56
Примерно в то время, когда Свинопас открывал душу Хонкамяки, Альм зашел в торговый центр Сольны купить продукты. Перед винным отделом он столкнулся с Ролле Столхаммером и, несмотря на злой взгляд бывшего коллеги, все-таки осмелился задать один простой вопрос:
– Как дела, Ролле?
– А как ты думаешь? – проворчал Столхаммер.
– Сеппо, – сказал Альм. – Сеппо Лорен. Ты знаешь этого парня, который обычно помогал Калле Даниэльссону? – уточнил он.
– Эйнштейн, – сказал Столхаммер.
«Эйнштейн? О чем это он?» – удивился Альм.
– Мы его так называли, – пояснил Столхаммер. – Добрый и приличный, но немного не в себе, не как все нормальные люди. Калле иногда брал его с собой в Балле, будучи в хорошем настроении. Он обычно бегал и ставил за нас, а мы могли сидеть спокойно и потягивать пиво.
– И как это проходило? – спросил Альм.
– Без проблем, – ответил Столхаммер. – Всегда как по маслу. Он просто мастак считать. Хотя болтать у него не получается столь же хорошо.
– Он здорово считает, – заметил Альм.
«Столлис, наверное, был пьяный в хлам», – подумал он.
– Я помню, однажды, это были соревнования за день до скачек Элитлоппет, Калле притащил с собой Сеппо, еще совсем пацана. Перед одним из заездов я случайно сказал, что вопрос открыт. Кто угодно мог выиграть. Десять лошадей, один главный фаворит и еще парочка почти ему под стать. На них ставки принимали между один к двум и один к пяти. А на остальные семь более чем один к двадцати. А в одном случае далеко за сотню.
– Ага, – буркнул Альм.
«Определенно пьяный», – подумал он.
– Парень, ему было не больше десяти тогда, стал просить семь сотен в долг у Калле. Калле был в хорошем настроении и слегка под мухой. Он ставил на фаворита в предыдущем заезде. Сует Сеппо тысячную купюру. Сеппо просит меня поставить по сто сорок две кроны и восемьдесят шесть эре на каждую из семи лошадей, которые приносят в двадцать раз больше. Сам ведь он слишком мал, чтобы играть. Едва дотягивался до окошка в ту пору. Я объяснил ему, что две кроны и восемьдесят шесть эре не пройдут.
– Ставь сто сорок тогда, – сказал Сеппо.
Конечно, я сделал, как он хотел. Одна из семи выиграла. Ее звали Найт Раннер. Она дала в восемьдесят шесть раз больше денег. И знаешь, что заявил парень?
– Нет, – сказал Альм.
«Какое это имеет отношение к делу?» – недоумевал он.
– Дай мне мои двенадцать тысяч сорок крон, – сказал Столхаммер.
– Я на самом деле не понимаю, что ты имеешь в виду, – проворчал Альм.
– Наверное, поскольку у тебя мозгов не хватает, – сказал Столхаммер. – Ты всегда плохо соображал. Сеппо вовсе не дурак. Он другой. Помимо всего прочего, говорит как недоумок и выглядит как недоумок. Но он вовсе не дурак. Черт, откуда у меня внезапно возникло желание дать тебе по морде, – добавил Столхаммер.
– Как думаешь, Калле мог трахать его мамашу? – спросил Альм, поскольку почувствовал, что пришло время поменять тему.
– Понятия не имею, – ухмыльнулся Столхаммер. – Почему бы тебе не спросить ее? Калле она наверняка помнит.
– А как, по-твоему, Калле не мог быть отцом Сеппо?
– А ты спроси его, – сказал Столхаммер. – Не парня то есть, он ведь неразговорчив. Но вы с Бекстрёмом, пожалуй, могли бы допросить Калле. Договоритесь с каким-нибудь медиумом из тех, кого обычно показывают по телевизору. С по-настоящему чокнутой старухой, которая поможет вам организовать контакт с потусторонним миром. И спросите Калле. Если вам повезет, вы, пожалуй, сможете прихватить его на старых алиментах.
«Так, значит?» – подумал Альм, и, прежде чем он успел поблагодарить за разговор, Столхаммер уже повернулся на каблуках и удалился.