4
Стокгольм, утро пятницы 4 июля
Часы показывали только десять утра, но одна из главных легенд Государственной комиссии по расследованию убийств уже приземлился на своем рабочем месте. Комиссар Эверт Бекстрём, в отличие от большинства коллег, не взял отпуск и не уехал в деревню получать сомнительное удовольствие от общения с комарами, постоянно капающей на мозги женой и ноющими детьми. Не говоря уже о чокнутых соседях, распространяющем не лучшие ароматы сортире, попахивающих бензином шашлыках и слишком теплом пиве.
Маленький, жирный и примитивный, Бекстрём при необходимости мог стать хитрым и злопамятным. Сам он считал себя умным парнем в расцвете лет, свободным и ни от кого не зависящим, и предпочитал спокойную городскую жизнь всевозможным атрибутам сельской жизни. А поскольку слишком много аппетитных и легко одетых дам, похоже, имели похожий взгляд на вещи, он не видел причин жаловаться.
В его понимании летние отпуска служили средством наслаждения лишь для недалеких людей, и, когда сослуживцы использовали их на всю катушку, он оставался на работе, коль скоро в виде исключения появлялась возможность спокойно заниматься своими делами. Последним приходить и первым уходить, не становясь предметом обсуждения. В этом и была суть. Плюс масса времени решать различные вопросы за пределами здания, а если кто-то из оставшихся руководителей случайно заглянул бы к нему в кабинет, его в любом случае не застали бы врасплох.
За день до того, как его непосредственный начальник отправился в отпуск, Бекстрём уведомил шефа, что собирается не просто находиться на месте на случай, если понадобится присмотреть за практической стороной дела при наихудшем развитии событий, но также заполнять свободное время, если такое появится, изучением старых, к сожалению, давно буксовавших расследований. И естественно, не встретил возражений. Шеф горел желанием поскорее покинуть полицейский комплекс на Кунгсхольмене, и болтовня с Бекстрёмом не доставляла ему никакого удовольствия. В результате на письменном столе комиссара сейчас высилась гора папок с материалами нераскрытых убийств, с которыми его менее одаренные коллеги без всяких причин сели в лужу.
Появляясь на рабочем месте, Бекстрём обычно прежде всего перекладывал кипы своих бумаг на тот случай, если кто-то пробегал мимо и шпионил. А потом, распланировав остаток дня, удобно устраивался в кресле за своим письменным столом, выбирал подходящее сообщение на своем прямом телефоне. Благо хватало из чего выбирать, а чтобы избежать ненужных подозрений из-за какой-то бросающейся в глаза системы в этом деле, метал на стол игральный кубик и позволял жребию решать, где будет находиться во время своего отсутствия на рабочем месте. Речь могла идти о «совещании», «служебном деле», «необходимости срочно выйти на короткое время» или даже «командировке». Когда эти в хаотическом порядке повторяющие объяснения начинали резать слух, он разбавлял их крайне уважительной причиной — «обед». Одна из основных человеческих потребностей, вписанная в любой распорядок дня и, естественно, имеющая собственный код в полицейском телефонном каталоге. Ему даже не требовалось метать кубик.
Единственной практической проблемой были хилые сверхурочные и другие денежные надбавки, из-за чего его кошелек становился пустым уже через неделю после получения зарплаты.
«Это решаемо, — подумал Бекстрём. — Надо просто радоваться жаркой погоде и всем полуголым женщинам в городе. Ведь в любой момент некий придурок может прибить какого-нибудь бедолагу где-нибудь у черта на куличках достойным внимания образом, и тогда будут доплаты за переработку, и командировочные, и всевозможные безналоговые льготы для простого констебля».
Как раз когда он столь далеко зашел в своих оптимистичных размышлениях, зазвонил его телефон.
