Было время — шли из Великого Грайана в Силуран и обратно купеческие обозы с товарами, и не миновать им было одного из трех перевалов, закрытых крепостями еще в Огненные Времена. Возьмешь западнее — выйдешь к крепости Нургрим, что на Древнем языке означает Черные Ворота. Свернешь на восток — заночуешь в крепости Чаргрим, или Звериные Ворота, прозванной так за то, что лежит она в местах, изобильных дичью.

А меж ними стережет дорогу крепость Найлигрим, самая древняя из трех гранитных сестер.

Когда-то жизнь здесь кипела ключом: купцы останавливались на ночлег, выкладывали на местном рынке часть своих товаров, рассказывали новости, а главное — платили пошлину которую принимали и тщательно пересчитывали холеные белые пальцы Аджунеса Железной Изгороди из Рода Аршеджи. Ибо был почтенный Аджунес шайвигаром крепости — Левой Рукой Хранителя.

Прежний Хранитель, уважаемый всеми Вайатар Высокий Дом из Рода Саджадаг, не вмешивался в дела Левой Руки. Он больше следил за тем, чтобы солдаты были хорошо вооружены чтобы каждый умело владел мечом, метко бил из лука и арбалета. С недоверием глядел Хранитель на север, ждал оттуда беды.

И оправдались его опасения. Между Силураном и Грайаном нависло страшное предгрозовое затишье. Купцы почти перестали посещать крепость. Единственным источником дохода осталась дань, которой крестьяне были обложены в пользу крепости.

Собирал дань, конечно, шайвигар, но, во имя Бездны, какой же это был тяжкий, неблагодарный труд! Что с них возьмешь, с крестьян-то? Дрова? Дичь из окрестных лесов? Рыбу? Все это солдаты, триста бездельников, могли бы и сами заготовить, если бы дарнигар, Правая Рука Хранителя, не гонял их постоянно по плацу с мечами, а почаще заставлял заниматься хозяйственными делами. Зерна было мало — горы же вокруг! Скудного урожая крестьянам самим едва хватало, а от сборщиков дани хлеб прятали. Бывало, нагрянет почтенный Аджунес в сопровождении десятка верховых в деревню, так крестьяне в голос воют, валяются в ногах у его коня, предлагают вместо денег и зерна своих детей в рабство... Хитрые мерзавцы! Знают: раб уж точно с голоду не умрет, а работать в крепости не тяжелее, чем горбатиться на каменистом горном наделе. Но рабов в Найлигриме и без того почти полторы сотни, и каждого нужно кормить. А заботиться об этом должен кто? Шайвигар!

Плохие пришли времена, плохие! Одно было хорошо: почтенный Вайатар, человек пожилой и удрученный болезнями, по-прежнему не углублялся в дела шайвигара, не пытался дознаться, что из доходов крепости идет королю, что — на прокорм воинам и рабам, а что исчезает неведомо куда...

Аджунес оскорбился бы, если бы его посмели назвать вором. Кто вор? Он? Да разве не на нем держится вся жизнь Найлигрима? Разбуди его среди ночи — он ответит сколько в крепости лопат, сколько метел, сколько рабынь трудится в прачечной, сколько голов скота ржет, мычит и хрюкает на скотном дворе, сколько соли потрачено за месяц на кухне, сколько вязанок хвороста доставили мошенники-крестьяне. Он знал в лицо каждого раба, знал, сколько молока дает каждая корова, сколько вина и масла отпущено лекарю для больных и сколько этих самых больных в Доме Исцеления. Аджунес знал крепость так же хорошо, как крестьянин знает вое хозяйство. И так же вольно пользовался доходами. В конце концов, кому от этого плохо? Король и не ожидает прибыли от захолустной крепости, лежащей в стороне от торговых путей Солдаты хорошо накормлены... да и попробуй их не накорми! Дарнигар, скотина грубая, тебя самого в котел засунет, он за солдат переживает не меньше, чем Хранитель: сам, морда крестьянская, из простых наемников выслужился...

Жизнь худо-бедно шла своим чередом, как вдруг грянул гром. Кончина Вайатара! Назначение нового Хранителя! Да еще Сына Клана!..

Шайвигар затосковал, как лиса, что глядит вслед улетающим на юг гусиным стаям.

Впрочем, гонец, доставивший королевский указ, так расписал молодого Сокола, что у Аджунеса немного отлегло от сердца. Избалованный молокосос, погрязший в самых мерзких пороках и по требованию потерявшей терпение родни сосланный в захолустье — естественно, на почетную должность...

