Книга: Представление для богов
Назад: 3
Дальше: 5

4

Никогда в жизни Джанхашар не был в такой растерянности. Начальник аршмирской стражи видал всякое: убийства, ограбления, похищения горожан разного возраста и пола, поджоги, драки, захватывающие порой полгорода... ну, про кражи и мошенничества и упоминать не стоит, это так, будничная рутина.
А какие истории придумывали в свое оправдание преступники! Какие кружева языками выплетали! Главным слушателем этих хитрых баек был, конечно, городской судья, а на начальнике стражи эти россказни испытывались и проверялись: проглотит или выплюнет? Но крабы (как называют в Аршмире стражников) — народ бывалый. Не так-то просто всучить крабу небылицу. Джанхашару вранье хоть медом намажь — глотать не станет.
Но как ему быть сейчас?
Стоит перед ним хорошо одетый молодой человек с гневными карими глазами и рассказывает такое, что у начальника стражи не то что волосы — уши дыбом встают!
Видите ли, Клан Сокола усыновил безродного актеришку за свершенные им великие подвиги. Оказывается, парень заслужил такую неслыханную честь тем, что остановил войну, вывернул наизнанку Подгорный Мир, лично разделался с могущественным Ночным Магом, уничтожив его волшебный талисман... ну, еще по мелочи — истребил несколько десятков Подгорных Людоедов, зарубил Жабью Подушку и еще кого-то, сразу не вспомнишь... Все сказанное мог бы подтвердить пергаментом с королевской подписью, но пергамент сгорел во время пожара на постоялом дворе в деревне Заячья Падь...
Бред безумца? Но на парне плащ с вышитым соколом, дорогие сапоги, серебряный пояс... меч, правда, в простых ножнах, обычный мечишко... стражники сняли его с пленника, пока тот еще в чувство не пришел...
Наглая, кощунственная ложь? Но какому самозванцу придет в голову заявиться в края, где его хорошо знают, а главное — лгать так неправдоподобно? Неужели нельзя было сочинить что-нибудь менее нелепое? Например, что он — Сын Клана, который из прихоти или на спор жил в Аршмире под видом простого актера... Звучит глупо, но такая байка хотя бы старается быть похожей на правду! А чудовищные слова, только что прозвучавшие в этой комнате.... Похоже было, что рассказчику плевать, поверят или не поверят ему жалкие аршмирские крабы...
С холодком в груди Джанхашар понял: такая дикая ложь может оказаться чистейшей истиной! Задавив в сердце страх, начальник стражи процедил:
— Как же случилось, что до нашего города не докатилась весть о славных подвигах великого героя? За что нас так Безымянные обидели?
— Это ненадолго, — утешил его пленник. — Просто из Ваасмира к вашему Хранителю еще не прибыл гонец. Но я же не могу дожидаться его приезда! Не для того я гнал всю дорогу, словно опаздывал к дележу наследства! У меня на рассвете корабль отчаливает!
— Знаю. «Золотая креветка». Лучше тебе об этом судне забыть. Никуда ты не исчезнешь, пока с тобой не разберутся.
Сквозь звонкую ярость, вихрем охватившую душу, до Орешка начал доходить весь ужас происходящего. Вей-о! Справиться с Подгорными Людоедами, с колдуном, с королем Нуртором — и нарваться на паршивых крабов!.. Впрочем, в Аршмире про стражников правильно говорят: «Крабы медленно ползают, зато могут больно цапнуть!»
— Но я тороплюсь по важному государственному делу! Это приказ короля!
— Да? И какое именно государственное дело столь спешно гонит в путь высокородного господина?
— А... я... я не могу сказать, это королевская тайна.
— Ах да, конечно, конечно!.. Разумеется, есть свидетели, которые согласятся подтвердить эту простенькую, правдоподобную историю?
Орешек открыл было рот, чтобы сослаться на Нурайну, но тут же понял, что королевская сестра выгораживать его не станет. Она так рвалась на подвиг в одиночку! А даже если подтвердит — поверят ли ей? К тому же она боится упустить последнюю возможность добраться до Наррабана. Так что вполне можно понять, почему она не спешит на выручку...
«И все равно — змея!» — нелогично подумал Орешек.
Ну и влип же он! Может быть, из передряги его выручит старый боевой друг — Великое Нахальство?
Орешек опустился на скамью, небрежно вытянул перед собой ноги (что считалось весьма наглым жестом, выражающим презрение к собеседнику).