Шеф Государственной криминальной полиции, ГКП, Стен Нюландер (или главкримп, как его называли между собой восемьсот подчиненных ему сотрудников) тоже был погружен в свои мысли, когда ему позвонил шеф полиции лена из Векшё. И думал он не о чем-нибудь, а о запутанной оперативной проблеме, которую приказал решить своему центру управления, или, по его терминологии, Оп-центру, и конкретно речь шла о том, как лучше всего организовать действия их собственного Национального спецподразделения, если международные террористы попробуют захватить самолет в стокгольмском аэропорту Арланда.
Коллега из Векшё явно не обладал той же способностью расставлять приоритеты в большом и малом, и, чтобы половина его дня не оказалось потраченной напрасно, Нюландер сразу же пообещал отправить на место происшествия людей из своей комиссии по расследованию убийств.
«В худшем случае, если у них хватает работы, они сами в состоянии пересмотреть приоритеты», — подумал он, когда положил трубку, а потом вызвал к себе секретаршу и попросил «найти толстого коротышку из комиссии по убийствам, чье имя он никак не может запомнить». И вернулся к более важным заботам.
— Главкримп, похоже, весь в делах даже в отпускной период, — констатировал Бекстрём, угодливо улыбнувшись секретарше своего наиглавнейшего босса, и кивнул в сторону закрытой двери за ее спиной.
«Оп-центр ГКП — это звучит», — подумал он.
— Да, у него хватает работы, — сказала секретарша сдержанно, не отрывая глаз от бумаг. — Независимо от времени года, — добавила она.
«Конечно, — подумал Бекстрём. — Или он посещает курсы, где его учат, что такие, как он, должны заставлять таких, как я, сидеть и ждать четвери, часа, пока он читает передовицу в „Свенска дагбладет“».
— Мы живем в жестокое время, — вздохнул Бекстрём с притворным сочувствием.
— Да, — согласилась секретарша и смерила его настороженным взглядом.
«Если ты не главкримп, конечно, — подумал Бекстрём. — Красивый титул у этого идиота. Звучит одновременно как-то по-военному строго и мужественно. Определенно лучше, чем быть шефом Государственного полицейского управления, на которого валится все дерьмо, а называют его только главполом. Кто, черт побери, захочет быть главполом. Прозвище хуже не придумаешь».
— Главкримп свободен, — сообщила секретарша и кивнула в сторону закрытой двери.
— Покорнейше благодарю, — сказал Бекстрём и поклонился ей со своего места. Ровно четверть часа, это мог просчитать даже ребенок.
«Даже ты, чертова сучка», — мысленно выругался он и сердечно улыбнулся секретарше. Она ничего не сказала, лишь подозрительно посмотрела на него.
Наиглавнейший шеф Бекстрёма, похоже, все еще решал проблемы мирового масштаба. Он задумчиво поглаживал большим и указательным пальцами свой волевой подбородок, а когда Бекстрём вошел в его кабинет, ничего не сказал и только коротко кивнул.
«Странный тип, — подумал Бекстрём. — И одет черт знает как, когда на улице плюс тридцать».
На начальнике Государственной криминальной полиции, как обычно, была безупречная униформа, а именно черные сапоги для верховой езды, синие брюки из гардероба конных полицейских, ослепительно-белая форменная рубашка с погонами, на которых красовались четыре золотые полоски с дубовыми листьями, увенчанные королевской короной. Его грудь с левой стороны украшали четыре ряда орденских планок, а с правой две золотые скрещенные сабли, по непонятной причине ставшие эмблемой ГКП. Форменный галстук был зафиксирован точно под прямым углом с помощью особой заколки для высшего командного состава полиции. Шеф сидел, расправив плечи и выпрямив спину, а выделявшаяся на фоне втянутого живота грудь, казалось, пыталась в каком-то смысле соперничать с его выступающей челюстью.
«Какой подбородок! Выглядит как нависающая над водной гладью корма танкера», — пришло в голову Бекстрёма.
— Если тебя интересует моя одежда, — сказал главкримп, не удостоив его взглядом и не убрав пальцы с того места, на котором сосредоточились мысли Бекстрёма, — да будет тебе известно, сегодня я собираюсь прогулять Брандклиппара.
