15

Час спустя у него состоялась вторая встреча с его разыскной группой. Бекстрём отлично чувствовал себя, рвался в бой и считал, что он наконец полностью контролирует ситуацию. Его давление ни капельки не скакнуло, когда он для начала попросил инспектора Ларса Альма доложить о находках, сделанных им относительно самой жертвы и того, чем она занималась в последние часы своей убогой, пропитанной алкоголем жизни.

– Пожалуй, ты захочешь начать, Ларс, – сказал Бекстрём и дружелюбно улыбнулся Альму.

«Старая Деревянная Башка из стокгольмского отдела насилия, и как такой, черт возьми, мог стать полицейским, загадка даже для меня», – подумал он.

Инспектор Ларс Альм допросил одного из самых молодых соседей жертвы, Сеппо Лорена, у него дома в квартире на Хасселстиген, дом 1, где тот проживал со своей матерью. Причина, по которой он именно Лорена удостоил такой чести, состояла в том, что его десять лет назад наказали на шестьдесят дневных заработков за драку. Он оказался одним из семи представших тогда перед судом фанатов АИКа, которые после матча на стадионе Росунда поколотили одного из сторонников команды противника на станции метро в центре Сольны. Это была единственная запись о нем в полицейских сводках, и Лорен тогда отделался легче всех его товарищей по несчастью. Одновременно он также являлся единственным в доме осужденным за насильственное преступление и вдобавок соседом жертвы.

– Ты или я, Ларс? – спросила Анника Карлссон и кивнула Альму.

– Я могу поговорить с ним, – сказал Альм.

– Спасибо, Ларс.

«Ребенок с телом взрослого человека, – подумал Альм, когда закончил допрос и покинул Лорена. – Наверняка на десять сантиметров выше меня и точно на десять килограммов тяжелее, с широкими плечами и длинными руками».

Взрослый мужчина. Если бы не длинные светлые волосы, которые постоянно падали ему на лоб и которые он все время пытался убрать левой рукой, откидывая голову назад, доверчивое выражение детских голубых глаз, подвижное тело, дерганые манеры.

«Ребенок с телом взрослого человека, и, конечно, это все равно печально», – подумал Альм, оставив его.

Около четырех пополудни в четверг 14 мая Карл Даниэльссон приехал домой в свою квартиру на Хасселстиген, дом 1 в Сольне. Он вышел из такси, расплатился и в подъезде столкнулся с Сеппо Лореном, двадцати девяти лет.

Лорен, пенсионер по инвалидности, несмотря на относительно молодой возраст, в данный момент проживал один. У его матери, с которой он обычно делил квартиру, случился инсульт, и она уже какое-то время находилась в реабилитационном центре. Даниэльссон рассказал Лорену, что побывал в городе, посетил банк и сделал еще кое-какие незначительные дела. Кроме того, он сунул Лорену две сотенные купюры и попросил купить для него еды. Самому ему требовалось вечером ехать в Солваллу, и он не успевал сходить в магазин.

Речь шла о кусках свинины, двух больших порциях уже приготовленных бобов, нескольких бутылках тоника, кока-колы и содовой. Вот и все, а сдачу он мог оставить себе.

Лорен выполнял подобные поручения для Даниэльссона на протяжении многих лет. Когда он вернулся из расположенного неподалеку торгового центра сети «Иса», Даниэльссон как раз снова садился в такси и, судя по его виду, пребывал в отличном настроении. И сказал что-то в таком роде: «в Солваллу» и «большие деньги на подходе».

– Ты помнишь, в котором часу это было? – спросил Альм.

– Да, – сказал Лорен и кивнул. – Это я точно помню. Я часто смотрю на часы.

Потом он показал их на своей левой руке.

– И сколько было времени? – повторил свой вопрос Альм и улыбнулся дружелюбно.

– Двадцать минут шестого, – сообщил Лорен.

– Что ты сделал тогда? – спросил Альм.

– Повесил пакет с продуктами ему на дверь, а потом поднялся к себе и играл в компьютерные игры. Я обычно этим занимаюсь, – объяснил его собеседник.