— И за каким болотным демоном я тут застрял? — пожаловался он куда-то в пространство между подсвечником и стеклянной наррабанской вазой. — Если я Сын Клана, допрашивать меня может лишь Хранитель города. Если я подлый самозванец — опять-таки дело подсудно Хранителю. А ну, быстро — проводить меня к высокородному Ульфаншу! Сокол желает говорить со Спрутом, а не с погаными крабами!
Такое поведение крепко озадачило стражников и смутило их командира.
Хранитель! Да он и сам охотно отослал бы пленника к Хранителю, спихнув с себя ответственность!
Увы, весь Аршмир знал, что роскошная танцовщица по прозвищу Розовый Лепесток именно сегодня вняла уговорам Хранителя и согласилась взглянуть на две редкие и очень ценные картины времен короля Джайката, что хранились в загородном доме Спрута. Ульфанш давно горел желанием приобщить красавицу к высокому искусству. Можно только догадываться, что сделает он с человеком, который посмеет испортить ему вечер, наполненный беседами о живописи...
— Высокородный Ульфанш в отъезде, — сухо сообщил начальник стражи. — Будет завтра к полудню... — Джанхашар вспомнил тяжелые бедра и пышную грудь танцовщицы и поправился: — Нет, позже... пожалуй, к вечеру...
Сокол состроил капризную гримасу:
— Тогда почему я не в тюрьме? Почему торчу в этой убогой трапезной, среди гнусной мебели, которую мне так хочется переломать?
— Эй-эй! — встревожился Джанхашар. — Не забывай, что вокруг стражники с арбалетами!
— Вот арбалетами меня пугать не надо, — небрежно отозвался Орешек. — Это лишнее. И так трясусь от страха при взгляде на такого грозного великана, как ты...
Стражники дружно сделали вид, что ничего не слышали, а у их командира яростно встали торчком усы.
А Орешек и в самом деле не очень опасался арбалетов. Можно было рискнуть — расшвырять крабов, добраться до Сайминги, которую этот дурак небрежно повесил на стену...
Но крабы будут драться всерьез. Значит, ему тоже придется драться всерьез. Убивать... Но ведь он больше не разбойник! Если он прикончит хоть одного стражника... Вей-о-о!
Король, ясное дело, разгневается. Но главное — как об этом расскажут Даугуру! Мол, бродяга, которого он подобрал у подножия эшафота и ввел в Клан, так и остался разбойничьей мордой и душегубом. Бесчинствовал в Аршмире, зверски расправляясь с теми, кто пытался его унять...
Ни за что! Как бы ни завертела события Серая Старуха — надо обойтись без жертв!
Орешек сделал еще одну попытку:
— Разговаривать нам больше не о чем. Можете вести меня в тюрьму. В подземелье! На одну цепь с ворами и убийцами! А завтра, когда высокородный Ульфанш уладит недоразумение, мой Клан начнет разбираться с тобой, почтеннейший! За все сразу! Скучно тебе не будет!
Маленький командир стражников оскалился, как Подгорный Людоед:
— Что ты, высокородный господин, как это можно: Сокола — и в тюрьму?! Сын Клана окажет мне честь, проведя ночь под моим скромным кровом. А для большего почета я под дверью стражу поставлю, чтоб никто не потревожил сон знатного гостя. А что на окне решетка — так это от воров! Аршмир — город неспокойный, здесь всякой дряни хватает. Ты не поверишь, господин: порой даже самозванцы попадаются!..
Чем обычная комната отличается от тюремной камеры? Пра-авильно: тем, с какой стороны повернулся в замочной скважине ключ! Все остальное — несущественные мелочи!
Орешек кружил по небольшой уютной комнатке, как волк по клетке. На окне — решетка, как и обещал этот злобный таракан, здешний хозяин. Да еще какая решетка! С виду легкая, ажурная, а попробуй выломать... ну, спасибо кузнецу, чтоб его перевернуло и подбросило!
И с ужином все планы сорвались! А так хорошо было задумано: входит краб с едой, получает по башке умывальным тазиком, дверь остается открытой — армия, вперед!.. Так нет же! Ужин принесли двое: один с миской, второй с арбалетом. Причем второй в комнату не вошел, на пороге остался. И арбалет держал о-очень грамотно, под стрелу не нырнешь...