Ну, это еще полбеды! Конечно, хлопот с мальчишкой будет много, особенно на первых порах. Наверняка примется из кожи лезть, чтобы показать себя единственным хозяином крепости. Главное — не спорить с ним. Рано или поздно Соколу надоест игра в Хранителя, он вернется к прежним забавам: заведет гарем из рабынь посмазливее, окружит себя сворой прихвостней, начнет закатывать пьянки, охотиться по всей округе за крестьянскими девками... ну и на здоровье!

А может быть (при этой мысли шайвигар сладко сощурился), новому Хранителю чем-нибудь не потрафит Харнат Дубовый Корень, дарнигар крепости. Тогда наглого мужика сбросят с должности, которая ему отнюдь не по рылу...

От приятных раздумий Аджунеса отвлекли крики у Южных ворот. Вернулся отряд, высланный для встречи Хранителя.

Подъезжая к крепости, Орешек ломал голову: как бы вызнать свое новое имя? Но мудрить не пришлось. Когда кавалькада остановилась под крепостной стеной, возле опущенного через ров моста, десятник Сайвасти, явно желая выслужиться, выехал вперед и провозгласил не хуже королевского герольда:

— Отворяйте! Прибыл высокородный Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла, новый Хранитель крепости Найлигрим!

Хорошо рявкнул. Внушительно. Будь у Орешка под рукой кошелек — ловить бы десятнику на лету серебряную монетку..

Ворота распахнулись очень быстро, кони простучали копытами по мосту. Всадники нырнули в узкий, полутемный перекрытый гранитным сводом проезд сквозь башню. Орешек заметил в своде черные пятна бойниц. Пра-авильно: непрошеных гостей, что сумеют проломиться в ворота, встречают арбалетчики и забрасывают стрелами в каменной мышеловке... По правую руку дремал громадный барабан с намотанными на него цепями и с толстыми, отполированными от времени дубовыми ручками. Возле барабана вытянулся детина с зелено-красной перевязью через плечо. Торчит он здесь, похоже, лишь при воротах — вряд ли такой мост в одиночку поднимают. И обе решетки — внешнюю и внутреннюю — тоже.

Орешек изо всех сил старался с достоинством держаться в седле (или хотя бы просто — держаться) и одновременно зубрил свое гордое имя.

Вынырнув из-под каменного свода на солнечный свет, Хранитель обнаружил, что ему готова торжественная встреча.

Вей-о! Держись, актер, не выдай себя, даже уголком губ не дрогни, даже бровью не поведи! Да они, похоже, собрали к воротам весь гарнизон! Громадная толпа, сплошь плечистые верзилы, одетые кто как, но у каждого через плечо зелено-красная перевязь — королевские цвета...

Ближе всех к коню высокого гостя стоят двое: толстячок с льстивыми глазами и рыжебородый великан. Оба богато одеты — явно здешние крупные птички.

Орешек хотел было спешиться, но, хвала Безымянным, не успел этого сделать. «Крупные птички» шагнули вперед и с двух сторон взяли гнедую под уздцы. Пра-авильно, он же почетный гость, ему не пристало топать пешком от самых ворот, как простому страннику...

Расслабься, Сын Клана, откинься в седле, расправь плечи. И не зыркай по сторонам, как волк, загнанный в ловчую яму, а взирай на толпу благожелательно и с легким интересом.

Ну и что мы видим? Прежде всего — огромную четырехугольную башню посреди площади. Ну и громадина! Такая сама за хорошую крепость сойдет! По сравнению с ней незабвенная «сторожевая», где прошло детство Орешка, — все равно что новорожденный теленок рядом с быком. Орешек читал, что такие башни именовались «последняя надежда» — шаутей. Когда враг врывался в крепость, уцелевшие ее защитники запирались в центральной башне и держали оборону, пока не подходила помощь...

Спешившийся позади десятник нагнал бородача, вышагиваюшего справа от гнедой, и зашептал ему что-то. Орешек напрягся было, но уловил слово «Подгорные...» и успокоился. Зато верзила встревожился. Забыв про торжественность встречи, он пригнулся под лошадиной мордой и бросил несколько слов своему напарнику. На лице толстяка мелькнуло раздражение, он брезгливо взмахнул пухлой белой ручкой. Жест этот явно означал: «Ну что ты в такой момент с пустяками, потом, потом...»

