Метрдотель проводит кардинала в ту часть траттории, где находятся отдельные кабинеты, открывает дверь и отступает в сторону, пропуская Джованни внутрь. За дверью кардинал видит комнату, которая словно создана только для тихих звуков. Ее стены обиты тканью, а старый паркетный пол поскрипывает под его ногами. За единственным круглым столом, который установлен в центре комнаты, сидят кардинал Мендоса, кардинал Джакомо, глава Конгрегации Епископов, и старик в темном костюме и фетровой шляпе. Лицо этого старика так изрезано морщинами, что кажется, будто он все время улыбается.

Джованни вдыхает запахи сигары и ликеров, которыми пропитан воздух комнаты. Именно в таких маленьких комнатах, вдали от чужих ушей, прелаты встречаются в Риме, когда им надо поговорить о чем-то тайном. В Риме обсуждают те тайны, о которых в Ватикане не решаются говорить даже шепотом. Здесь один собеседник доверяет их другому между двумя глотками красного вина или двумя ложками кофе. Здесь плетут интриги, подготавливая падение для честолюбивых, опалу для могущественных и изгнание для тщеславных.

Джованни садится напротив кардинала Мендосы. Официант наполняет его стакан и ставит перед ним кусок пирога. Затем он шепотом спрашивает, будут ли посетители обедать. Старый кардинал делает рукой жест, означающий «нет». Официант исчезает, закрыв за собой дверь.

— Я позволил себе заказать порцию этого восхитительного пирога тирамису и графин этой граппы, от которой был бы в восторге сам Господь, — начал Мендоса.

— Не предпочли бы вы сказать мне, что здесь происходит, ваше преосвященство?

— Сначала поешьте, потом мы поговорим.

Джованни выполняет его желание. Смесь шоколада и спиртного обжигает ему горло. Потом он поднимает взгляд на Мендосу, который продолжает наблюдать за ним сквозь дым своей сигары. Старик в шляпе почти не прикоснулся к десерту. Он перекатывает сигарету во рту, потом зажигает ее от зажигалки с фитилем. Потом он поворачивается к человеку, который только что вошел в зал. Одежда на этом мужчине обычная, не форменная, и под мышкой у него толстый пакет. Этот человек кланяется старику в шляпе и шепчет ему в ухо несколько слов. Джованни напрягается: он понял, что эти двое — сицилийцы. Посланец отдает пакет старику и уходит. Старый сицилиец передает конверт Мендосе.

— Я вас слушаю, ваше преосвященство, — начинает Джованни. — Почему вы вызвали меня сюда и кто эти люди?

Мендоса кладет свою сигару в пепельницу.

— Патрицио, у нас есть серьезные причины считать, что Ватикан сейчас готовят к переходу в другие руки, не в наши. Собор был только предлогом, а конклав, о котором было объявлено, станет лишь формальностью.

— Братство Черного дыма Сатаны?

— Мы знаем, что именно братья Черного дыма убили монсеньора Баллестру. Мы также знаем, что он, наш старый друг, обнаружил что-то в подвалах Ватикана.

— Что именно?

— Доказательства существования заговора. Их терпеливо собирали в течение многих веков.

— И что дальше?

— После гибели Баллестры и смерти папы, которую мы считаем подозрительной, мы достали из наших собственных архивов свидетельства о смерти верховных понтификов начиная с шестнадцатого века и обнаружили, что еще двадцать восемь пап скончались от этой же странной и молниеносной болезни.

— Вы хотите мне сказать, что его святейшество был отравлен?

— Я боюсь, что это так.

— Тогда чего вы ждете? Почему не останавливаете этот маскарад и не объявляете правду?

— Все не так просто, Патрицио.

— Не так просто? Ваше преосвященство, вы присылаете за мной к Колизею ваш лимузин, а перед этим пишете мне записку с кодом архивистов. Затем по вашему указанию вооруженный метрдотель встречает меня, словно вора, и спрашивает у меня пароль в глубине переулка, который охраняют швейцарские гвардейцы в штатском. Потом вы предлагаете мне стакан граппы и после этого сообщаете, что папа был убит и братство Черного дыма готовится взять Ватикан под свой контроль. Представьте себе, я это понял! Но я плохо понимаю, чего вы ждете от меня и почему при нашем разговоре присутствует незнакомый человек, который что-то шепчет вам на ухо на сицилийском диалекте.

Старик в шляпе улыбается. Мендоса выпивает маленький глоток граппы, ставит свой стакан на стол и произносит:

— Позвольте представить вам дона Габриэля.

— Мафия? Вы сошли с ума?

— Мафия, как вы ее называете, — это большая семья, где есть двоюродные братья, дяди и свои предатели. Дон Габриэль представляет палермскую ветвь коза ностры — старой мафии. С ней Церковь уже около ста лет поддерживает отношения, которые так же драгоценны, как и неизбежны. Но уверяю вас, тут нет ничего, за что меня можно упрекнуть. Дон Габриэль — мой друг и человек верующий. Он пришел ко мне потому, что у него есть для нас важные новости.

— И что это за новости?

Старик выпускает изо рта облако дыма и начинает говорить. Джованни кажется, что он слышит героя какого-то фильма.