До утра дверь уже не откроется. А на рассвете отплывает «Золотая креветка», увозя на борту красивую гадину Нурайну.
Нет, он обязан вырваться на свободу! Может быть, использовать темный подарок Аунка? Тогда он эту жалкую дверь одним пинком выставит!..
От этой мысли перехватило дыхание. Орешек присел на кровать. Отвратительное воспоминание положило ему руки на плечи, заглянуло в глаза своими мертвыми очами... Не-ет! Он больше не сможет!..
Разум поспешно подыскивал один довод за другим, чтобы отказаться от этой затеи. Да, он выбьет дверь, но тогда краба, что караулит в коридоре, можно смело числить в покойниках. Да и всех, кто встретится на лестнице... А ведь он решил: никаких убийств! К тому же злые чары отпустят его на улице, где-нибудь неподалеку от этого проклятого дома, и погоня возьмет его тепленьким, тихим и послушным...
Орешек с облегчением вздохнул и еще раз огляделся: что же здесь можно использовать для побега? Кровать. Умывальный таз на треножнике. Глиняный кувшин с водой. На полу — ковер из заячьих шкурок. На стене — еще одна шкура... ну, это что-то особенное! Великолепный черный медведь с оскаленной пастью. Наверное, маленький начальник стражи любит показать себя бесстрашным охотником. Ладно, что еще? Пустой сундук, два светильника, резная полочка, зеркальце... и все!
Может, подпалить дверь? Ну ладно, ладно, глупость может прийти в голову кому угодно. Ясно, что на пожар сбегутся все, кто есть в доме.
Вей-о! Кто-то уже сюда топает!.. А-а, это краб пришел менять того бедолагу у двери. Похоже, на эту ночь в доме разместился чуть ли не весь гарнизон аршмирской стражи. В честь высокого гостя.
Орешек прильнул к замочной скважине. Слышно было каждое слово.
— ...третий звон уже. Я до утра покараулю.
— Смотри не засни. Если самозванец удерет, командир из нас муки намелет и тесто замесит!
— Да разве заснешь, когда такая луна! Глянь, как в окно хлещет, прямо речка светлая... Моя бабка сказала бы: ночь Эсталины-страдалицы...
— Не, я как завалюсь, так и засну... Если этот гад начнет орать, чтоб ты дверь открыл... ну, мало ли что выдумает... так нипочем не открывай, сразу нас зови.
— Да понял я, понял, иди...
Пленник с глухой злобой прислушивался к удаляющимся шагам. Но почти сразу злость угасла. Вскользь брошенные стражником слова про ночь Эсталины-страдалицы вызвали из прошлого вереницу воспоминаний: Орешек когда-то играл в пьесе, которая называлась «Верность Эсталины».
А ведь трагические события, о которых говорится в пьесе, произошли именно здесь! Да-да, в те незапамятные времена рыбачий городок Аршмир находился севернее, там, где сейчас Старый порт... а здесь — может быть, на этом самом месте! — стоял злосчастный Замок Цветущей Жимолости...
Как странно! Легенда не сохранила имени властителя, который, спасаясь от королевского гнева, зарыл в окрестностях замка сундук с сокровищами. Но осталась в памяти людской простая служанка Эсталина, которую господин посвятил в свою тайну. Девушка поклялась, что укажет место, где спрятан клад, лишь верным слугам, которых хозяин пришлет за золотом: двум братьям Задирам. Легенда гласит, что парни сами забыли свои настоящие имена, да и все вокруг называли их только так. Старший Задира и Младший Задира...
И девушка сдержала слово. Преданная подлой замковой прислугой, истерзанная королевскими палачами, Эсталина до последнего вздоха повторяла одно, она не может нарушить клятву! Так и не нарушила — умерла под пыткой...
Хотя потрясенный ее мужеством король приказал с почетом сжечь тело благородной служанки, душа ее не смогла найти путь в Бездну: ведь приказ хозяина не был исполнен! Лунными ночами призрак Эсталины на краткий срок возникает на улицах Аршмира и заговаривает со случайными прохожими: ищет братьев Задир, чтобы отдать им золото. Бывало, путник, не потерявший от страха голову, нахально заявлял, что он и есть один из братьев Задир. Тогда тень Эсталины кротко интересовалась, где же второй брат? Не дождавшись связного, разумного ответа, она тихо исчезала...
Пьеса о стойкой служанке пользовалась в Аршмире бешеным успехом, сборы были великолепные.