Толпа почтительно расступалась перед всадником, тут же смыкаясь позади. Справа обнаружился поселок: деревянные хибары. На крышах стояли женщины и дети и с восторгом глазели на торжественный въезд. Вероятно, никогда не видели Сына Клана. Ну-ну, любуйтесь, раз вам выпало такое счастье...

Слева чернела мощная стена башни-шаутея, в некотором отдалении от нее стоял маленький храм с покрытыми росписью стенами и разноцветной крышей. Краски облупились от непогоды, вообще храм выглядел порядком запущенным. Двое пожилых жрецов стояли на пороге. Орешек почтительно склонил голову. В ответ жрецы вскинули руки в жесте благословения.

«О боги, сколько вокруг восхищенных морд! Ввек бы с вами со всеми не встречаться!»

Орешек с улыбкой светлой радости одарил толпу приветственным жестом. Толпа взревела.

Процессия свернула за угол центральной башни и остановилась перед арочным входом в шаутей. Вряд ли лошадь будет приглашена внутрь, а стало быть, пора сползать с седла. Как сказал бы Илларни, простая логика подсказывает... Так, главное — не наступить себе на плащ...

Подоспевший слуга увел гнедую. Толстяк изящно взмахнул ручкой, чтобы заставить толпу замолчать.

— Безымянные добры и щедры к нам за наше смирение пред их высокой волей! Счастливый день подарили они нам! Вновь в крепости Найлигрим появился Хранитель, и воспрянули мы духом, исчезло уныние из глаз наших и тревога из сердец! — Голос толстяка сочился медом. — Пусть Сокол поглядит по сторонам — он увидит вокруг людей, с восторгом и гордостью готовых исполнить любое повеление господина! И первыми среди них будем мы: достойный Харнат Дубовый Корень из Семейства Прешта, дарнигар крепости, — толстяк указал на рыжебородого воина, который неловко поклонился, — а также я, Аджунес Железная Изгородь из Рода Аршедши, скромный здешний шайвигар.

Орешек сдержал ухмылку, услышав имя дарнигара. Неужели есть такое Семейство — Прешта? «Серая земля», иначе — «бесплодная земля»... так ведь бедноту деревенскую дразнят что от урожая до урожая впроголодь живет...

Но шайвигар уже смолк, и все уставились на него, Орешка. Хм-мм, это что же, он должен изобразить ответную речь? После этого говоруна? Нет уж, не дождутся. Они имеют дело с Сыном Клана, а он устал и жрать хочет...

— Благодарю за сердечный прием. Сегодня я отдохну от тягот и опасностей долгого пути, а завтра приступлю к обязанностям Хранителя во имя короля и во славу Безымянных.

Вот так! Коротко, холодно и по делу. Пусть не думают, что Сокол намерен упасть к ним в объятия.

У входа в шаутей застыли двое часовых с дурацкими ритуальными алебардами, совершенно непригодными для боя, но на вид весьма грозными. Один из часовых так засмотрелся, что чуть не выронил свое парадное оружие. Сделаем недотепе на ходу замечание — и внутрь, в башню...

За первой дверью — вторая... пра-авильно, это же север, стараются зимой не выстуживать жилье. Между первой и второй дверью — несколько высоких ступенек. Значит, внизу полуподвал — кладовая или кухня...

Входим в зал... ух ты, просто лесная поляна! Пол устлан свежей травой, стены украшены зелеными ветвями и цветами. И все это свеженькое, ничуть не завявшее. Наверное, каждый день меняли праздничное убранство, ждали приезда Хранителя... Дождались, можно вас всех поздравить!

Зал просторный, но с низким потолком, в стену вделан очаг с массивной решеткой, зола из очага аккуратно выметена. Вдоль стен — длинные дубовые столы и лавки. В центре — винтовая лестница.

— Прошу, господин мой, — суетится толстяк, — прошу наверх, умыться с дороги!

Интересно, кормить дорогого гостя они собираются? Ладно, наверх так наверх. Второй этаж — жилой, двери комнат выходят к винтовой лестнице. В одной из стен — проем, в котором видны ступеньки. Черный ход? Очень, очень интересно!

Наверху гулко грохнул колокол. Четыре раза. При первом ударе Орешек чуть не подскочил от неожиданности. Да как они тут спят-то, под часами? Двенадцать раз в сутки так получать по мозгам... Привыкли, наверное...

Четвертый светлый звон, надо же! А казалось, только что был полдень. Есть хочется нестерпимо. А толстяк продолжает петь:

— Этот ярус занимает Хранитель, а также мы с дарнигаром. Семьи сотников выше. Вот это — комната высокородного господина...

