рэд замолчала. Отвернулась.

— Теперь вы в безопасности. Вам досталось ужасное испытание, но теперь все позади. Вы его прошли. Слышите, Рэд? Вы со мной?

— Где-то рядом.

— Оставайтесь со мной. Вам незачем туда возвращаться.

— Всего лишь воспоминание, но чувство такое, будто это происходит сейчас.

— Знаю.

— Утром он плакал, ныл, умолял простить. Говорил, что сделал это только потому, что любит меня и боится потерять. Развязал меня только после того, как я пообещала, что не стану звонить в полицию. А потом, когда уже развязал, снова взбесился — из-за того, что я обмочилась.

Джудит Биддлстоун кивнула. Глаза ее потеплели, а губы сложились в невеселую улыбку.

— Мне было так стыдно.

— Вам нечего стыдиться. Кто выиграл от того, что вам было стыдно?

— Наверное, Брайс. Я бы ни за что не рассказала полиции о том, что он со мной делал, как меня унижал. Не знаю, как это я вам рассказала.

— Так или иначе, но рассказали и, рассказав, перенесли стыд туда, где ему самое место. Стыдиться должен Брайс.

Рэд помолчала немного, потом спросила:

— Как думаете, это хороший знак, что он больше не напоминает о себе? Ну, если не считать ту червонную даму, которую он прислал через несколько дней после нашего разрыва?

— А вы сами что думаете? Прошло более четырех месяцев. Верите, что все закончилось?

— Хочу верить. Но не могу. Не могу представить, что он отпустит меня так легко. Я думала, что видела его в четверг возле нашего офиса, но, может, мне это только почудилось. Я выбежала на улицу, но его там не было.

О нет, моя милая Рэд, — подумал, слушая разговор, Брайс. — Ничего тебе не почудилось.