— Вот она!

Валентина только что осветила лучом своего фонаря тело, сидящее на каменной скамье, — тело молодой женщины. Кроссман бросается на голос своей спутницы, а карабинеры в это время входят в подземелья Больцано.

— Мария?

Ответа нет. Кроссман направляет луч своего фонаря на широко открытые глаза, которые глядят в пустоту. Потом касается Марии ладонью — и вздрагивает, почувствовав под своими пальцами холодную как лед кожу. Он прижимает ухо к груди молодой женщины, потом выпрямляется и говорит:

— Поздно.

— Может быть, еще нет, — отвечает Валентина.

Она отталкивает Кроссмана и ищет в своей памяти фразу, которую отец Карцо произнес в последний момент перед тем, как потерял сознание. Потом она наклоняется к уху молодой женщины и шепчет:

— Мария, теперь вы должны проснуться.

Маленькая вена, которая пересекает, как голубая борозда, выемку на запястье Марии Паркс, немного набухает, потом опадает и набухает снова. Валентина следит за ней взглядом. Черные круги под глазами Марии постепенно исчезают, мышцы ее лица расслабляются, ноздри начинают вздрагивать. Белые щеки становятся бледно-розовыми. Струйка воздуха вырывается из ее рта, грудь приподнимается. Мария закрывает глаза, затем открывает их. А потом она бросается в объятия Валентины и начинает плакать.