«Наблюдательности ему тоже не занимать, поэтому надо держать ухо востро», — решил Бекстрём.
— Королевское имя для благородного коня, — добавил главкримп.
— Да, так ведь звали лошадку Карла Двенадцатого, — произнес Бекстрём угодливо, хотя и часто прогуливал уроки истории в школе.
— Карла Одиннадцатого и Карла Двенадцатого, — уточнил главкримп. — Одинаковое имя, хотя не один и тот же конь, естественно. Ты знаешь, что это? — добавил он и кивнул в сторону мастерски выполненного макета, стоявшего на огромном столе, специально предназначенном для таких вещей.
«Судя по всем этим терминалам, ангарам и самолетам, речь вряд ли идет о Полтавской битве», — предположил Бекстрём.
— Арланда, — рискнул предположить он. — Наверное, так аэропорт выглядит сверху?
— Точно, — подтвердил главкримп. — Хотя не по этому поводу я захотел переговорить с тобой.
— Я слушаю, шеф. — Бекстрём постарался придать себе вид самого прилежного ученика в классе.
— Векшё, — сказал главкримп с нажимом. — Умышленное убийство, жертва — молодая женщина. Найдена задушенной у себя дома сегодня утром. Вероятно, изнасилована. Я пообещал, что мы поможем им. Поэтому собирай коллег и отправляйтесь сразу же. Все детали выясни с Векшё. Если у нас кто-то будет возражать, отсылай ко мне.
«Блестяще. Даже лучше, чем во времена трех мушкетеров», — подумал Бекстрём. Это была одна из немногих книг, которые он прочитал. Когда в детстве прогуливал школу.
— Считайте, что все уже организовано, шеф, — отчеканил Бекстрём.
«Векшё, — подумал он. — Вроде находится на берегу моря, на юге в Смоланде? Там, пожалуй, полно баб в такое время года».
— Да, — сказал шеф Государственной криминальной полиции, — и вот еще что. Пока я не забыл. Есть одна проблема. Это касается личности жертвы.
«Посмотрим, сказала слепая Сара», — подумал Бекстрём, сидя спустя полчаса за своим письменным столом и занимаясь решением всевозможных практических вопросов. И прежде всего, его заботой стали ликвидные средства в приличных размерах в форме платежного поручения, которое он успел организовать в кассе, несмотря на пятницу и отпускной период. В качестве дополнения он разжился парой тысяч крон наличными из собственного фонда отдела, предназначенного для оперативных расходов. Эти деньги всегда находились под рукой для срочных и непредвиденных трат и очень кстати пришлись Бекстрёму, поскольку, независимо от того, как выглядел его собственный расчетный счет, в ближайшее время ему не грозили никакие финансовые проблемы.
Потом он смог собрать пятерых коллег. Четверо из них были настоящими полицейскими, а пятой — баба, являвшейся, правда, обычной гражданской служащей, которая могла заниматься наведением порядка в бумагах, что его вполне устраивало. И один из его коллег наверняка оценил такой расклад, поскольку обычно запрыгивал на эту служащую, как только ему удавалось оказаться на безопасном расстоянии от своей супруги.
«Конечно, не лучшие из лучших, — подумал Бекстрём, изучая список своей мужской компании, — но вполне приличный народ, учитывая отпускную пору». Кроме того, он ведь и сам будет с ними. Оставалось раздобыть транспорт для поездки в Векшё, а все остальное касалось уже работы на месте. Автомобилей, как ни странно, хватало, и Бекстрём наложил лапу на три самых лучших. Причем лично для себя выбрал полноприводный «вольво» самой лучшей модели, с мощнейшим мотором и таким количеством вспомогательного оборудования, что парни из технического бюро, скорее всего, находились под кайфом, когда составляли заказ.
