Эллис звонит в 9:35 утра.

– Будьте у здания конторы Грейвса ровно в двенадцать, – самодовольным голосом произносит он и сразу отключается, даже не попрощавшись.

Ян Грейвс занимается частной практикой вместе с тремя коллегами, их контора располагается в небольшом пятиэтажном доме на одной из улиц в Челси. Его клиенты в основном банкиры, брокеры, юристы и мелкие политики, состоятельные и несчастные. Интересно, что привело к нему Кэтрин Галлахер? Она не похожа на остальных его клиентов.

Минута в минуту я подхожу к глянцевой черной двери, но Эллиса еще нет, поэтому решаю пройтись по улице. Престижный район с дорогими магазинами и барами на Кингс-Роуд, рядом зеленая территория Челсийского инвалидного дома. Большинство домов жилые. Соседнее здание затянуто полиэтиленовой пленкой, хотя не слышно никаких звуков ведения ремонтных работ: похоже, дорогостоящий проект приостановлен. Дохожу до конца улицы, обращая внимание на машины у обочины – четыре «мерседеса», «лексус» самой дорогой модели, «порше» и «астон-мартин», – и поворачиваю обратно.

Эллис подъезжает на неприметной темной машине в 12:14. Я вполне удачно изменила свою внешность, чтобы не бросаться в глаза, – практичная обувь, коричневой парик, очки в темной оправе, – Эллис не сразу меня узнает и усмехается.

– Мы опаздываем, – говорю я.

– Напротив, мы приехали раньше. – На лице Эллиса опять появляется самодовольное выражение. Похоже, он что-то задумал.

– В чем дело?

– Пойдемте. – Эллис направляется к черной двери и давит на кнопку домофона.

Через пару секунд нас приветствует хорошо поставленный женский голос.

– Мистер Эллис к доктору Грейвсу, – громко и отчетливо произносит Эллис.

Раздается щелчок, и дверь открывается. Эллис проходит вперед и бросает через плечо:

– Слушайте и смотрите, но молчите. Вопросы задаю я.

В помещении, некогда бывшем главным холлом, за стойкой сидит приятная женщина, несколько консервативно одетая, с гладко причесанными блестящими волосами и приветливой улыбкой. Обычно такой улыбкой не встречают полицейского инспектора, расследующего убийство. Возможно, она считает одного из нас потенциальным клиентом.

– Нам назначена встреча с мистером Грейвсом, – произносит Эллис.

Женщина бросает на меня любопытный взгляд, но ее внимание отвлекает на себя Эллис:

– Мы пришли раньше, но можем подождать. – По его тону ясно, что встречу лучше не откладывать.

Секундное замешательство, словно мы поставили перед ней трудную задачу, потом женщина снова расплывается в улыбке и предлагает нам кофе.

– Нет, – отрезает Эллис, но добавляет: – Благодарю.

– Что ж, тогда прошу сюда.

Мы проходим в комнату для посетителей: современная мебель, аквариум с экзотическими рыбками и растения в горшках. Женщина направляется к выходу, но в дверях оборачивается:

– Вам что-нибудь еще нужно? – одаривает нас на прощание лучезарной улыбкой и удаляется.

Она похожа на идеальную жену члена кабинета министров: смиренно принявшая все, уготовленное ей судьбой, предельно вежливая, принадлежащая к небольшому числу оптимистов, вся словно пропитана сахарным сиропом.

Когда дверь за ней закрывается, Эллис поворачивается ко мне:

– Наш доктор Грейвс любит все держать под контролем и не терпит сюрпризов.

– Так почему мы задержались?

– Мы пришли раньше.

– Вы уже говорили.

– Он сказал, что не сможет сегодня нас принять. Я заявил, что прибуду к одиннадцати, но он возразил, что в одиннадцать у него встреча с пациентом, я предложил двенадцать, он сказал, что сеанс продлится два часа. Я ответил: «Хорошо» – и повесил трубку.

– Значит, вы не договорились?

– Но ведь нас впустили? Грейвс обязан нас принять. Чертовы ублюдки эти психоаналитики. – И вновь губы Эллиса растягиваются в самодовольной улыбке.

– Он будет держать нас в приемной сколько сможет.

– Скажите, я похож на полицейского?

Я отвечаю утвердительно, потому что именно на полицейского он и похож в кожаной куртке и ботинках от дорогого дизайнера – умный полицейский, делающий карьеру, или мошенник. У Эллиса достаточно мозгов, чтобы всегда быть на шаг впереди.

