Отец Карцо напрягал все силы, чтобы не уснуть на заднем сиденье старого такси, у которого скрипели подвески. У него звенело в висках, во рту был металлический привкус, а голова, кажется, разбухла так, что вот-вот лопнет. Он всегда чувствовал себя так после встречи с Демоном. Казалось, что его организм начинал работать как доменная печь. Обмен веществ в один миг сжигал все калории и витамины, которые были в теле. После этого оставались сильнейшая жажда, страшный голод. И пустота в душе, когда кажется, что ты стоишь среди огромной пустыни один и совершенно голый.

Сквозь грязное окно, ручка которого подпрыгивала при каждом толчке машины, отец Карцо пытается смотреть на поток автомобилей, который движется по проспекту Константино Нери в сторону аэропорта. После того как такси покинуло центр Манауса, на смену колониальным кварталам с красивыми обветшавшими домами пришли трущобы — коричневая пыльная земля и на ней куча лачуг из волнистых листов железа. Эти домишки так плотно прижимаются друг к другу, что кажется, будто стена одного поддерживает крышу другого. Здесь нет ни спутниковых антенн, ни кондиционеров, ни занавесок, ни окон. Только несколько ниток поддельного жемчуга перед дверями и стопки дощечек вместо лестниц. Улиц тоже нет, есть только большая грязная траншея, которая извивается между тысячами хижин, прилепившихся к склонам холмов. Здесь манаусские дети играют в мяч и в разбойников среди лесных крыс, ржавых гвоздей и иголок.

Священник моргает. Затерявшийся среди множества ярких вывесок дорожный указатель, на котором надпись выцвела от времени, сообщает, что до аэропорта осталось восемь километров.

Такси гудками расчищает себе путь среди помятых пикапов и старых «фиатов» с их трескучими выхлопами. Из выхлопных труб идет густой черный дым.

Священник опирается затылком о подголовник сиденья и сосредоточивается на запахах, которые наполняют воздух такси. Слабые запахи грязного мужского члена и мокрых бедер. В Манаусе таксисты, чтобы свести концы с концами, сдают свои машины на время проституткам из бедных кварталов, и те всю ночь сменяют одна другую на заднем сиденье. Половину денег, полученных с каждого клиента, они отдают шоферу, который дремлет впереди, пока подвески машины скрипят под тяжестью обнимающихся пар.

Отец Карцо закрывает глаза и чувствует в салоне, кроме этих, еще другие запахи — гораздо слабее и легкие, как воспоминания. Это ароматы розы и гибискуса — запах добрых душ, воспоминания которых отпечатались на сиденье. Такая душа была у одной из проституток — Марии, девушки из трущоб. У Марии большие карие глаза. По ночам она отдавалась мужчинам за несколько кусков сахара или за просроченные лекарства, а днем раздавала бесплатный суп жителям трущоб и лечила йодом голые ступни их детей.

Карцо внезапно вздрагивает и открывает глаза: в его уме возникло лицо этой незнакомой ему молодой женщины. До сих пор он умел лишь чувствовать запах, но не видеть мысленно лицо и имя человека, которому этот запах принадлежит. Похоже, что его дар изменяется и становится сильнее. Или, скорее, кто-то вошел в его сознание и добавил свою силу к его силе. Экзорцист встряхнул головой, чтобы очнуться, и лицо Марии растаяло в воздухе. Такси тормозит, шофер дает гудок и снова повышает скорость. Толчки на ухабах, ряды деревьев за грязным стеклом. Как отяжелели веки! У Карцо слипаются глаза.