Сегодня ему не удается уйти далеко. На улице дождливо и слякотно, ветер продувает насквозь и бросает ледяные иглы в лицо. За ним идут двое, сгорбившись от холода в тонких куртках, они даже не пытаются скрываться. Он заходит в магазин на Западной улице, покупает зубную пасту и очередную плитку шоколада. Двое, угрюмо опустив голову, поджидают его у дверей. Йоханссон протягивает одному шоколад:

– Пора возвращаться.

На какое-то мгновение человек, кажется, вскипает от злости, словно Йоханссон посмел нарушить важные правила, но смотрит на плитку и смягчается. Обратно они возвращаются вместе, не сказав друг другу ни слова, просто идут, опустив голову и глядя в землю.

Йоханссон уже входит в клинику и кладет руку на дверь, чтобы войти в кухню, как слышит знакомые звуки.

Крик. Сначала одно слово, затем, после паузы, недлинная фраза, стон. И после тихий, протяжный плач.

Он снимает ботинки и осторожно, чтобы не скрипнули доски, поднимается на второй этаж. Фраза слышна отчетливее. Четыре слова.

Он берется за ручку и открывает дверь.

– Нет, – произносит она на этот раз с мольбой в голосе.

Свет не горит, в комнате почти совсем темно.

По полу разбросана одежда. На матрасе у стены шевелится и поднимается фигура.

Кейт поворачивает голову налево, потом направо.

– Надо добраться до телефона, – произносит она не вполне внятно. – Нет, не туда. – Глаза полуприкрыты, словно она еще не проснулась. – Надо добраться до телефона. – Фраза из четырех слов, которую он слышал раньше, он узнал ее по мелодике звучания. И еще одно слово, которое ему не удалось разобрать, оно застревало у нее в горле, будто душило. Что-то похожее на «дракон». – Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь.

– Кейт.

– Он через минуту умрет. Через минуту. – Затем невнятный шепот.

Кейт вздрагивает и моргает. Смотрит на него и прижимается к стене, подтянув одеяло к груди. Йоханссон делает еще шаг. Кейт шевелится, что-то ищет в постели, потом вытягивает руку с блеснувшим стальным лезвием. Он отступает назад.

– Я умею с ним обращаться, – говорит она, и по ее лицу ясно, что она сейчас способна на все. Райан Джексон, убийца, отправивший на тот свет двух человек, делает шаг назад к двери.

– Это был сон, – говорит он. – Все закончилось.

Кейт смотрит на него, сжимая в побелевшей руке скальпель, тяжело дышит, в глазах плещется безумие.

– Ты кричала, – продолжает он. – Но вижу, с тобой все в порядке. Я пойду, если ты хочешь, чтобы я ушел.

На несколько мгновений она перестает дышать, опускает руку и смотрит на нее, словно не понимая, как к ней попал этот предмет.

Йоханссон идет на кухню и приносит стакан воды.

Кейт натягивает старый синий свитер поверх футболки, и, когда он входит, вытирает рукавом лицо. Сквозь тонкую кожу на запястье просвечивает синеватая вена, кажется, сквозь эту полупрозрачную кожу можно разглядеть каждый сосуд.

Йоханссон протягивает ей стакан и делает шаг назад. Она пьет маленькими глотками, кутаясь в одеяло, и косится на темное окно. Горсти мокрого снега с шумом бьются в него, как мелкие камешки.

– Ты звала кого-то во сне, – произносит он.

– Что я говорила?

– Считала. Хотела позвонить. Бормотала что-то про дракона.

Она молчит несколько секунд.

– Я в комнате. Из окна видны ворота. На них дракон.

– И в этой комнате что-то произошло?

Кейт кивает, потирая ладони, словно они замерзли.

– Я все время возвращаюсь туда. – Она поднимает на него глаза. – А тебе что снится?

Карла. Крыша. Человек у стола. Дом на ферме. Крик Канлиффа.

– Всякая ерунда.

– Одно и то же?

– По-разному.

– Хорошее или плохое?

– Всякое.

Внезапно Кейт отчетливо произносит:

– Расскажи мне хороший сон.

Лучший сон – Карла, ее темные волосы рассыпаются по его плечу – это первое, что приходит в голову. Но им он не может поделиться. Может, вторым?

– Ночь. Я бегу по крышам.

– И что это означает? – Он не оправдал ее надежды.

Несколько мгновений они оба молчат, не шелохнувшись.

– Его звали Дэниел. Фамилию я никогда не знала. Он был твоим ровесником, может, моложе. Темноволосый. Это было несложно. Он уже был… – подбирает слово, – недееспособным. Обе ноги сломаны. Левую сломал, видимо, когда пытался убежать, вторую… потом. Он был обездвижен, крови совсем мало. Я думала, все пройдет быстро, но он стал сопротивляться. Несмотря на все травмы. Он боролся. Пришлось… потратить немало времени.

Кейт опускает глаза и натягивает рукава на кулаки. Она замолкает, но не отпускает его.

– Зачем ты это сделала?

Она опять поднимает голову, и Йоханссон замечает в глазах вспыхнувший свет во мраке бездны.

– Потому что могла.

– Он напал на тебя? Поэтому ты так поступила?

– Хм, он ничего мне не сделал. Я его впервые видела.

– Но что-то же заставило тебя…

Внезапно из ее груди вырывается смех – гортанный, хриплый, резкий, как пощечина.

– Никто и ничто меня не заставляло. В этом-то и дело. Меня никто не заставлял. Я могла развернуться и уйти или сделать все правильно, как была обязана, по крайней мере, у меня была возможность просто ничего, ничего не делать. Но я осталась. Я осталась на четыре дня. И я его убила.

Кейт поворачивается к окну, хотя сквозь мглу все равно ничего не разглядеть.

– Теперь тебе лучше уйти, – почти шепотом говорит она.

Он спускается вниз, но не идет в свою комнату. Вместо этого он садится на ступеньку на первом этаже и слушает. Проходит полчаса, час, а шаги над головой все не прекращаются.

Внезапно открывается дверь комнаты и выходит Винни.

– Ты что тут делаешь? – шепчет он и задирает голову. На его лице появляется беспокойство.

Они молчат и слушают, как Кейт ходит наверху от стены к стене.

Наконец, все стихает.

– Уснула, – говорит Винни.

– Да, – кивает Йоханссон.

Лежа в кровати, он натягивает одеяло на голову. Она знала лишь, что его зовут Дэниел, что он сломал лодыжку, пытался убежать, падал и снова поднимался. Тогда сломал вторую ногу. У него шла кровь.

Она провела с ним четыре дня. Истязала его? Пытала?

Потом она его убила, отсчитывая секунды до момента, когда он испустит дух.

Потому что могла.

В его жизни был Терри Канлифф. В ее – Дэниел.