– Люди, приходящие сюда, не хотят быть узнанными, поэтому каждый является строго в установленное время, в этой комнате обычно никто не сидит. Когда у Грейвса следующий сеанс, в половине первого? Без четверти? Эта мисс Совершенство не захочет пригласить людей в комнату, где уже…

Внезапно дверь кабинета распахивается и на пороге появляется мужчина лет пятидесяти с тонким лицом и седой бородой. Эллис мгновенно вскакивает:

– Доктор Грейвс? Инспектор Эллис.

Грейвс окидывает его взглядом, в котором сквозит все его отношения к хитрым уловкам, и поворачивается ко мне:

– А вы?…

За меня отвечает Эллис:

– Элизабет Кроу.

Разумеется, я подготовилась к встрече: в моем кармане удостоверение и список ссылок на опубликованные работы, найденные за ночь в Интернете. Я улыбаюсь и протягиваю руку.

– Доктор Грейвс.

Передо мной худощавый мужчина, одетый тщательно и неброско: чтобы запомнить его одежду, надо приложить некоторые усилия. Он пожимает мою руку и задерживает взгляд на лице.

– Вы не из полиции?

– Консультант, – опять отвечает за меня Эллис.

Грейвс продолжает буравить меня взглядом.

– И ваша специализация?…

– Пропавшие без вести женщины, – быстро отвечаю я, прежде чем Эллис успевает открыть рот.

– Что ж, – кивает Грейвс, – тогда прошу.

Об отсутствии пациента никто из нас не вспомнил.

Грейвс проводит нас в небольшой кабинет с видом на сад. Закрывающие половину окна жалюзи ограничивают обзор, скрывая стоящее напротив здание. Вдоль стены книжные шкафы, за их стеклом профессиональная литература, справочники, журналы. В углу два кресла и журнальный столик с африканской фиалкой в горшке, подносом с набором для кофе – вероятно, здесь Грейвс беседует с пациентами. Он садится за массивный письменный стол и указывает нам на два стоящих по другую сторону кресла, намеренно устанавливая границу. Перед ним зеленая картонная папка с именем Кэтрин Галлахер на обложке.

Усевшись за стол, Грейвс кладет себе на колени блокнот, лишая нас возможности видеть его, и берет ручку. Подняв глаза на Эллиса, он произносит мелодичным спокойным голосом:

– Итак, ведете расследование вы?

– Да.

– И подчиняетесь…

Эллис не моргнув глазом называет имя начальника. Грейвс, кажется, записывает, но, как и я, делает это не глядя на лист. Стол скрывает от нас записи.

– По какому телефону я могу проверить ее личность?

Сердце на мгновение замирает, Грейвс из тех людей, кто обязательно позвонят. Решит ли он сделать это прямо сейчас, пока мы в его кабинете? Если да, то что ему ответит босс Эллиса? Что мне делать? Однако Грейвс не тянется к трубке, а остается на месте.

Я достаю ноутбук, и он наблюдает за мной, чуть склонив голову набок.

– Могу я узнать, почему возобновлено расследование? – Грейс смотрит на каждого из нас по очереди.

– Дело и не было закрыто, – отвечает Эллис.

– Но прошел год…

– Такова наша работа.

Грейвс ждет, что Эллис добавит что-то еще, но тот замолкает.

– Я впервые увидел ее два года назад. – Грейвс смотрит на зеленую папку, лежащую перед ним на столе, потом поднимает глаза на нас. – В сентябре. Кажется, в сентябре.

– По чьей рекомендации она к вам обратилась? Своего лечащего врача?

– Кэтрин пришла по собственной инициативе. Вначале она старалась сохранить инкогнито.

– Каким образом?

– Ну, например, записываясь на прием, назвала вымышленное имя.

– Вы редко с этим сталкиваетесь?

– Случается иногда.

– А почему Кэтрин так поступила?

Грейвс терпеливо объясняет:

– Пациентка не желала, чтобы кто-то узнал, что она обращалась за помощью. Боялась огласки. По этой же причине она запретила мне связываться с ее врачом.

– Но все же она сообщила вам свое настоящее имя?

– И поскольку так получилось, свой настоящий адрес, а это делают далеко не все.

– Итак, вы впервые с ней встретились. Здесь?

– Да.

Кэтрин сидела в этом кабинете, возможно, в сером костюме и со сдержанной улыбкой на лице… Как Грейс отреагировал на эту улыбку? Поделится ли он с нами своими умозаключениями?

