39
А в это время по другую сторону Лунных гор другой король лежал на кровати в задней комнате небольшого придорожного трактира. В щели ставней пробивались лучи солнца.
Рядом с кроватью стоял на дубовом табурете таз с холодной колодезной водой, в тазу мок кусок полотна. Другой кусок ткани лежал у короля на лбу — влажный, сочившийся на подушку тяжелыми каплями.
Дыхание так неуловимо слабо срывалось с уст короля, словно нужен был Вепрю не лекарь, а жрец, складывающий погребальный костер.
Четверо мужчин, стоявших поодаль, бросали на лежащего без сознания Нуртора хмурые, неприязненные взгляды.
— Государь — да хранят его Безликие! — выглядит очень плохо, — заговорил один из них, стараясь, чтобы в голосе не звучала тоскливая надежда.
— Лекарь клянется, что государь выживет, — сухо отозвался второй.
Могучий пожилой воин в дорогих доспехах задумчиво потер рукой свою лысую голову. Тонкий лучик упал на его кирасу, высветив чеканное изображение вставшего на дыбы медведя.
Высокородный Арджит Золотой Всадник в очередной раз мысленно проклял себя за то, что повел свой отряд на помощь королю. Надо было послать кого-нибудь вместо себя, сказаться больным, остаться в уютном Трехбашенном Замке.
Нет, он не трепетал от ужаса при мысли о разгроме многотысячной армии. Это обычные превратности войны. Он, Арджит, и трое советников Нуртора, чьи имена Медведь до сих пор путал, сумели унять панику, сколотить стадо безумцев в подобие войска и превратить бегство в планомерное отступление.
Мысль о мести Великого Грайана тоже не пугала: Джангилар далеко, и ну его к Хозяйке Зла! Другое повергало в отчаяние Арджита и троих советников. Они понимали, что по меньшей мере один из них обречен умереть, как только очнется король. А может, и все четверо.
Это и было самой неотложной проблемой. Арджит понял, что он, единственный Сын Клана в этой компании, должен первым заговорить о том, что тревожит всех.
— Я не царедворец, — начал он с наигранным простодушием, — и никогда им не буду. Я властитель замка в лесной глуши. Поэтому спрошу попросту, без этих ваших придворных церемоний: вы хоть понимаете, что мы — все четверо — государственные преступники... вернее, станем ими, едва король придет в себя?
Все трое обернулись к нему с полной готовностью поддержать разговор.
— Почему же четверо? — проскрипел тощий крючконосый старикашка (как припомнилось Арджиту, принадлежащий к воинственному Роду Хасчар). — Полагаю, государь ограничится одним виновным... но одного накажет обязательно!
— Это верно, — мрачно подхватил Арджит. — Король четко и ясно повелел: никакого отступления! Если надо, армия должна погибнуть на поле брани, но тот, кто даст команду к отступлению, будет казнен за измену.
— Но армия все равно бежала! — возмутился самый молодой советник, совсем недавно занявший этот высокий пост. — Что мы должны были делать? Догонять каждого солдата и тащить его обратно на поле боя?
— Скажи это Нуртору, мой юный друг, — посоветовал крючконосый старик. — Ты что, не видел Вепря в ярости? Как только он сумеет вспомнить свое имя, он начнет отыскивать того, из-за кого вчера армия обратилась в бегство. Или надеешься, что король признает виновником случившегося себя?
Юноша хмыкнул. Он был молод, но не глуп.
Негромко заговорил четвертый советник — тихий, незаметный человечек:
— Не будем забывать, что среди нас есть высокородный Сын Клана. Любого из нас государь не задумываясь прикажет удавить, но с Медведем он вряд ли обойдется так сурово...
— Верно! — восторженно крикнул юноша, виновато оглянулся на лежащего в беспамятстве короля и продолжил шепотом: — Верно! Если бы Медведь был так благороден, отважен и добр... и признал, что это он командовал отходом...