Бекстрём поставил последнюю галочку в своем коротком списке. Осталось упаковать собственный багаж, но, когда он стал размышлять об этом, его настроение внезапно ухудшилось. Алкоголь сам по себе не очень его беспокоил. У него хватало крепких напитков дома. Один из молодых коллег провел выходные в Таллине, где хорошенько затарился, а Бекстрём прикупил у него немало: виски, водку и две упаковки крепкого пива — чистый бальзам для души.
«Но что брать из одежды?» — размышлял Бекстрём. Он сразу вспомнил о своей сломанной стиральной машине, переполненной бельевой корзине и ворохе грязного шмотья, которое уже месяц как заполоняло его спальню и ванную. Этим утром перед уходом на работу у него даже возникла небольшая проблема. Выйдя из душа, свежевымытый и красивый (и не с похмелья, в виде исключения), он потратил массу времени, прежде чем нашел себе приличную рубашку и трусы, во всяком случае, такие, в которых он мог не опасаться, что люди почувствуют себя в датской сырной лавке при разговоре с ним.
«Это решаемо», — с облегчением подумал Бекстрём, которого внезапно осенила гениальная идея. Надо просто заскочить в торговый центр на Санкт-Эриксгатане и пополнить свой гардероб. Деньги, слава богу, сейчас в наличии имелись, а грязное белье из дома, если подумать, он с таким же успехом может прихватить с собой и оставить в отеле в Векшё.
«Блестяще!» — заключил Бекстрём. Но прежде всего следовало перекусить, поскольку расследовать умышленное убийство на пустой желудок — служебное преступление.
Бекстрём плотно пообедал в близлежащем испанском ресторане с большим количеством фирменных закусок и прочих летних деликатесов. А поскольку он решил, что работодатель вполне в состоянии заплатить за пир, то внес в счет своего якобы присутствовавшего осведомителя. Его мнимый стукач вдобавок позволил себе удовольствие выпить два бокала крепкого пива, тогда как сам Бекстрём, будучи на службе, довольствовался простой минеральной водой. Сытый и довольный, он вышел на улицу, чувствуя себя лучше, чем когда-либо за последнее время. Ему не понадобилось даже брать такси, поскольку уже несколько лет он обитал в уютной маленькой квартирке всего в паре минут ходьбы от расположенного у Крунубергского парка здания полиции.
Свою нынешнюю берлогу он получил от одного бывшего коллеги, знакомого ему еще по работе в отделе насильственных преступлений Стокгольма, когда тот вышел на пенсию. Коллега переехал в летний домик в шхерах, чтобы напиваться там в тишине и покое и ловить рыбу в паузах между столь почтенным занятием. Ему не требовалось жилье в городе, и он переписал его на Бекстрёма.
А сам Бекстрём продал свою квартиру молодому коллеге из криминальной полиции лена, выгнанному из дома за то, что сожительствовал с коллегой из службы правопорядка. К сожалению, тот не имел возможности переехать к ней, поскольку она уже была замужем за третьим коллегой, который трудился в дежурно-патрульной службе и мог здорово разозлиться, узнай он об их проделках.
Парень купил хату Бекстрёма. За наличные, по-черному и за хорошую цену, да еще помог Бекстрёму перевезти его пожитки на Кунгсхольмен. И теперь Бекстрём обитал в двух комнатах с кухней и ванной на третьем этаже, с окнами во двор. При нормальной квартплате и с пожилыми, главным образом, соседями, которые вели себя тихо, не имели ни малейшего понятия, что он полицейский, пока лучшего было трудно желать.
Единственная проблема состояла в том, что ему требовалась женщина, которая убирала бы у него дома и стирала для него, время от времени принимая оплату натурой в его прочной сосновой кровати фирмы «Икеа».