— Сегодня ночью союзные нам семьи из Трапани, Агридженто и Мессины сообщили нам о сделке между предательскими ветвями каморры и коза ностры. Таких предателей мы называем гнилыми плодами, упавшими с дерева.

— Я уже сейчас плохо улавливаю вашу мысль.

— Мафия, как ее называют те, кто не умеет молчать, состоит из пяти основных организаций. Каморра и коза ностра — самые старые. Мы ненавидим друг друга, но делаем это, соблюдая правила чести. Следующая ндрангета — калабрийцы. Это настоящие злодеи, очень жестокие. Еще есть стидда; это название по-сицилийски означает «звезда». Это те, кто отделился от коза ностры. Их легко узнать, потому что эти идиоты татуируют себе пятиконечную звезду между большим и указательным пальцами. Они занимаются азиатскими наркотиками и восточной проституцией. Это плохо. И наконец, худшие из всех — сакра корона унита, апулийцы. Эти — просто бешеные псы. Они втягивают в проституцию детей и убивают старых дам. Или наоборот, я уже не знаю.

Джованни этот рассказ утомляет. Он раздраженно поворачивается к кардиналу Мендосе:

— Мы действительно обязаны слушать все это?

— Пожалуйста, дон Габриэль, перейдите прямо к делу.

Старик затягивается окурком сигареты и возвращает на место несколько крошек табака, которые прилипли к концу его языка.

— В той сделке, разговоры о которой стали известны коза ностре, участвуют несколько кланов стидды и сакра корона униты. Ходят слухи, что сегодня ночью много денег перешло из одних грязных рук в другие. Господа в костюмах пришли в эти паршивые шайки и попросили их выполнить особое задание в обмен на чемоданы с деньгами. Это задание — кощунство, которое ни каморра, ни мы, коза ностра, не согласились бы совершить даже за все золото в мире.

— Что это за кощунство?

— Сегодня в час ночи вооруженные группы стидды и сакра корона униты взяли в заложники примерно сто семей почти по всей Италии и в остальной Европе. Это семьи кардиналов, которые заседают в конклаве. Несомненно, их схватили для того, чтобы в нужный момент заставить кардиналов проголосовать так, как кому-то нужно.

Джованни весь напрягается в своем кресле.

— Я отказываюсь верить словам головореза! — заявляет он.

— Вы не правы, ваше преосвященство. Может случиться так, что тот, кого вы называете головорезом, вскоре спасет ваше горло.

— Я думаю, что достаточно выслушал сегодня вечером.

— Сядьте, Патрицио.

Джованни падает обратно в свое кресло.

— Ваше преосвященство, вы же не хотите мне сказать, что верите крестному отцу мафии, когда тот говорит, что должностные лица Ватикана послали своих подручных надавить на кардиналов, чтобы те голосовали в конклаве за их кандидата!

Мендоса делает дону Габриэлю знак головой, и крестный отец протягивает Джованни толстый пакет, который несколько минут назад получил от одного из своих людей.

— Откройте его.

Джованни вынимает из пакета десяток фотографий. Он узнает аллею оливковых деревьев, которая ведет к дому его родителей на нагорье Джерманьяно, в Апеннинских горах, цветники перед этим старым домом, который построен еще в восемнадцатом веке, и массивное деревянное крыльцо. На следующих снимках он видит своих родителей. Они сидят на диване в гостиной. Мать одета в свое всегдашнее платье в цветочек и шерстяные тапочки, отец в свою старую охотничью куртку и вельветовые брюки ржавого цвета. Их руки связаны за спиной, а рты заклеены толстыми кусками скотча. На последнем снимке человек из сакра корона униты приставил дуло автомата к виску его матери, она плачет. Молодой кардинал поднимает на дона Габриэля взгляд, полный ненависти:

— Как вы добыли эти фотографии?

— Заплатил столько, сколько было нужно.

— Как я могу убедиться, что на фотографиях не ваши собственные люди?

— Мои люди никогда не носят маски.

— О’кей, этого достаточно!

Джованни отталкивает свое кресло и надевает пальто.

— Куда вы идете?

— Передать это досье карабинерам.

— Для чего?

— А по-вашему, что надо делать?

— Кардинал Джованни, команды стидды и сакра корона униты через каждые четверть часа связываются между собой по портативным радиостанциям и передают зашифрованные сообщения. Если карабинеры попытаются атаковать какую-либо одну из них, все семьи будут казнены одновременно. Вы этого хотите?

— Я не обязан выслушивать уроки от крестного отца!

— Вы не пройдете и тридцати метров, если выйдете из этой комнаты.

— Это угроза?

Старик снова выдыхает облако дыма. Он больше не улыбается. В разговор вмешивается кардинал Мендоса:

— Патрицио, вот-вот начнется конклав. Мы больше не можем терять ни секунды. Может быть, у нас еще есть средство остановить братьев Черного дыма, но нужно действовать быстро. Дайте мне несколько минут, чтобы вас убедить. После этого вы сами свободно решите, что надо делать.

Джованни не может ничего возразить, снова садится в кресло, берет свой стакан граппы и осушает его двумя глотками. Алкоголь, который стекает вниз по горлу, кажется ему раскаленным, как лава. Потом кардинал ставит стакан на стол, снова погружает свой взгляд в глаза Мендосы и произносит:

— Я слушаю вас.