– Расскажите о вашей первой встрече, – продолжает Эллис.

– Все было как со всеми пациентами. Первичная консультация занимает два часа. За это время я пытаюсь составить представление о жизни пациента. Мы говорим о его проблемах и об их влиянии.

– И каковы были проблемы Кэтрин?

Грейвс замолкает, словно обдумывает ответ или опять делает пометки в блокноте.

– Вы ведь слышали о врачебной тайне? – наконец произносит он.

– Да, – кивает Эллис. – Скажите, вы обладаете информацией, имеющей отношение к ее смерти?

Грейвс поджимает губы.

– Или вы полагаете, что она еще жива?

По глазам Грейвса понятно, что он так не считает.

Эллис продолжает давить:

– Итак, Кэтрин рассказала вам…

– Что ей тяжело жить и работать, у нее синдром выгорания, ни на что нет сил. Она была чрезвычайно встревожена тем, что может допустить ошибку.

– Какую ошибку?

– Ошибку в работе, – отвечает Грейвс таким тоном, будто это очевидно.

– А в прошлом у нее случались ошибки?

– Я задавал этот вопрос. Она вспомнила лишь о нескольких мелочах, которые исправила почти мгновенно, прежде чем возникли необратимые последствия. Ничего серьезного, но ее преследовал страх катастрофы. А что, если… понимаете? – Доктор замолкает, размышляя. Эти паузы – его стиль общения. Профессиональный прием? Предоставление возможности пациенту начать говорить? Или он делает пометки? – Сначала у меня не было повода сомневаться, что Кэтрин работает в рекламном агентстве. Она не призналась, что врач.

– Это имело бы для вас значение? – интересуется Эллис.

– Естественно, как врач, она многое понимала. У нее ответственная работа, она спасает жизни людей. Я был обязан сообщить ее начальству о ее обращении ко мне.

– Ее состояние представляло опасность для пациентов?

– Оглядываясь назад, я понимаю, что нет.

Тут в разговор вступаю я:

– Вы в этом уверены?

Сидящий рядом Эллис вздрагивает.

Грейвс переводит взгляд на меня.

– Депрессия может повлиять на способность сконцентрироваться. Как я уже сказал, Кэтрин боялась допустить ошибку… но я полагаю, что она представляла большую опасность для себя.

– Кэтрин сама об этом сказала? – спрашивает Эллис.

– Нет. Я интересовался, не возникают ли у нее мысли причинить вред себе – это стандартный вопрос, – и она ответила «нет».

– И вы ей поверили?

– Я чувствовал, что Кэтрин тщательно взвешивает свои ответы и обдумывает последствия. Ответь она положительно, ей понадобилось бы лечение в стационаре, и опять же обо всем в таком случае стало бы известно на работе. Кроме того, я полагаю, ей было сложно признать свое состояние, признать, что она не в силах справиться самостоятельно.

– Кэтрин обратилась к вам за помощью. Разве это не признание?

– Разумеется, умом она понимала, что обязана что-то предпринять, но подсознательно… Вы знаете что-нибудь о ее родителях?

– Мать находится в доме для инвалидов. Отец умер.

– Я имею в виду ее детство. – Пауза. Очередная пометка в блокноте? – Кэтрин чувствовала, что отношение к ней отца зависит только от ее успехов; он был очень требовательным родителем. Ее мать была человеком неэмоциональным, рассеянным, присутствие ее всегда казалось эфемерным. Возможно, она была склонна к депрессиям, как правило, это черта семейная. Скажем так, оба родителя были для Кэтрин эмоционально недоступны, находясь рядом, они были далеки от своей дочери. Она была одинока. Таким образом, накопленный в детстве негативный опыт влиял на ее общение с окружающими. С ней рядом никогда не было человека, который бы хотел и мог ей помочь, поэтому ей со всем приходилось справляться самой. Это влияло и на наши с ней отношения. Кэтрин понимала, что нуждается в помощи, но подсознательно не могла поверить в то, что я смогу ее дать. Она не верила, что кто-либо вообще на это способен. Моя задача состояла в том, чтобы переубедить ее.

– Вы можете сказать, что не выполнили поставленную задачу?

Эллис пытается его провоцировать, но Грейвс лишь смотрит на него с сочувствием.