— Медведь не будет благороден и добр! — заверил его Арджит. — И не рассчитывайте! Если на то пошло, я вообще не военный советник. Король призвал меня в свиту из уважения к моему происхождению, но командовать я могу только собственными наемниками, да и то лишь тогда, когда они не под рукой государя.
— Тогда нам остается только одно... — задумчиво начал Незаметный.
— Бросить жребий, да? — фыркнул крючконосый старикашка. — Я не согласен!
— Нет, — спокойно ответил Незаметный. — Назвать королю пятое имя.
И ушел в тень, ускользнул от разговора, предоставив другим обсуждать эту неожиданную идею.
— В этом что-то есть... — протянул Арджит. — А кстати, как король покинул поле боя? Он же был ранен...
— Его вынес один из наемников, — объяснил молодой советник.
Высокородный Арджит встрепенулся, как охотничий пес, учуявший след.
— Один из наемников, да? Смотрите, почтеннейшие, как интересно получается... Государь ясно выразил свою волю: никто не должен покидать поле битвы. И сам Нуртор готов был погибнуть, но не отступить. Какой-то солдат вынес раненого Вепря из схватки, подорвав тем самым боевой дух армии. Раз государь отступил, пусть и не по своей воле, то рядовым наемникам незачем было стоять насмерть. Разве они отважнее короля?
— Слабовато, — с сожалением сказал старый советник из Рода Хасчар. — Даже если солдат, спасая государя, и нарушил слегка его приказ, все же он не совершил преступления...
— А если в его действиях был злой умысел? — настаивал Медведь. — Если, предположим, только предположим, солдат этот после боя исчез и не явился на зов государя? Разве не говорит это либо о трусости, либо о предательстве? Кстати, надо выяснить, кто он, этот воин...
— Я знаю! — гордо сказал молодой советник. — Я его запомнил в лицо! Он сейчас стоит в карауле за дверью.
— Шипастый! — ахнул Арджит. — Это же мой десятник! Я его только что заметил и порадовался, что он остался жив...
Арджит умел быстро принимать решения и не тянуть с их выполнением. Распахнув дверь, Сын Клана окрикнул часового.
Шипастый не спеша вошел, поклонился в сторону лежащего короля, преклонил колено перед Арджитом и, поднявшись на ноги, отвесил поклон присутствующим. Все это он проделал небрежно и с чувством собственного достоинства, ничуть не смущаясь тем, что оказался в таком знатном обществе.
Высокородный Арджит приступил к делу с изяществом и деликатностью стенобитного тарана.
— Плохи твои дела, десятник. Ты короля с поля боя вынес?
Шипастый молча кивнул, пряча за почтительным видом хмурую недоверчивость. Он не ждал ничего хорошего от этих господ.
— А ведь государь будет очень недоволен тем, что его уволокли из битвы, как с огорода уносят мешок с репой! Воины увидели, что с ними нет короля, и бросились бежать. Выходит, ты, Шипастый из Отребья, виноват в том, что крепость не взята, а войско наше разбито...
Наемник не стал доказывать, что войско отступило под действием ужасных чар и что даже геройское ранение Нуртора получено не в битве, а во время бегства. Все это советники наверняка знали и сами. Важнее было выяснить, в какую скверную историю намерены втянуть его, Шипастого, эти люди с нехорошо блестящими глазами.
Не дождавшись ответа, Арджит продолжил:
— Ты понимаешь, разумеется, что король, придя в себя, прикажет казнить виновника разгрома армии.
— Его воля, — коротко и невозмутимо отозвался наемник.
— Мне жаль тебя, — проникновенно вздохнул Арджит. — Ты всегда был отличным воином и по заслугам стал десятником. Ты всегда был надежным и верным... ты ведь предан мне, Шипастый?
— Я предан моему господину так, как и подобает наемнику, которому не заплачено за последние полгода, — последовал сдержанный ответ.
