Книга: Таинственное убийство Линды Валлин
Назад: 72
Дальше: 74

73

Векшё, среда 20 августа — воскресенье 24 августа

 

В среду утром Левин пришел на работу уже в половине восьмого. У Евы Сванстрём нашлись какие-то личные дела, и, чтобы не выслушивать мудрые изречения Бекстрёма уже за утренним кофе, он поспешил вниз пораньше и позавтракал в одиночестве и в полном покое. Но коллега Сандберг явно успела раньше его.
— Похоже, ты ранняя пташка, Анна, — заметил Левин и дружелюбно улыбнулся ей.
«Но не выглядишь особенно бодрой».
— Мы обсудим это как-нибудь в другой раз, — отрезала Анна и удрученно покачала головой. — Наша старая дама позвонила мне на рассвете и пожелала скорректировать свои свидетельские показания.
— Ага. Да, она уж точно ужасно ранняя птичка, — констатировал Левин и кивнул ободряюще.
— У нее возникло желание изменить свои показания в том, что касается Кларка Гейбла. Тогда она, оказывается, подумала об Эрроле Флинне. А не о Кларке Гейбле в «Унесенных ветром». У него ведь слишком полное лицо. А у виденного ею мужчины оно было гораздо более худое, он скорее напоминал Эррола Флинна. Хотя по-прежнему без усов.
— Хорошо еще, мы не успели подсуетиться с фотороботом, — заметил Левин и улыбнулся.
— Угу. — Анна с сомнением посмотрела на него. — Но потом она сказала еще одну любопытную вещь. Я не знаю, право… однако после твоего рассказа о том, что она фактически намертво стоит относительно дня рождения четвертого июля, а не июня, как мы думали сначала и во что большинство наших коллег до сих пор верят, на мой взгляд…
— Что она еще сказала? — напомнил Левин.
— Она спросила, действительно ли мы абсолютно уверены, что у командира воздушного лайнера нет никакого сына? — сообщила Сандберг.
— В любом случае мы так и не смогли его найти. — Левин покачал головой. — Она сказала еще что-нибудь?
— Обещала позвонить, если что-то вспомнит. Потом передала тебе привет. Ты, похоже, произвел на нее глубокое впечатление.
— Я ничем больше не могу тебе помочь? — спросил Левин.
«С тем, что действительно беспокоит тебя».
— Очень любезно с твоей стороны, — ответила Анна. — Однако думаю, нет. Есть вещи, с которыми можно разобраться только самому. Но в любом случае спасибо.
«Она рассказала мужу о своем походе в кабак месяц назад, и сейчас весь ее мир разлетелся в прах, — подумал Левин. — И все-таки она смелее меня».

 

На утреннем совещании Бекстрём был необычайно сдержан, пусть даже Олссон и не почтил их своим присутствием. Он искал новые идеи, поскольку мало смыслящее в делах окружение вырвало палочку с ваткой из рук полиции. И, воспользовавшись случаем, Левин напомнил о своих старых предложениях.
— Пусть даже кому-то это покажется банальным, но, на мой взгляд, мы по-прежнему слишком мало знаем о нашей жертве, — сказал он.
— Неужели? — проворчал Бекстрём и криво улыбнулся. — И что ты конкретно имеешь в виду, если я сейчас позволю себе дерзость спросить?
В понимании Левина данный вопрос остался незакрытым. Конкретно речь шла о дополнительных опросах родителей Линды, ее близких друзей и товарищей. Кроме того, — о самых разных записях личного характера, возможно в дневниках, фотоальбомах и всем прочем, чего он так и не увидел. Где-то ведь они лежали, поскольку существовали всегда.
Бекстрём глубоко вздохнул. Пообещал снова поднять этот вечный вопрос перед Олссоном, а потом предложил всем разойтись. Если, конечно, никто не хотел ничего добавить, ведь, по крайней мере, у него самого хватало важных дел.
— Прогуляйтесь и в виде исключения сделайте что-нибудь полезное, и тогда я угощу вас тортом, — сказан Бекстрём, но никто не рвался в бой.
«Судя по всему, они больше не хотят сладостей, — подумал Левин, когда, собрав бумаги, вернулся к себе в комнату. — А что касается всего другого, пожалуй, придется разбираться с этим делом самому».