– Я обязан был попытаться. – Голос доктора спокойный и печальный. Должно быть, именно таким он предстает перед пациентами – готов помочь и благодушно настроен и в то же время словно находится в тени в собственном кабинете, его присутствие ненавязчиво. Его взгляд перескакивает с Эллиса на меня. Пальцы, сжимающие ручку, скользят вниз. Кажется, это мы отвечаем на его вопросы, а нам к нему не подобраться.

– Итак, вы постарались ей помочь. Как?

– Изначально Кэтрин надеялась получить от меня лекарство, которое придало бы ей сил и желания трудиться.

– И вы его выписали?

– Нет. Я не знал, принимает ли она другие препараты, а сочетание их может быть опасно. Обычно терапевт рекомендовал бы…

– Но Кэтрин не назвала вам имя врача.

– Именно. В ее случае мне пришлось бы действовать вслепую, а это огромный риск.

– Вы полагали, она многое от вас скрывает?

– Разумеется, но таков был ее характер. Привычка все скрывать, не позволять кому-либо что-то узнать о ней. – Еще одна недолгая пауза. – Я хотел перенаправить ее к психотерапевту, к человеку, способному помочь ей добраться до корня проблемы, изменить ее поведение и реакции. Кэтрин отказалась, она не была готова к такому уровню воздействия.

– Но вы продолжали сами проводить сеансы?

– Да. Как правило, я встречаюсь с пациентом через три недели после первого сеанса, чтобы проследить за результатами.

– И она пришла.

Грейвс продолжает, игнорируя замечание Эллиса:

– Затем каждые шесть недель. Кэтрин была, как мы говорим, «хорошим» пациентом. Пунктуальная, готовая к взаимодействию – по крайней мере, насколько сама себе позволяла. Она сказала, что мое лечение ей помогало. Я предполагал, что в какой-то момент плотину прорвет, но пока я мог сдерживать напор, давая ей возможность поговорить.

Я решаю, что настал момент для интересующего меня вопроса.

– Какой она была?

Доктор вновь берет паузу, словно оценивает меня, прежде чем ответить.

– У нее была классическая депрессия. Очень низкая самооценка, несмотря на все успехи. Спала тревожно, очень рано просыпалась. Типичные симптомы. Частые колебания настроения – утром она была мрачной и подавленной, днем ей становилось лучше, а вечером опять плохо, отсюда и проблемы со сном. У нее были все признаки маниакально-депрессивного психоза. Нарушения концентрации внимания, она постоянно нервничала, что память может ее подвести.

– А что вы можете сказать о ее страхах? – ринулся в бой Эллис. – Кэтрин никогда не говорила о своих врагах? Людях, ее ненавидящих и желающих ей смерти?

Грейвс хмурится:

– Хотите спросить, не страдала ли она параноидальным расстройством личности?

– Я хочу спросить, не угрожали ли ей?

– Кэтрин не была параноиком. Она была уверена, что окружающие ее не любят, но это следствие депрессии. Как я уже сказал, у нее наблюдались многие классические симптомы: стремление к уединению, потеря аппетита, отсутствие самоуважения. Чувство бесполезности, тревоги, вины. Это не паранойя.

– Почему же она испытывала чувство вины?

– Она считала, что в принципе не может вызвать у людей симпатию. Отец научил ее ценить себя только за успехи, а мать не дала ей ничего, чтобы сгладить последствия такого отношения. Без постоянного покорения новых высот Кэтрин чувствовала себя ненужной, не заслуживающей внимания. Рассмотрим это в контексте ее работы. Каждую неделю Кэтрин встречалась с хорошими людьми, например с семьями, с детьми, чьи родственники лежали в ее отделении. Она лечила своих пациентов, а они умирали, ей не удавалось их спасти. И после этого вы спрашиваете, почему она испытывала чувство вины?

– Но ведь это не всегда связано с тем, что сделала она? – вмешиваюсь я.

– Понимаете, – осторожно продолжает Грейвс, – Кэтрин могла ничего не делать. Чувство вины при депрессии не является рациональным.

– А если она сделала то, что должна была и умела?

– Я вас не понимаю. – Грейвс несколько раз растерянно моргает.

– И как вы отреагировали, когда Кэтрин не пришла на очередной сеанс?

Бесполезный выпад. Это очевидно, слишком очевидно – доктор не собирается обсуждать с нами свои ощущения.

Грейвс пронзает Эллиса взглядом, который без слов выражал все его мысли: «Знаю я ваши штучки».

– Я понял, что произошло нечто неординарное, – холодно отвечает он. – Кэтрин никогда не пропускала сеансы. Следовало учитывать особенности ее личности: она обязательно оставила бы сообщение или позвонила мне. Пропустить сеанс было для нее непозволительной оплошностью.