– Это в остальном сходится с прочими нашими данными, – констатировал Альм и полистал свои записи. – Даниэльссон играл на первом заезде на купон V65 в Солвалле, стартовавшем в восемнадцать часов. Но поездка туда на такси занимает не более пятнадцати минут, и тогда у него еще оставалось с лихвой времени, чтобы сделать ставку.

– Подожди, подожди сейчас, – замахал руками Бекстрём. – Насколько я понял, у Лорена не все дома.

– Он умственно отсталый, – согласился Альм. – Время, однако, знает. Это я проверил.

– Продолжай, – проворчал Бекстрём.

«Какое совпадение, – подумал он. – Первый свидетель Деревянной Башки – другой полный идиот, и оба утверждают, что знают время».

В первом заезде Даниэльссон поставил пятьсот крон на победителя, лошадь под номером шесть, Мгновенное Правосудие. В результате он получил в сорок раз больше денег, и выигрышный купон эксперты нашли у него в ящике письменного стола.

– Мы абсолютно уверены в этом, – не унимался Бекстрём. – Он мог ведь с таким же успехом получить его где-то или просто стащить.

На сто процентов, по словам Альма. Он ведь разговаривал с одним старым другом Даниэльссона, который позвонил ему по телефону и рассказал. Именно он намекнул Даниэльссону о Мгновенном Правосудии. Бывший наездник и тренер из Солваллы, сегодня пенсионер Гуннар Густавссон, знавший Даниэльссона еще с той поры, как они вместе ходили в начальную школу.

– Густавссон вроде как легенда в Солвалле, – констатировал Альм, – если верить моему интересующемуся лошадьми коллеге, он известен всем как Гегурра Кучер и явно не раздает подсказки направо и налево, поэтому, что касается их старой дружбы с Даниэльссоном, здесь все сходится, конечно. Даниэльссона среди его старых друзей детства из Сольны и Сундбюберга, по-видимому, называли Калле Бухгалтер.

В любом случае, – продолжил Альм, сверившись со своими записями, – по рассказам Густавссона он сидел в ресторане в Солвалле с несколькими своими приятелями, когда там неожиданно появился Даниэльссон, и он пребывал просто в отличном настроении. Тогда часы показывали примерно половину седьмого. Густавссон предложил ему сесть, но Даниэльссон отказался. И сообщил, что пригласил на ужин немного позднее другого старого школьного друга. Кроме того, у него имелась причина для праздника, поскольку они с Даниэльссоном поделили выигрыш.

– И как зовут его? – спросил Бекстрём. – Того школьного друга, которого Даниэльссон пригласил на ужин?

– Мы знаем его оба, и я, и ты, – сказал Альм. – Он старый товарищ Даниэльссона по народной школе в Сольне. Он ровесник убитого, ему шестьдесят восемь. Когда мы с тобой знали его, он работал в сыске в старом отделе насильственных преступлений Стокгольма. Роланд Столхаммер. Ролле Столис, Железный Человек или просто Столис. У любимого дитяти много имен.

«Ничего себе, – подумал Бекстрём. – Роланд Столхаммер, взятый почти на месте преступления и давно превратившийся в старую развалину».

– Тогда так… – Бекстрём откинулся на спинку стула, сложил руки на животе и улыбнулся довольно. – Почему-то мне кажется, что это дело раскрыто, – сказал он. – Расскажи подробности молодым коллегам. Расскажи им о нашем бывшем сослуживце Роланде Столхаммере, – продолжил Бекстрём и дружелюбно улыбнулся Альму.

Альма явно не привело в восторг предложение Бекстрёма, но он все равно рассказал:

– Роланд Столхаммер был одной из легенд старого отдела насильственных преступлений. Трудился в собственном сыскном секторе. Знал каждого хулигана во всем лене. Шпана даже по-своему уважала его, пусть он за годы работы в отделе отправил сотни из них в кутузку. Он вышел на пенсию в девяносто девятом. Воспользовался возможностью, которую старые полицейские имели в те времена, отправляться на заслуженный отдых уже в пятьдесят девять лет. – Альм вздохнул по только ему понятной причине. – Что я могу о нем сказать? Родился и вырос в Сольне. Прожил здесь всю жизнь. Занимался спортом. Сначала сам, потом активно пропагандировал его. Открытый. Энергичный. Легко находил контакт с людьми. Из тех, кого называют душа-человек.