А кого играл Орешек? Злого короля? Изгнанника-властителя? Палача?
Нет и еще раз нет! Он блистал в роли Эсталины-страдалицы!
Собственно, он должен был играть одного из слуг — маленькая такая ролька без единого слова. Но перед началом представления актриса, назначенная на главную роль, сцепилась со своей товаркой, игравшей подлую предательницу. Кажется, поводом для драки была благосклонность великого Раушарни, которую они почему-то не захотели делить... Так или иначе, когда этих дур растащили, обе годились лишь на то, чтобы изображать Эсталину после пытки. Никакой грим не мог скрыть следов недавней битвы.
Положение усугублялось тем, что весь прочий женский состав на премьеру дружно не явился — в знак презрения к пьесе, в которой были лишь две женские роли.
Раушарни коротко и выразительно объяснил идиоткам, кто они такие, по какому недоразумению появились на свет и какой смертью рано или поздно издохнут. Затем обвел взглядом труппу в поисках молодого лица, безусого и безбородого. Нашел — и кивнул в сторону Орешка: «А ну, переодеть его в женское платье! И парик, парик! Вот она, наша Эсталина!»
Парень пытался протестовать, но его жалкое вяканье заглушили раскаты знаменитого баса Раушарни: «Спер-рва убью, потом уво-олю!!!»
Орешек заткнулся и сыграл! Еще как сыграл! Легкая поступь, скупые, но выразительные жесты, а главное — голос, низкий и глубокий, но очень женственный.
А как великолепен он был в сцене пытки! Вопли прикрученной к скамье Эсталины заставляли зрителей вздрагивать и покрываться холодным потом.
Правда, никто не знал причины столь блистательной игры. А источником вдохновения послужил главный палач, которого играл старый недруг Орешка. Незадолго до этого Орешек увел у него симпатичную девчонку, а потом еще и в «радугу» дотла обыграл. Заполучив своего врага связанным и беспомощным, мерзавец-палач перестарался. Провел роль слишком убедительно и правдоподобно. Еще немного — и Орешек сообщил бы потрясенной публике, где зарыт этот проклятый сундук с сокровищами!
Когда занавес опустился, палач попытался скрыться, но Орешек, даже не сняв женского платья, догнал негодяя за кулисами и отметелил так, что на следующем представлении Эсталину пытал уже другой актер...
Орешек грустно улыбнулся воспоминанию. Может, стражник, что торчит в коридоре, видел его в этой роли? Не заговорить ли с крабом? Может, удастся под каким-нибудь предлогом убедить его открыть дверь? Нет, это вряд ли... А если... Вей-о-о-о! А ведь актер Орешек сумеет выкрутиться там, где пропал бы Сын Клана Сокола!
Эй, бессонные боги! Протрите свои усталые глаза, взгляните на ночной Аршмир! Сейчас здесь опять будет сыграна пьеса об Эсталине — но на этот раз не трагедия, а комедия!
Стражник таращился на дверь. Сна не было ни в одном глазу. Да и как уснешь, когда вокруг творятся небывалые дела, когда за порогом не обычный вор или убийца, а преступник, каких еще не видел Аршмир! В такую ночь что-то обязательно должно случиться. Боги испепелят грешника... или Хозяйка Зла сама навестит святотатца, пройдя сквозь стену в запертую комнату...
Словно отвечая мыслям часового, из-за двери донесся вскрик. Негромкий, какой-то придушенный, полный ужаса.
Стражник бросился к двери, припал к замочной скважине, но ничего не смог разглядеть. А узник бессвязно забормотал:
— Ты... Кто ты... Как вошла сюда?.. А-а-а!.. Да хранят меня Безликие! Ты Хозяйка Зла, да? Убирайся! Прочь!
Растерянность стражника перешла в смятение, когда лихорадочное причитание смолкло и на смену ему возник — из ночи, из Бездны, ниоткуда — низкий, очень печальный женский голос, полный тайны и безнадежности:
— Не бойся, добрый человек, я не Многоликая... я всего лишь бедная девушка, которая не сумела исполнить приказ своего господина.
— А... да... — чуть приободрился узник. — Ты служишь здесь? А как ты сюда вошла?
— По лунному лучу, — сказала незримая женщина так спокойно и просто, что у стражника волосы зашевелились на голове от страха и восторга. — Когда луч дойдет до той стены, я исчезну. Имя мне — Эсталина Жемчужный Цветок. Скажи, не ты ли один из тех, кого называют братьями Задирами?