— Поскольку сейчас все выглядит дьявольски, — бормотал Бекстрём, пакуя свое грязное белье в объемистую спортивную сумку, чтобы затем захватить ее с собой в городской отель в Векшё и там отправить все барахло в ближайшую прачечную. Лучше всего, конечно, было бы взять с собой всю квартиру и оставить ее у дежурного администратора. — Одно дерьмо, провалиться ему! — Бекстрём принес холодное пиво из холодильника. Потом упаковал во вторую сумку все прочее, необходимое ему, и именно тогда его как молнией поразила ужасная мысль. Словно кто-то схватил сзади за воротник и резко дернул, и в последние годы это, к сожалению, стало случаться все чаще. — Что, черт возьми, мне делать с Эгоном?
Эгон получил свое имя в честь бывшего коллеги, устроившего ему эту квартиру, но в остальном они мало чем походили друг на друга, поскольку Эгон Бекстрёма был обычной золотой рыбкой, в то время как тот, чье имя он носил, был бывшим полицейским, уже восьмой десяток топтавшим землю. Бекстрём получил Эгона вместе с аквариумом в подарок от женщины, с которой встречался полгода назад. Он познакомился с ней по объявлению в Сети, в котором его привлекло то, как автор охарактеризовала себя, но главным образом ее псевдоним: «Любительница униформы». Бекстрём, конечно, старательно избегал надевать казенный наряд, как только достиг достаточно высокого положения в полиции, позволявшего ему такую вольность, но кому какая разница?
И сначала все складывалось просто замечательно. Она действительно оказалась почти такой, как описала себя («раскрепощенной и открытой женщиной»). Но только сначала, а немного спустя стала слишком явно походить на всех прочих баб, время от времени появлявшихся в его жизни. В результате все вернулось на круги своя, за исключением Эгона, который так и остался у него, и с ним дело обстояло намного хуже, потому что Бекстрём привязался к нему.
Серьёзный прорыв в отношениях между ними случился пару месяцев назад, когда комиссару пришлось уехать в провинцию и в течение недели расследовать убийство, из-за чего он не имел возможности ежедневно кормить свою золотую рыбку.
Сначала он позвонил женщине, навязавшей ему сие плавучее беспокойство, но она только наорала на него и бросила трубку.
«Ладно, будь что будет», — подумал Бекстрём и, несмотря на предупреждающий текст, высыпал своему питомцу полбанки корма, прежде чем уехал.
«В этом и преимущество золотой рыбки, — размышлял он, сидя в автомобиле на пути к месту, где предстояло проводить расследование. — Собаку не смоешь в унитаз, если она подохнет, а за аквариум наверняка можно выручить пару сотен, если дать объявление через Интернет».
Он вернулся через несколько дней, и оказалось, что Эгон все еще жив. Он, конечно, выглядел более бодрым до отъезда Бекстрёма и первые дни плавал немного боком, но потом снова пришел в норму.
Это произвело на Бекстрёма большое впечатление, и он даже рассказывал об Эгоне в кафетерии на работе («необычайно живучий маленький хулиган»), и, пожалуй, именно тогда стал привязываться к нему. Дошло до того, что Бекстрём мог сидеть и смотреть на него по вечерам, потягивая свой вполне заслуженный грог после долгого и трудного рабочего дня. Эгон плавал себе туда и обратно, вверх и вниз, и его, казалось, совершенно не заботило отсутствие маленьких дам поблизости. «У тебя все хорошо, парень», — обычно размышлял Бекстрём, и в сравнении с никуда не годными телепрограммами о природе Эгон выглядел безусловным победителем.
«Надо постараться поскорее разделаться с расследованием», — подумал Бекстрём, который испытал легкое чувство вины, когда отмерил приличную порцию корма со дна банки и высыпал ее своему маленькому безмолвному товарищу. А если дело слишком затянется, он ведь мог позвонить на работу и попросить кого-нибудь из коллег присмотреть за рыбкой.
— Береги себя, парень, — сказал Бекстрём. — Хозяину надо уехать по делам. Но мы скоро увидимся.
Четверть часа спустя он сидел в автомобиле на пути в Векшё вместе с двумя своими коллегами по Государственной комиссии по расследованию убийств.