 

Сразу после обеда Бекстрёму позвонил на мобильный шеф, и неготовый к такому повороту событий комиссар ответил.
«Зачем еще мне ехать домой в Стокгольм и разговаривать с чертовым лопарем?» — размышлял Бекстрём, вполуха слушая поток слов с другого конца линии.
— Слышимость ужасно плохая сейчас, — сказал он, держа телефон на расстоянии вытянутой руки. — Ты меня слышишь? Алло, алло, — несколько раз повторил Бекстрём, а потом отключился.
Лучшая защита — нападение, решил он и сразу же позвонил своему доверенному лицу в профсоюзе и рассказал о правовом беспределе, творимом в отношении его. И ему не составило большого труда заручиться поддержкой собеседника, поскольку они были похожи как две капли воды — родственные души. С полицейскими, к счастью, такое часто случается.
— Это же черт знает что, Бекстрём, — констатировало его доверенное лицо. — Сейчас самое время надеть каски и разобраться с ними в назидание другим.

 

Остаток дня ушел на доведение до ума его заявлений в отношении Моа Хьертен и Бенгта Карлссона, и, покончив с ними, Бекстрём отправился к Олссону и попросил того позаботиться, чтобы его творения надлежащим образом зарегистрировали и приняли меры по ним в срочном порядке, задействовав все доступные ресурсы. Это по-хорошему был тот минимум, который он мог потребовать от руководителя расследования.
— Ложный донос, лжесвидетельствование, представление ложных данных, оскорбление государственного служащего при исполнении им служебных обязанностей, клевета, — прочитал Олссон.
— Точно, — уверенно кивнул Бекстрём. — Адвокат профсоюза подскажет, если я что-то упустил, но ведь в таком случае мы всегда сможем сделать дополнение.
— Но подожди, Бекстрём, — заныл Олссон, вскидывая руки в своем обычном жесте. — А тебе не кажется, что…
— Извини меня, если я ошибаюсь, — сказал Бекстрём и впился взглядом в Олссона, — но, надеюсь, ты не пытаешься отказать в приеме заявлений о массе серьезных преступлений?
— Нет, ни в коем случае нет, — уверил его Олссон. — Я позабочусь, чтобы по нему сразу же приняли все необходимые меры.
«И что мне теперь делать? — подумал Олссон, как только Бекстрём исчез из его комнаты и закрыл за собой дверь. — А какой у меня, собственно, выбор?» И он стал набирать номер Моа Хьертен.
«Теперь чертову педику придется попотеть, — подумал Бекстрём, как только дверь закрылась за его спиной. — И самое время выпить холодного пива».

 

Ян Левин потратил день, чтобы еще раз просмотреть горы бумаг на своем письменном столе. Но не нашел ничего интересного. Его знакомый из СЭПО пока не дал о себе знать, несмотря на свое обещание, а когда Левин сам позвонил ему, попал на автоответчик. Возможно, срочные дела, подумал он, и сразу совесть напомнила ему о себе, поскольку он не смог проявить терпение.
Он уже практически собирался пойти в отель, когда к нему зашла Ева Сванстрём и сообщила, что в связи со своими изысканиями вокруг их девяностодвухлетней свидетельницы она сделала небольшое открытие, которое, возможно, не представляет никакой ценности. Штурман, пять лет назад женившийся на младшей дочери летчика, не являлся биологическим отцом ее ребенка. Эту роль сыграл другой мужчина тридцати пяти лет, ровесник матери девочки, но вряд ли из тех, при виде которого потекли бы слюнки у настоящей женщины-полицейского или даже у гражданской сотрудницы вроде нее самой.
— Он прожил здесь в городе десять лет. Похоже, из числа «деятелей культуры», никогда не представал перед судом и по нашим бумагам не проходит тоже, — подвела итог Сванстрём и протянула компьютерную распечатку на пока неизвестного отца внучки летчика.
«Его имя в любом случае не заставляет мое сердце биться быстрее, — подумал Левин. — И с какой стати, собственно, всех в этом расследовании зовут Бенгтами?»
Бенгта Олссона, и Бенгта Карлссона, и командира воздушного лайнера Бенгта Борга, плюс еще по крайней мере два или три десятка других свидетелей и добровольно сдавших пробу ДНК лиц связывало то общее, что все они носили имя Бенгт.
— И где он сейчас работает? — спросил Левин, главным образом с целью нарушить молчание.
— У нас проблема с компьютерами, поэтому тебе придется подождать до завтра, — сказала Сванстрём. — Когда родилась дочь, он вроде бы трудился в городском театре в Мальмё. Похоже, человек от культуры, как я уже говорила.
— Разберемся, — вздохнул Левин и подумал, что, если никто другой не испытывает желания заниматься этим, ему самому следовало попытаться переговорить с родителями Линды еще раз.
«Культура, парень от культуры, — подумал он, как только Сванстрём закрыла за собой дверь. — Чем я, собственно, занимаюсь?»