Молодой советник фыркнул, но под гневным взглядом крючконосого старика поспешил стереть с лица усмешку.
Арджит на миг опешил, недоуменно взглянул на замкнутое, спокойное лицо солдата, потер в замешательстве свою лысину и продолжил:
— Не хочу твоей смерти, Шипастый. Тебе надо скрыться, прямо сейчас, пока король без сознания. Не жди смены караула. Силуран велик, а тебе скрыться — только кличку поменять. Мы с советниками из уважения к твоей храбрости не выдадим тебя... пожалуй, даже пустим погоню по ложному следу.
Десятник опустил голову, поэтому советники не увидели, как метнулась в его взгляде тоскливая обреченность. Что ж, эти господа по-своему честны с ним. Ведь они могли попросту отдать его пыточных дел мастерам. В умелых руках человек сознается в чем угодно — и в предательстве тоже...
Да, выхода у него не было. Но и блеять беспомощным ягненком матерый боец не собирался.
Шипастый поднял глаза и бестрепетно встретил хищные взгляды советников.
— По десять золотых с каждого, — негромко, но твердо сказал он.
— Что? — растерялся крючконосый старик.
— Вам нужен предатель, верно? Сорок золотых — и можете ловить меня по всему Силурану.
— Да как ты смеешь!.. — возмущенно начал было Арджит, но тут вмешался Незаметный.
— Это недорого, — убедительно сказал он и отвязал от пояса кошелек.
Советники явно привыкли считаться с мнением Незаметного. Хмуро потянулись они за кошельками.
— У меня при себе нет денег, — морщась, сказал высокородный Арджит, — но вот это кольцо стоит больше десяти золотых...
— Я сохраню его на память о моем господине, — вежливо отозвался Шипастый, забирая свою мзду.
В этот миг король пошевелился и слабо застонал. Мокрая тряпка сползла с его лба и шлепнулась на пол.
Советники устремились к постели. Медведь на миг остановился и сделал своему бывшему десятнику выразительный жест: мол, убирайся!
Шипастому не надо было десять раз все объяснять. Он скользнул за порог — изменник, который уже сегодня будет приговорен к страшной казни.
Но, оказывается, была на свете сила, которая могла задержать его за приоткрытой дверью. И был это слабый, но отчетливый голос короля:
— Как я здесь очутился?
Это был именно тот вопрос, который советники ожидали услышать.
Преклонив колено у изголовья кровати, крючконосый старик начал говорить о разгроме и бегстве армии, вскользь упомянул о грозном вражеском колдовстве. Но главной причиной, определившей печальный исход битвы, советник назвал то, что король против своей воли был удален с поля боя. Это привело солдат в смятение и вызвало панику. Виной случившемуся — наемник Шипастый из Отребья.
Шипастый стоял за дверью и слушал, хотя понимал, что надо уносить ноги, не теряя ни мгновения. Оставаться у порога и жадно ловить каждое слово ему велело то же чувство, что заставляет человека трогать языком больной зуб или, приподняв повязку, глядеть на собственную рану.
— ...Хотя еще не выяснено, — закончил советник из Рода Хасчар, — было это со стороны наемника Шипастого неумным усердием или заранее обдуманным преступным умыслом.
— Если государь прикажет, — негромко предложил Незаметный, — я сегодня же начну расследование.
Нуртор взглядом остановил советников.
— Шипастому из Отребья... — начал он и задохнулся, стараясь справиться с приступом кашля.
Советники замерли в напряженном ожидании. Храброе сердце стоявшего за порогом солдата сжалось, перестав биться в груди.
Король начал снова — раздельно, твердо и властно:
— Шипастому из Отребья позволяю основать Семейство.
Кто-то из советников, не удержавшись, тихо ахнул.
Сердце наемника вновь бешено застучало. Шипастый шагнул через порог, быстро пересек комнату, упал перед королем на колени и склонил голову на скрещенные запястья.