– Но не только ведь это, – перебил его Бекстрём с хитрой миной. – Есть ведь и кое-что другое?

– Да. – Альм коротко кивнул. – Столхаммер – старый боксер. В свое время принадлежал к шведской элите. Чемпион Швеции в тяжелом весе несколько лет подряд в конце шестидесятых. В одном случае он выходил на ринг против самого Ингемара Юханссона в благотворительном представлении в цирке в Юргодене. Ингемара Юханссона, Инго, как его называли, нашего старого чемпиона мира среди профессионалов в тяжелом весе, – объяснил Альм и почему-то кивнул Фелиции Петтерссон.

– У меня прямо слезы на глаза наворачиваются, когда я слушаю, как ты описываешь этого некогда уважаемого человека, – сказал Бекстрём. – С трудом узнаю Ролле Столиса по твоему описанию. Метр девяносто ростом, сто килограммов мышц и костей. И самый вспыльчивый во всей шведской полиции. Обычно на него приходило больше заявлений о превышении должностных полномочий и применении насилия, чем на всех других в отделе.

– Я тебя услышал, – кивнул Альм. – Но по-настоящему все не так просто. Столхаммер был душа-человек. Он спас многих парней, катившихся по наклонной плоскости, от настоящей беды. Если память меня не подводит, он единственный из нас работал бесплатно в качестве социального куратора с поднадзорными в свободное время.

– Когда не пил как сапожник, поскольку именно в этом он особенно преуспел. – Бекстрём почувствовал, как у него полезло вверх давление. – И ведь все еще, похоже…

– Пожалуй, я могу дополнить картинку, – вступил в разговор ассистент Ян О. Стигсон, двадцати семи лет, осторожно махнув рукой. – В связи с нашим делом, я имею в виду.

– Ты тоже старый боксер, Стигсон? – проворчал Бекстрём, чье настроение стало резко ухудшаться.

«Вечный патрульный. Короткая стрижка, качок, IQ как у клюшки для гольфа, по непонятной причине позаимствованный из своей службы в помощь в таком деле. Кому кроме чокнутого Тойвонена могла прийти подобная идея, – подумал Бекстрём. – Опять же явно из Даларны. Говорит так, что треск стоит в ушах. Тупое бревно, свалившееся прямо в расследование убийства, и куда, черт побери, катится шведская полиция».

– Сделай это, Стигсон, – сказала Анника Карлссон с решительным кивком. – Тогда нам не придется сидеть здесь и слушать, как Бекстрём и Альм ссорятся по поводу старого товарища. Достали уже.

«Кем она, черт возьми, себя возомнила, – подумал Бекстрём и с мрачной миной уставился на нее. – Надо поставить ее на место сразу после встречи».

– Мы получили кое-какие данные, делая вчера поквартирный обход, – сказал Стигсон. – По-моему, среди них есть и крайне интересные в связи с тем, что коллега Альм рассказал о бывшем коллеге Роланде Столхаммере.

– Да говорите же, – не сдержался Бекстрём. – Что тянуть? Или это секрет?

– Вдова Стина Холмберг, семидесяти двух лет, – продолжил Стигсон и кивнул Бекстрёму. – Она живет на первом этаже по адресу Хасселстиген, дом 1. Милая старушка. Учительница на пенсии, но выглядит бодрой, в здравом уме, и у нее нет никаких проблем со слухом. Ее квартира располагается прямо под квартирой Даниэльссона, и, поскольку в доме плохая звукоизоляция, она сообщила нам довольно интересные для расследования данные.

Стигсон посмотрел на Бекстрёма.

«Это не может быть правдой, – подумал тот. – Парень, наверное, родственник свидетеля Лорена, сводный брат, поскольку у них фамилии разные».