 

В четверг утром журналист Карин Огрен пришла в здание полиции Векшё и написала заявление в отношении комиссара Эверта Бекстрёма, обвинив его в сексуальном домогательстве. Поскольку сотрудника, который принял у нее бумагу, комиссар Олссон конфиденциально предупредил о таком повороте событий еще предыдущим вечером, тот отнесся к делу крайне серьезно и сразу очень обстоятельно опросил потерпевшую.
«Ну, жирный коротышка, берегись», — подумал он, как только вслух прочитал протокол Огрен и она расписалась под ним.
Комиссар Бенгт Олссон пришел к тому же выводу, когда через час ознакомился с этим документом. Поскольку он сам был человеком миролюбивым и даже переговорил с шефом Бекстрёма, который обещал окончательно решить проблемы своего подчиненного уже в выходные, планировал сразу же взять отгул и провести пару лишних дней у себя в летнем домике. Он отработал почти два месяца без передышки, и пришло время подзарядить батареи, чтобы на следующей неделе взяться за дело с новыми силами и без участия Бекстрёма, со всеми вытекающими для того пагубными последствиями.
«И если сейчас у кого-то есть желание лично помахать на прощание ручкой этому ходячему столичному несчастью, то, во всяком случае, не у меня», — подумал Олссон, перед тем как уехать в деревню, к своей дорогой супруге и относительному покою смоландской глубинки.

 

После обеда в четверг знакомый Левина из СЭПО наконец дал знать о себе. Для начала он извинился за задержку (другие неожиданные дела появились очень некстати), но потом выразил надежду, что Левин снисходительно отнесется к ней, ведь у него имелись новости.
Интересующий Левина номер числился за муниципалитетом Векшё, и его владельца удалось идентифицировать. Он работал в отделе культуры и в понедельник седьмого июля написал заявление о пропаже данного мобильника приблизительно между четвергом третьего и понедельником седьмого июля. Во всяком случае, так он считал, поскольку в четверг, уходя в отгулы, оставил его в ящике письменного стола у себя в кабинете, если ему не изменяла память. А по возвращении на работу в понедельник не смог найти. Естественно, он поговорил с коллегой, который ведал у них такими вопросами, и все пошло своим чередом. С заявлением об утрате и попытками отследить пропажу.
В конце концов выяснилось, что пропавший мобильник использовали дважды за это время. Во-первых, для ошибочного звонка женщине-наркологу, так интересовавшего Левина, в два пятнадцать ночи в пятницу четвертого июля. Во-вторых, семь часов спустя в тот же день. И удалось также определить, откуда были сделаны оба звонка. Первый, похоже, произошел из центра Векшё. В то время как второй — из окрестностей Льюнгбюхольма, то есть из места примерно в десяти километрах на юго-запад от Кальмара. Что касается второго звонка, его сделали тоже на мобильный. И, к сожалению, из числа тех, чьего пользователя с предоплатной картой невозможно отследить. Больше пропавший телефон не использовали.
— Да, это все, — констатировал старый знакомый Левина. — Я отправлю тебе имейл с теми же данными, но решил, что лучше всего позвонить.
— Я действительно очень обязан тебе, — сказал Левин, поскольку не первый раз сотрудничал с коллегой и СЭПО и знал, что от него ожидать. — Еще одно дело, — добавил он. — А у тебя нет имени пользователя мобильника?
— Ах да, я же забыл сказать, — спохватился знакомый Левина, с трудом скрывая свой восторг. — Ты не поверишь. На вид самый обычный человек. Так что здесь, боюсь, тебе нечего ловить. Я ради забавы пробил его, и он не числится ни у нас, ни у вас. Похоже, нормальный добропорядочный гражданин. Вне всяких подозрений, не говоря уже о всевозможных кошмарах, с которыми тебе постоянно приходится иметь дело.
— Но имя у него все-таки есть? — поинтересовался Левин, уже имевший опыт общения с коллегой.
— Его зовут Бенгт Монссон, Бенгт Аксель Монссон, — сказал сэповец. — Ты получишь полные данные о нем по электронной почте. Его паспортная фотография, кроме того, достаточно свежая. Ей менее года, если я не ошибаюсь.
«Один раз — ерунда, а два раза — уже перебор», — подумал Левин. Он ненавидел случайности, а сейчас от Евы Сванстрём получил то же самое имя — отца маленькой девочки, чьим дедушкой был летчик.
— Спасибо, — сказал Левин. — Мне, кажется, сейчас все уже ясно, — добавил он.
— Если ты так говоришь, значит, я тоже в это верю, — поддержал его коллега, который тоже не впервые имел дело с Левиным и знал его еще с тех пор, когда они вместе учились в школе полиции.
Назад: 72
Дальше: 74