– Да, она ведь должна быть идеальной, – кивает Эллис.

– Совершенно верно. Как я говорил, у меня был адрес и номер телефона, поэтому я попытался ее разыскать, а когда мне не удалось, я отправился в полицию.

– Вы решили, что Кэтрин покончила с собой?

– Вероятность была высока. А потом я узнал, что она врач.

– Это все меняло?

– В таком отделении она имела доступ к очень сильным наркотическим средствам. Диаморфин, например, – это сильное обезболивающее. Барбитураты – фенобарбитал, противосудорожное – часто вводятся пациентам с травмами головы. Расход этих препаратов строго контролируется, она не смогла бы их взять и остаться незамеченной, но, обладая ловкостью рук, со временем возможно создать определенный запас для личного пользования с минимальным риском быть обнаруженной.

– Хотите сказать, вы могли бы сделать большее для того, чтобы остановить ее?

– Полагаю, я сделал все, что мог. – Его тон становится печальным, с легким оттенком недоумения. – И все же это любопытно. Вы задаете те же вопросы, что и ваши коллеги год назад.

– И что вас удивляет?

– Я полагал, если вы потрудились наведаться ко мне снова…

– То будем задавать другие вопросы? Но так бывает не всегда.

Грейвс сидит неподвижно, выражение его лица не меняется, но он чувствует, что здесь что-то не так. Что-то в вопросах Эллиса навело его на эту мысль. Грейвс непременно позвонит боссу Эллиса. Но спросит ли он об Элизабет Кроу? Вот это уже интересно.

– Что ж, – произносит он наконец, – если вы закончили…

Он встает и кладет руку на папку, лежащую на столе.

– Последний вопрос. Как Кэтрин оплачивала ваши услуги?

– Наличными. – Грейвс улыбается немного пренебрежительно.

И тут я понимаю, что было не так.

За нами тихо закрывается черная глянцевая дверь, и мы спускаемся по ступенькам.

– Хороший человек, – говорит Эллис. – Если бы я имел склонность к суициду, разговор с ним многое бы изменил.

– Нам надо поговорить, – перебиваю его я.

Эллис подходит к машине и нажимает на кнопку брелока.

– Точно. Садитесь.

– Не здесь.

– Садитесь.

Я опускаюсь на пассажирское сиденье и захлопываю дверцу. В салоне пахнет освежителем воздуха. Эллис протягивает мне флешку – еще один допрос? – но стоит мне ухватиться за нее, как он сжимает ее крепче и смотрит исподлобья.

– Вы так ничего мне не объяснили. Только не говорите: «Что я должна была объяснить?» Вы отлично понимаете. Я пять дней работаю по делу Кэтрин Галлахер, все время я занимаюсь только этим и ничем другим, перебираю каждую деталь, и что я получаю? Никаких угроз. Никаких признаков, что она погибла насильственной смертью. Никаких мотивов – она не ошибалась, никого не угробила, все родственники довольны, никто не прячет камень за пазухой. Коллеги ничего о ней не знали. Нет людей, которые бы ее любили, но нет и тех, кто ненавидел. Грейвс, конечно, подонок, но его выводы верны.

– Грейвс ошибается.

– Да что вы? И в чем же?

Я представляю образ той Кэтрин, которую знал Марк Девлин: женщину, способную на многие плохие поступки, лишенную сдерживающих ее границ. Филдинг говорил, что она совершила немыслимое по степени жестокости убийство, за которое Программа недостаточное наказание.

Профессионал такого уровня, как Грейвс, должен был увидеть это через несколько секунд после начала разговора.

– Итак, Карла? Что не так? Что я упустил? Я проверил, в больнице все чисто. Вне работы тоже ничего, если не считать полуромана с «охотником за головами». Одинокая чудаковатая женщина в депрессии. Карла, я проверил все, и знаете, что я думаю? Пока все ведет к тому, что она покончила жизнь самоубийством. Все просто. Но не для вас. Вы единственная, кто твердит об убийстве. Почему вы так уверены? Лучше не говорите мне. Интуиция подсказывает, что мне не стоит в это лезть. Но вы что-то знаете и не говорите. Что это, Карла?

Я не могу ему все рассказать.

– Ничего, – отвечаю я и сама слышу фальшь в голосе.

Разумеется, Эллис тоже ее улавливает.