«Скажи „да“, болван, скажи „да“, не тяни!» — мысленно молил узника часовой, начисто забывший, зачем он поставлен в этом коридоре.
— Я... да-да! — наконец выдавил из себя дурак-узник. Тут голос его окреп, самозванец продолжил нагло и напористо: — О прекрасная Эсталина, я и есть один из братьев Задир... э-э... старший!
— О-о! — вплелся в ночь тихий вздох, в котором были и недоверие, и надежда, и мольба. — Сколько лет... где же были вы с братом, почему не приходили?
— Да... это... все дела, ясная госпожа, все заботы, вздохнуть некогда!
— А где твой младший брат? — В голосе осталось лишь недоверие.
— У него... ну... свидание у него! Сама понимаешь, госпожа, его дело молодое... такая рыженькая...
«Что он несет, что несет?!» — беззвучно шептал стражник, готовый своими руками задавить дурня, которому выпало такое потрясающее счастье. Там, за дверью, оживала сказка. Где-то неподалеку сквозь пласты земли и крышку сундука лучилось золото, призывно полыхали драгоценные камни...
— Приведи ко мне своего брата, — сказал призрак голосом холодным, как звездный свет. — Приведи — и я открою тайну сокровищ... Впрочем, ты уже не успеешь, твое время уходит, как вода в отлив... Прощай!
— Не уходи, госпожа! — взвыл часовой, громыхая ключом в замочной скважине. — Я сейчас!.. Я уже!.. Вот он я... младший брат...
Дверь распахнулась — и стражник растянулся на пороге, звонко и полновесно получив по голове умывальным тазиком.
Отбросив свое грозное оружие, Орешек склонился над часовым.
— Ничего, у крабов головы дубовые... Лежи, братец, отдыхай... Надо же! Всю жизнь мечтал разыскать родню, а нашел — и уже пора расставаться!
Черная пасть медведя мрачно скалилась на беспокойного гостя. Орешек окинул шкуру взором художника и одним махом сорвал ее со стены. Задув светильник, недавний узник щедро полил медвежью морду маслом, затем огнем второго светильника поджег промасленную шерсть, поднял импровизированный факел как можно выше над головой и шагнул через порог...
Почтенный Джанхашар стал первой жертвой огнедышащего медведя-оборотня. Начальник стражи шел наверх — проверить, не заснул ли часовой. Увидев гигантское чудовище, скачками надвигающееся из коридора и рассыпающее вокруг себя искры, Джанхашар попятился, оступился на лестнице, кубарем покатился по ступенькам, крепко врезался в пол затылком и временно утратил интерес к происходящему.
Более связно описал события садовник, которого, как выяснилось, служанка тайком пригласила в пустую и темную трапезную. По его словам, медведь распахнул дверь, полыхнул пламенем из пасти, захохотал по-человечьи, сорвал со стены меч в кожаных ножнах — и был таков...
Служанка при появлении чудовища упала в обморок не хуже любой знатной барышни. (Позже, будучи приведена в чувство, она сообщила, что медведь не только похитил меч со стены, но прихватил также из стенного шкафа четыре новые льняные скатерти, стеклянную наррабанскую вазу и серебряное блюдо...)
Дом пробудился, поднялась суматоха: топот, крики, грохот бьющейся посуды... Навстречу Орешку вылетели трое ошалевших, ничего не соображающих стражников. Похоже, командир и впрямь поосторожничал и набил дом охраной.
Сокол помнил, что убивать никого нельзя, даже не пытался извлечь Саймингу из ножен. Но стражникам не пришлось этому радоваться, потому что в Орешке проснулся портовый грузчик, который терпеть не может крабов и всегда готов отвозить их мордами по земле или пошвырять с набережной в воду.
То, что происходило дальше, отнюдь не походило на благородное искусство карраджу.
Первый краб, подвернувшийся Орешку под руку, был без оружия — выбежал, дурак, второпях на шум. Разговор с ним прост и короток: ногой в пах, а затем, согнувшемуся, рукоятью меча по голове. И тут же, с ходу, развернувшись, локтем поддых второму, который хоть и прискакал с мечом, но растерялся при виде медведя с огненной пастью. Так, этот тоже согнулся, ему — коленом в морду... Путь свободен? Как бы не так! Третий стражник уже вздымает над неведомым врагом меч! Остановим удар Саймингой... эх, пропали ножны... возникнем вплотную к перекошенной роже краба — и лбом ему в переносицу! Вот уж этому приему Аунк точно не обучал! Краб выронил меч, схватился за разбитый в кровь нос... Пусть скажет спасибо, что Орешек его не двинул медвежьей мордой, которая еще не совсем погасла...
