93
Завернувшись в толстый банный халат, Имон Поллок лежал на пухлых подушках на огромной мягкой кровати в роскошном номере отеля. После болезненного, но восхитительно стимулирующего глубокого массажа он с удовольствием попивал «Боланже», похваливая себя за предусмотрительность и хитрость.
И все же ощущение полного, как обычно, довольства так и не пришло.
Огорчала потеря двух лейтенантов, как он называл Тони Макарио и Кена Барнса. Да и как не огорчаться. Найти верных, надежных помощников в наше время трудно, и деньги проблему не решат, хотя платил он всегда щедро.
И все же, утешал себя Имон Поллок, ему есть чего ждать от будущего. Он только что попрощался с милой Луизой, двадцатичетырехлетней бразильской стриптизершей, и уже снова жаждал встретиться с ней снова. Уткнуться в ее роскошные груди! Ему далеко за шестьдесят, но жизнь еще полна сладчайших удовольствий. Быть богатым хорошо. Но еще лучше будет завтра, когда он станет еще богаче!
Впрочем, сейчас Имон Поллок с нетерпением ожидал ужина. Заказ он уже сделал по телефону. Белужья икра, жареный лобстер и — потачка себе — пирог с лаймом. Бывая в Нью-Йорке, он всегда баловал себя этим лакомством. К тому же Луиза сказала, что ей нравится его животик.
А вот ему нравилось, что она делает своим язычком! Одна лишь мысль о ее шаловливых трюках отозвалась приливом возбуждения.
Ладно, потом можно позвонить дамочке из известного посвященным агентства. Или просто посмотреть фильм и лечь пораньше, чтобы быть в полной готовности к трудному и сулящему немалую прибыль дню.
Имон Поллок протянул руку к прикроватному столику, на котором в уютном ватном гнездышке лежали карманные часы «Патек Филип», и взял их мягкими, пухлыми пальцами. Металлический корпус, даже несмотря на пару вмятин, все еще выглядел как новый. Что действительно плохо, так это повреждения механизма — погнутые головка и заводной вал — и треснувшее стекло, которое девяносто лет назад и остановило черные заостренные стрелки на пяти минутах пятого.
Минуту-другую Имон Поллок рассматривал индикатор фаз луны, потом, прищурившись, прочитал изысканно выписанное на циферблате название: «Патек Филип, Женева».
В руках у него лежала частичка истории.
И внезапно, словно настал миг озарения, то, чему не было объяснения, обрело смысл. Его дядя не просто забрал часы за секунды до того, как он и трое других убили Брендана Дейли, и не просто отослал их маленькому Гэвину, движимый чувством вины. Он доверился судьбе! Так было предрешено! Дядя отправил часы в путешествие, на девяносто лет в будущее, чтобы они попали в руки его племянника, еще не появившегося тогда на свет.
Да, судьба!
Звякнул звонок.
— Иду! — крикнул он, взволнованный, как ребенок. — Иду! Иду! Иду!
Он сбросил с кровати грузное тело, сунул ноги — Луиза любила их целовать, особенно пальцы, один из которых пришлось ампутировать из-за диабета, — в белые гостиничные тапочки и затрусил через весь холл к двери. Заглянув в глазок и увидев того самого бодрого официанта, который уже приносил раньше бутылку шампанского, снял цепочку и открыл дверь.
— Добрый вечер, доктор Альварес. Как самочувствие?
— Лучше и быть не может. Спасибо. — Доктор Альварес! Из нескольких вымышленных имен, которыми он пользовался, это нравилось ему больше всего. Служащие в отеле называли его доктором Альваресом, и это так щекотало самолюбие. Доктор! Класс!
Он придержал дверь, и официант, подперев ее клинышком, вкатил заставленную блюдами металлическую тележку.
— Если хотите, доктор Альварес, я сервирую для вас стол?
— Да, конечно!
Оставив официанта, Поллок прошел в спальню и достал из бумажника щедрые чаевые. С прибытием ужина настроение воспарило, и он даже замурлыкал любимую песню «Доктора Хука»: «Пожалуйста, не пойми меня превратно! Денежки все у меня, а я гадкий паренек!»
У него и впрямь было все. А завтра будет еще больше. Два миллиона фунтов как минимум! Чудесно! Замечательно!
Хей-хо!
В соседней комнате звякнула посуда — официант накрывал на стол. Он сглотнул слюну. Какой пир! На экране телевизора мелькали красные огни полицейских машин. В местных новостях говорили о каком-то крупном происшествии. Перестрелка в Бронксе. А ему-то что? Наплевать! Хей-хо!
Имон Поллок вернулся в гостиную, держа двадцатку между большим и указательным пальцами, как какой-нибудь приготовленный для лабораторного исследования образец. Пусть официанты, привыкшие не глядя засовывать деньги в карман, знают, какой он щедрый.
Имон Поллок вошел в гостиную и застыл на полушаге.
Двадцатка, выскользнув из пальцев, мягко опустилась на ковер.
Официант протягивал для подписи счет и ручку.
Но Имон Поллок даже не смотрел на него. Он смотрел на мужчину в тонкой кожаной куртке, джинсах и черных ботинках-челси, который, развалившись на диване, доставал из пачки сигарету.
Глазки-бусинки метнулись в сторону официанта. Сам не свой, он подписал счет. Официант не торопился уходить, словно чего-то ждал, но Имону Поллоку было не до него.
— Доброго вечера, доктор, — с вымученной улыбкой произнес официант, не торопясь, однако, уходить.
— Убирайся, — прошипел Поллок.
Обескураженный, официант убрал клин и вышел, чуть громче обычного закрыв за собой дверь.
Человек на диване щелкнул зажигалкой.
— Здесь не курят, — буркнул Поллок. — И вообще, какого черта ты здесь делаешь?
— Ты знаешь, зачем я здесь, жирная тварь. Хочу знать, зачем твои дуболомы убили мою тетю. А ты сбежал с часами… Неужели и вправду думал, что я тебя не найду?
— Убийство твоей тети в планы не входило. Этого не должно было случиться. А за курение в номере полагается штраф, пятьсот долларов. Потуши, или я позвоню в службу безопасности.
— Да? Ну, давай звони. Попроси подняться тех двух копов, что стоят в вестибюле возле лифта.
Поллок побледнел:
— Каких копов?