– Хотите, чтобы я поверил? Что вы раскопали? Свидетеля? Человека, кто знает, где находится тело? В любом случае кого-то, кто дал вам уверенность, что она убита. Это первое.

– Я не…

– А теперь второе. Почему это вас волнует? А это для вас очень важно. Несомненно. Когда вы прежде решались пойти со мной на встречу? Никогда, черт побери. Так вот, пока вы не выложите мне всю информацию, будете заниматься этим делом сами. Я понятно выражаюсь?

– Эллис…

– Я проголодался, Карла. Умираю от голода. – Эллис отдает мне флешку. – Позвоните, когда будете готовы поговорить. А теперь выходите из машины.

Я избавляюсь от маскировки в туалете Музея Виктории и Альберта. Необходимо срочно прослушать запись на флешке – Эллис мог упустить что-то, о чем знал Девлин и о чем не рассказали коллеги Кэтрин. Однако мне предстоит долгий путь домой, и у рабочего стола я оказываюсь лишь в четыре часа.

Вставив носитель, я навожу курсор на первую иконку.

Я заканчиваю работу через пять часов. Все служащие уже разошлись по домам. Скоро ночь.

Да, Эллис прав. Нечего искать. Все чисто.

Накидываю пальто и выхожу на улицу.

Я иду к реке, мне нравится смотреть на Темзу при свете луны. После наступления темноты ее ширина и мощь кажутся величественными. Подняв воротник, я стою опираясь на металлическое ограждение. Огни отеля «Хилтон» и пристани Коламбия на противоположном берегу кажутся далекими и загадочными. Справа, где за изгибами реки, расположены склады Лаймхаус-Рич, вспыхивает пронзающий темноту свет. Прямо ко мне несется по сверкающей глади реки полицейский катер. Разрезая носом водную стихию, он проносится мимо, оставляя после себя колебание волн. Я не могу сдвинуться с места, словно поджидаю, не появится ли за этим катером следующий… К пирсу причаливает прогулочное судно, на борт поднимаются люди, и вскоре оно уже на середине реки, а потом и вовсе скрывается из вида. Рябь на поверхности способствует меланхоличному созерцанию, позволяя любоваться переливами драгоценных капель, окрашенных лунным светом. Вскоре до меня доносятся звуки музыки.

Что я делаю здесь, в темноте? Охочусь на Кэтрин? Я уже нашла ее, впрочем, каждый раз ее характеризуют по-разному, похоже, чем больше я получаю о ней информации, тем меньше знаю. Кто же она: пропавшая женщина, которую ищет Эллис, уверенный, что она мертва? Или амбициозный, преданный делу врач из отделения Робертса, не желающий признать, что не может больше держать все под контролем? Пациентка Яна Грейвса с депрессией? А может, женщина, для которой не существует рамок, которую знал Марк Девлин? Либо все, либо ничего.

Увидев ее впервые, я подумала: «Монстр». Она такая и есть, но не в том смысле, что я имела в виду тогда; она похожа на вирус, способный реплицироваться и в то же время мутировать, каждый новый штамм не похож на старый. Каждый раз, когда я думаю, что уже все поняла, картина меняется, и эта женщина уже кажется мне совершенно другой.

Но главное, что я не приблизилась к разгадке, что она сделала и почему, не узнала, кто хочет ее убить.

А время уходит.

Что же мне предпринять?

Я жду и смотрю на воду. Ответа я по-прежнему не нахожу.

Внезапно меня охватывает озноб. С реки дует пронзительный ветер. Пора возвращаться домой.

Я разворачиваюсь и делаю шаг, но внезапно меня пронзает, словно молнией. Перед глазами возникает образ Грейвса, стоящего у стола и прикрывающего рукой папку с историей болезни Кэтрин. Он будто защищает ее, пресекая попытки проникнуть внутрь.

Защищает от кого?

Он ведь рассказал нам все о ее депрессии.

А что, если в папке хранятся совсем другие документы?

Позвонить Крейги? Нет, пожалуй, Робби. И не потому, что Крейги обязательно отчитает меня за желание рисковать, но и по причине нежелания ощущать его недовольство. Ведь люди, с которыми я хочу связаться, никому не доверяют, но они доверяют Робби.

– Мне нужно достать бумаги, – говорю я. – Из охраняемого помещения.

– Особое поручение?

– И срочное.

Через несколько секунд Робби произносит:

– Вы говорите о Луи, верно?

И он совершенно прав. Я говорю о Луи. Но лучше бы мне этого не делать.