За порогом, во дворе, в дело вмешались еще двое крабов — да сколько ж их тут?! Стражники доблестно погнались за чудищем и настигли медведя в тот момент, когда он карабкался на забор. Орешек не стал тратить времени на драку — попросту скинул на преследователей шкуру с обгоревшей пастью. Тяжелая шкура рухнула на головы ретивым крабам. От неожиданности те повалились на землю и, накрытые пыльным мехом, молча вцепились друг в друга. Каждый пребывал в святой уверенности, что поймал оборотня.
Орешек легко спрыгнул на улицу с той стороны забора и глянул в щель на барахтающуюся лохматую кучу.
— Бросьте это дело, ребята, — весело посоветовал он. — А то как бы Клан Медведя не прицепился к нам за то, что мы носим его знаки!
Затем Орешек посерьезнел, глубоко вдохнул, выдохнул, поудобнее взял Саймингу и пустился бежать по направлению к Новому порту. Он бежал, как на тренировке с Аунком: размеренно, ровно и легко, словно плыл в потоке лунного света. И сама Тысячеликая не спасла бы того грабителя, который рискнул бы прервать этот бег!..
* * *
Нурайну разбудил солнечный луч, щекотавший ей глаза и нос. Луч падал из квадратного отверстия под дощатым потолком. Женщина улыбнулась, вынырнула из-под потертого одеяла из заячьих шкурок и быстро начала одеваться. Королевская дочь вполне умела обходиться без прислуги.
Узкая деревянная кровать мерно покачивалась. Это не мешало, к этому вполне можно было привыкнуть, и вообще в такое чудесное утро ничто не могло испортить Нурайне настроения. Она плыла в далекую страну. На том конце пути ее ждал славный, милый старик, с которым у Нурайны были связаны чудесные воспоминания. А главное — она путешествовала одна! Ее назойливый, вульгарный, болтливый спутник с позором провалил королевское задание и отстал от корабля. И поделом ему! Как могли король и Даугур назвать Соколом жалкого раба, актеришку, разбойника.... кем он там еще был — грузчиком, кажется?.. Так каждый булыжник захочет стать алмазом!..
Усилием воли Нурайна вернула себе радостное настроение, распахнула низкую дубовую дверь и шагнула на палубу — в яркий свет, в запах моря, в крик чаек!..
И тут мир померк в глазах, стал серым и блеклым, потому что взгляд наткнулся на растрепанную ветром копну каштановых волос и широкую белозубую улыбку.
— Проснулась, ясная госпожа? А я спать иду. Ночь была бессонная. Я тут встретил знакомых стражников. Ух, они и удивились, когда узнали, как я высоко залетел! Всю ночь мы проболтали, они прямо отпускать меня не хотели, чуть к отплытию не опоздал... Нет, подожду ложиться, расскажу, как с ними познакомился, это недолго, как раз до завтрака успею... Так вот, сидим мы как-то втроем в задней комнате трактира «Бородатый кашалот» — я, известный мошенник Вертун и один наемник из Наррабана, как звали — не помню. Он как раз жалованье получил, так мы с Вертуном, ясное дело, сговорились его в «радугу» обставить. Тут врывается хозяин и верещит, будто на шило уселся: «Кра-абы ползут! Вон отсюда, слизь болотная! Да не через дверь, мерзавцы, через крышу! У меня приличное заведение, не хватало, чтоб тут самого Вертуна загребли! Ко мне ж тогда никто, кроме пьяной матросни, не сунется!» Наррабанец остался сидеть дурак дураком, так, наверно, его денежки страже и достались, а мы с Вертуном наверх дернули, мы знали, где на крыше доски разбираются, а внизу уже крабы сапожищами топочут, а я и говорю...
Не дослушав, Нурайна гордо выпрямилась, молча развернулась и ушла к себе в каюту. Орешек улыбнулся ей вслед счастливой улыбкой мальчишки, которому удалось сунуть за шиворот соседской девочке живую лягушку.
Назад: 3
Дальше: 5