— А, ты здесь, — не удивился Вепрь. — Давай сразу с тобой и закончим...
Голос короля налился силой. (Нуртор чтил старинные обряды и каждый раз, свершая их, вдохновлялся, воспарял душой ввысь.)
— Назови мне свое истинное имя, имя твоей души, и да станет оно именем твоего Семейства на счастье твоим потомкам!
Мысли безымянного наемника, которого всю жизнь все звали только кличками, заметались, как снежинки в пургу. Хотелось придумать что-нибудь звучное и гордое, но короля нельзя было заставлять ждать, и солдат бухнул первое, что подвернулось на язык:
— Шипастый Шлем.
И сразу улеглась сумятица мыслей и чувств. И показалось седому наемнику, что об этом имени он мечтал еще мальчишкой, когда его окликали: «Эй ты, Отребье!..»
Король, прищурившись, перевел имя на Древний Язык:
— Ну что ж, Кринаш из Семейства Кринаш, носи это имя с честью, пусть тобой гордятся потомки. — Нуртор нашел взглядом крючконосого советника. — Почтеннейший Файрифер из Рода Хасчар сегодня же занесет мою волю на пергамент и передаст его тебе.
Почтеннейший Файрифер поклонился королю и, улучив мгновение, с веселой злостью шепнул Арджиту:
— Почему-то мне кажется, что этот мерзавец денег нам не вернет.
— Почему-то мне кажется, — оскорбленно шепнул в ответ Сын Клана, — что мы и не станем требовать эти деньги назад!..
Кринаш Шипастый Шлем, которого король отпустил легким кивком, на подгибающихся ногах вывалился за порог и прислонился к стене, каким-то чудом вспомнив, что он часовой и что смена еще не пришла.
Кринаш боялся умереть от счастья. Сейчас, только сейчас родился он на свет! Ведь известно: нет имени — нет человека...
А он еще и богат! У него целое состояние — тридцать золотых! Да еще перстень, за который десять не десять, но шесть золотых можно выручить... И теперь можно с толком эти деньги потратить. Не прогулять, а купить, скажем, землю... нет, какой из него крестьянин, лучше завести кузницу с парой умелых рабов... а еще лучше — держать постоялый двор! Вот-вот, это как раз для него!
С ума сойти! Он может все! Он стал человеком!
Будущее рисовалось радужным и сверкающим, хотя и весьма неясным. Одно Кринаш знал точно, он обязательно женится! Теперь он имеет на это право! Не так уж он и стар, седина в волосах — не от дряхлости, а от жестоких передряг. Не желает он остаться первым и последним в Семействе Кринаш! Ни один Сын Клана так не дрожал за свою Ветвь, как Шипастый Шлем — за свое драгоценное Семейство. Будут, будут у него потомки, о которых говорил король...
Плохим часовым был он в тот день! В королевские покои могла бы пройти, громыхая оружием, дюжина убийц — гордый основатель Семейства не заметил бы ничего. С бесконечной нежностью подбирал он красивые имена не родившимся еще на свет мальчишкам...
А в это время Вепрь сухо спросил советников:
— Мы отступаем, отходим или улепетываем?
Оробевшие советники переглянулись, затем Файрифер осторожно сказал:
— Некоторая часть армии пребывает в хаосе и смятении, но ядро ее подвластно воле государя. Хотя... если мне будет позволено сказать... я не уверен, что сейчас подходящий момент для продолжения боевых действий...
— Собирай всех, кого сможешь, — перебил король. — Мы возвращаемся в Силуран.
Советники переглянулись. Полно, да Нуртор ли это? Что произошло с их упрямым и отважным государем?
Склонясь над постелью, один за другим рассказывали они о состоянии войска. Нуртор слушал, пряча от свиты свои глаза. Глаза, в которых поселился страх. Глаза сломленного человека.