– Я все еще жду. – И он развел руки в приглашающем жесте.

Вечером 14 мая в квартире у Даниэльссона была пирушка. Если верить госпоже Холмберг, она началась около девяти (громкие голоса, смех и пение) и примерно через час превратилась черт знает во что. Они включили проигрыватель на полную громкость и, по слова госпожи Холмберг, слушали исключительно Эверта Таубе, в то время как сами подпевали припев.

– «Вальс кочегара», и «Бриг „Блюбед“ из Хала», и «Фритьофа и Карменситу», и я еще не знаю что, но это никак не кончалось, – объяснила госпожа Холмберг.

Подобное случалось и раньше, и, поскольку она сама немного боялась Даниэльссона, позвонила одной из соседок и попросила о помощи. Бритт Марии Андерссон, молодой женщине, живущей в их доме на самом верху.

– С Даниэльссоном, конечно, было мало радости общаться, – объяснила госпожа Холмберг. – Даже если это звучит ужасно, когда речь идет о покойнике. Высокий и здоровый мужчина, который пил целыми днями. Я помню, однажды он решил помочь мне войти в подъезд и был так пьян, что завалился и чуть не опрокинул меня и мои пакеты.

– Значит, тогда вы позвонили вашей молодой подруге, Бритт Марии Андерссон, и попросили ее помочь вам, – констатировал ассистент Стигсон, который сам проводил допрос, записал его на магнитофон и сейчас зачитывал вслух распечатку.

– Да, она отвечает за порядок. Может также резко поговорить с такими, как Даниэльссон, поэтому я не в первый раз просила ее о помощи.

– Вам известно, что эта Андерссон тогда сделала? – поинтересовался Стигсон.

– Госпожа Андерссон, она не девчонка какая-то. Она в разводе, или, может, ее муж ушел, а то и умер. Этого я на самом деле не знаю. Но она спустилась и поговорила с ним, поскольку немного позднее снова стало тихо и спокойно.

– Госпожа Холмберг, вам известно, в котором часу это было? То есть когда снова стало тихо, – уточнил Стигсон.

– Где-то около половины одиннадцатого вечера. Насколько я помню, значит.

– И что вы сделали потом, госпожа Холмберг?

– Пошла и легла. И слава богу, кстати. Высуни я нос наружу, меня тоже прибили бы.

– Молодая соседка? К кому она обращалась за помощью. Что говорит? – спросил Бекстрём.

– Бритт Мария Андерссон. Высший класс, – сказал ассистент Стигсон со счастливой улыбкой.

– Какой еще высший класс? – нахмурился Бекстрём.

– Какая женщина! – И Стигсон глубоко вздохнул. – Какая женщина! Блондинка, природная, а не крашеная, никаких сомнений. Какое тело! И грудь. Высший класс. Долли Партон ей и в подметки не годится, если можно так сказать, – объяснил Стигсон с блаженной улыбкой на губах.

– И она умеет говорить? – поинтересовался Бекстрём.

– Конечно, – сказал Стигсон и кивнул. – Она очень приятная, и, слава богу, у меня оказался с собой магнитофон, ведь при ее-то внешности, я имею в виду при ее теле…

– Но, черт побери, – не выдержала Анника Карлссон. – Поведай, наконец, что она сказала.

«Сейчас, парень, берегись, – подумал Бекстрём. – Карлссон слишком разозлилась, скоро она переломает руки и ноги малышу Стигсону».

– Конечно, конечно, – сказал Стигсон, и у него внезапно порозовели щеки. Он нервно перелистал свои бумаги и продолжил читать: – «Свидетельница Бритт Мария Андерссон сообщает в данной связи следующее. Около десяти часов в среду вечером госпожа Холмберг позвонила госпоже Андерссон и попросила помочь урезонить соседа Даниэльссона. Госпожа Андерссон спустилась к Даниэльссону и позвонила ему в дверь. Даниэльссон открыл, и он явно выглядел пьяным. Она сказала ему успокоиться и пригрозила, если он не сделает этого, позвонить в полицию. Даниэльссон извинился, а потом закрыл дверь своей квартиры. Госпожа Андерссон постояла пару минут перед ней и послушала, но, когда проигрыватель выключили, она на лифте поднялась к себе. Примерно через четверть часа Даниэльссон позвонил госпоже Андерссон на домашний телефон. Он наорал на нее и вел себя крайне нагло. Заявил, что она лезет не в свое дело. Когда он положил трубку, по оценке госпожи Андерссон, на часах было примерно половина одиннадцатого вечера».

