112
Гэвин Дейли ткнул револьвером в сына.
— Забери карту и уходим. — Он повернулся к Джулиусу Розенблауму: — Извини за беспорядок. Пришли счет — я все оплачу. И заранее прошу извинения за возможные будущие неприятности. — Он наклонился, забрал со стола часы и опустил их в карман пиджака.
Имон Поллок начал подниматься.
— А ты куда собираешься? — рявкнул Дейли, наводя на него револьвер. — Сядь! Ты никуда не пойдешь. Я с тобой еще не закончил. Знаешь, какое у ирландцев наказание? Пуля в колено. Ты заслужил две, по одной в каждое — за то, что твой дядя сделал с моей мамой, и за то, что он сделал с моим папой. Да? Думаю, я так и сделаю.
Поллок — глаза у него вылезли на лоб от страха — отчаянно замотал головой:
— Пожалуйста, не надо! Я расскажу все, что знаю.
— Гэвин, — осторожно предупредил Розенблаум.
— Джулиус, дядя этого мерзавца сломал мое детство. Теперь он отравляет мою старость. По-твоему, он заслуживает милосердия? Этот жирный алчный стервятник?
— Успокойся, давай его выслушаем.
Гэвин Дейли повернулся к Поллоку:
— Ладно, кусок дерьма, я тебя слушаю.
— Я дал Лукасу денег. Он пришел ко мне, и я помог ему выпутаться.
— Как мило. А потом он не вернул в срок? Я угадал?
— Да, папа. Он одалживает деньги, это его бизнес, — вставил Лукас.
— Так ты ростовщик? — Палец Гэвина Дейли плясал на спусковом крючке. — Настоящий Шейлок?
Джулиус Розенблаум шагнул к столу.
— Не надо, Джулиус. Оставайся на месте. Нажмешь кнопку — я и тебя пристрелю. Ей-богу.
— Тебе нужно успокоиться, — повторил Розенблаум.
— Нет. Мне девяносто пять, и мне ни к чему успокаиваться. — Он повернулся к Поллоку: — Ты отправил двух или, может, трех подонков, чтобы ограбить девяностовосьмилетнюю леди, которая никогда никому ничего плохого не сделала. Они до смерти замучили мою сестру, а ты ждешь от меня пощады? Да?
— Я им таких инструкций не давал.
— Неужели? У тебя был код от сейфа, ты получил его от моего сына-паршивца, так зачем было мучить мою сестру? Они вынесли антиквариата на десять миллионов фунтов и до смерти замучили мою сестру за ПИН-коды кредиток и несколько жалких сотен. Зачем? Забавы ради или потому, что ты из жадности не заплатил им как надо за грязную работу?
Поллок трясся от страха.
— Нет, ничего подобного, нет.
— Встань!
Имон Поллок тяжело поднялся. Съежился. Его колотила дрожь.
Гэвин Дейли уставился на темное пятно, расплывающееся у него на брюках.
— Обмочился. Да что же ты за мужчина такой?
Взгляд Имона Поллока заметался по комнате, словно в поисках выхода.
— Отец, успокойся.
— Успокоиться? И это советует мне человек, регулярно избивающий свою жену? — Гэвин Дейли посмотрел на Джулиуса Розенблаума. — Она очень красивая, умная. Ведущая выпуска новостей на телевидении. Лукас, когда бьет ее, всегда делает это так, чтобы синяков видно не было, чтобы они не мешали ей зарабатывать, а то ведь ему и проматывать будет нечего. Он у меня храбрец, мой сынок. — Дуло револьвера сделало полукруг, включив в него троих мужчин. — Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Имон и Лукас, вы один другого стоите.
— Трогать Эйлин ни у кого и в мыслях не было. Пожалуйста, поверьте, — захныкал Поллок. — Пожалуйста!
— Это ты их нанял, Кена Барнса и Тони Макарио. Они долго на тебя работали. Ты должен был знать, что они за люди и на что способны, если перед ними старая беззащитная женщина. Чему тут верить?
— Пожалуйста…
Гэвин Дейли спустил курок.
Грохот выстрела снова заполнил комнату. Из правого плеча Поллока ударила кровь. Сам он покачнулся и свалился на пол. Челюсть отвалилась, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
— Упс. Извини, Имон. Я не нарочно. Ты мне веришь?
— Гэвин! — крикнул в ужасе Розенблаум.
— Отец!
— Это за мою маму. А вот это за папу! — Гэвин выстрелил еще раз.
Поллок хватал ртом воздух, как будто с его груди убрали дефибриллятор. Теперь красное пятно растеклось уже на левом плече.
— Нет! Нет! Нет! — Имон Поллок бился на полу, вопя от боли и ужаса и выставив руки, словно они могли защитить его от следующей пули.
— Гэвин! — Розенблаум покачал головой. — Прекрати это. Ты что, рехнулся? — Он сделал еще шаг к столу.
Дейли направил на него револьвер:
— Не двигайся.
И тут же снова прицелился в Поллока.
— Нет, нет, ради бога! Пожалуйста, не надо! Господи, нет! — пищал Поллок, елозя по ковру.
Дуло смотрело ему в промежность.
— Нет. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Нет!
Антиквар выстрелил в темное пятно.
Поллок издал звериный вой. С искаженным лицом, дрожа всем телом, зажимая руками промежность, он сидел на полу, и из его горла, из самой глубины, исторгался стон, становившийся все громче и громче.
— Боже мой, — пробормотал Розенблаум.
Гэвин Дейли направил револьвер на Лукаса:
— Уходим.
Лукас словно прирос к полу.
Старик прошел к двери и, сделав знак сыну, повернулся к старому знакомому:
— Извини, Джулиус. Мне жаль, что это произошло здесь.
Поллок ревел уже во все горло.
Удерживая Розенблаума под дулом револьвера, Гэвин Дейли посмотрел на раненого — белое как простыня, перекошенное болью лицо, выпученные глаза, липкая пленка пота на лбу, дыхание мелкое, учащенное, руки, все в крови, на промежности.
— Удачи тебе, когда захочешь в следующий раз повеселиться. — Антиквар ткнул револьвером в сына, прижимавшего к груди карту и выглядевшего как попавший в круг света кролик. — Пойдешь со мной. — Он отшвырнул револьвер. — С этим покончено. Может быть, для этого отец и послал его мне. Не знаю. Но с этим покончено.
Гэвин Дейли протопал мимо застывшей в ужасе секретарши, вышел из офиса и шагнул к лифту.
— Отец, это же безумие! — воскликнул Лукас, когда кабинка тронулась с места. — Ты совсем спятил?
— Заткнись. С тобой, мальчик, я еще и не начал.
Дейли-младший промолчал. Они спустились, и антиквар вышел на улицу.
Черный лимузин уже стоял напротив входа. Едва увидев клиента, шофер выскочил и открыл заднюю дверцу.
Лукас первым забрался в салон.
— Как ваши дела, сэр? — осведомился шофер, беря у старика палку.
— Ничего особенного.