– Здесь вроде все сходится, – сказал Альм. – Перед нашей встречей мне передали первые телефонные распечатки. Согласной той, которая касается телефона нашей жертвы (соседей по дому я еще не получил), Даниэльссон звонил со своего домашнего телефона на другой стационарный аппарат в двадцать два двадцать семь. Около одиннадцати то есть. Дай-ка мне протокол допроса Андерссон, – попросил он.

– Ради бога. – Стигсон передал Альму лист формата А4.

– Да, – сказал Альм и кивнул, быстро бросив взгляд на полученную бумагу. Это домашний номер Андерссон. Последний телефонный разговор Даниэльссона вообще.

«Поскольку его потом забил до смерти и ограбил просто рубаха-парень Ролле Столхаммер», – подумал Бекстрём, с трудом скрыв свой восторг.

– Есть еще одно дело, которое немного беспокоит меня. Пожалуй, лучше сообщить о нем сейчас, пока я не забыл, – сказал Альм.

– Да, так, пожалуй, надежнее всего, – заметил Бекстрём и улыбнулся дружелюбно.

– Разбираясь со Столхаммером, я заметил, что он живет на Иерневегсгатан в Сундбюберге. Это всего лишь в ста метрах от Экенсбергсгатан, где поляк нашел дождевик и все другое, тапки и перчатки. Находится прямо по пути, скажем так. Если идти ближайшей дорогой от Хасселстиген к Иерневегсгатан, мы пересекаем Экенсбергсгатан примерно в том месте, где поляк нашел одежду.

– Вот как. – Бекстрём улыбнулся хитро. – Кто бы мог поверить в подобное о старом наставнике молодежи? Послушай, Стигсон, – продолжил он. – Эта женщина, Андерссон. Она не видела, кто был гостем Даниэльссона? Или ты забыл спросить ее при мысли обо всем ином?

– Нет. Понятно, я спросил об этом, – сказал Стигсон нервно и скосился на инспектора Аннику Карлссон. – Само собой. Нет. Она не видела, с кем он был. Но, когда она разговаривала с Даниэльссоном, слышала, что кто-то находится в гостиной. Однако не входила в квартиру, поэтому и не видела, кто именно там был.

– Я подумал об одном деле, – сказал Бекстрём и посмотрел на Альма.

– Да?

– Ты говоришь, многие старые друзья Даниэльссона дали знать о себе, как только услышали, что его убили.

– Да.

– Но не Роланд Столхаммер?

– Нет, – подтвердил Альм. – Он так и не позвонил.

– А наверное, ему, как никому, следовало это сделать? Старый полицейский и все такое… Сидел и пил с жертвой перед тем, как ее убили, – констатировал Бекстрём довольно.

– Да, это меня тоже беспокоит, если тебе интересно, – сообщил Альм. – Допустим, он знает об убийстве Даниэльссона, но то, что он находился там в тот вечер, точно ведь нам неизвестно, несмотря на утверждения Гегурры Кучера. В таком случае это просто ужасно беспокоит меня.

– Мм-хм. – Бекстрём кивнул задумчиво.

«Интересно, успею я наградить себя маленьким пылесосом и кофейным пирожным со взбитыми сливками», – подумал он.

– Что думаете, если мы прервемся и немного разомнем ноги, кстати? – спросил Бекстрём и посмотрел на часы. – На пятнадцать минут?

«Едва ли подходящее время для клизмы», – подумал он, когда коллега Карлссон сразу же выскочила из комнаты.

Ни у кого не нашлось возражений.