Смелей, парень! Не чувствуй себя дворовой собакой, которая забежала ненароком в господские покои и не знает, с какой стороны ждать пинка!..

А что, вполне уютная комната! Большая кровать с пологом и двумя подушками покрыта золотистым парчовым покрывалом. На полу — ковер наррабанской работы... или хорошая подделка, тут уж Орешек не знаток. Два тяжелых, украшенных резьбой сундука для одежды, между ними на стене — зеркало, небольшая резная полочка и две железные подставки для факелов. Они пустуют, и понятно почему: на полу возвышается ветвистый, похожий на куст или на оленьи рога канделябр с восковыми свечами — новенькими, нарядными. Вдоль стен — две скамьи, сиденья обтянуты заячьими шкурками. В углу на изящном треножнике — серебряный таз для умывания, а рядом уже дожидается симпатичная востроглазая девица с кувшином и полотенцем, готовая услужить новому господину.

С девицей разговор будет четкий и ясный:

— Брысь!

Изумилась, но сразу исчезла. Шайвигар тоже удивлен, но старается этого не показывать.

— Если Соколу угодно, здесь сейчас же будет другая служанка. Конечно, тут не столица, но мы приложим все усилия, чтобы наш господин чувствовал себя так же уютно, как в своем родовом замке, и сделаем все возможное и невозможное, чтобы эта скромная крепость...

И так далее, и так далее... Замолкни, зануда, без тебя тошно! Девчонка-то и впрямь ладненькая, все при ней... а судя по разочарованному взгляду, она совсем не боится играть в одну старую добрую игру...

Орешек, между прочим, тоже не вчера из скорлупы проклюнулся, сам любую красотку может кое-чему научить, но умываться-то все равно придется, хоть до забавы, хоть после. Снять рубаху, склониться над тазом... м-да, такой спиной еще ни один Сын Клана не мог похвастаться!

Орешек замер. Только сейчас до него дошло, как он был несправедлив к судьбе. Он скулил, что жизнь с чудовищной жестокостью подшутила над ним, сделав государственным преступником и святотатцем. А судьба его спасла! Этот конный разъезд мог наткнуться не на Сокола со знаком Клана на плаще, а на голого бродягу с исполосованной спиной... или на хорошо одетого, но весьма подозрительного незнакомца, которого здесь, на границе, обязательно сочли бы силуранским лазутчиком. В первом случае он сразу отправился бы в шахту, во втором — сначала на допрос, а потом уже в шахту. Очень, очень большая разница...

Орешек вспомнил истопника из тайверанской бани, его рассказ об ужасах угольной шахты, и ощутил озноб.

Впрочем, в этих краях, кажется, не добывают уголь... С ума сойти, чем он себя успокаивает? Нет шахт, зато есть каменоломни. Поди-ка подолби гранит, пока не сдохнешь! Или вот еще соль каменная. Ее, говорят, еще веселее ломать: глаза жжет, кожу разъедает, дышать больно...

Аджунес оборвал фразу на полуслове, заметив, что глаза Хранителя странно остекленели, а лицо побледнело и застыло.

— Господину плохо? Не послать ли за лекарем? Это последствия тяжелой ночи, ужасных происшествий...

Орешек отогнал от себя видение жутких подземных лабиринтов и с досадой посмотрел на угодливого болтуна. Захотелось озадачить шайвигара, сказать что-нибудь загадочное, непонятное, чтобы он над этим призадумался и хоть на время заткнулся.

— Я думал о соли, — сказал парень многозначительно. — И о камне.

Результат превзошел все ожидания. Толстяк отшатнулся, глаза его выпучились, как у рака, к лицу прилила кровь... Похоже, Орешек брякнул что-то совсем уж не то... Надо срочно исправлять положение.

— На ближайшую четверть звона хочу остаться один. Надеюсь, за это время будет готов обед. Больше я не задерживаю Левую Руку!..

Аджунес сделал несколько шагов на непослушных ногах и прислонился к стене возле винтовой лестницы. Спуститься сейчас он бы не смог.

Соль и камень!

Именно соль почтенный шайвигар разворовывал особенно лихо. Только что в покоях Хранителя он сыпал пустыми, как мякина, словами, а сам прикидывал: полезет ли этот надменный Сын Клана в подвал, чтобы лично пересчитать припасы? Вряд ли, но на всякий случай надо поставить там несколько мешков с битым камнем, а сверху присыпать крупными осколками соли...

Новый Хранитель читает мысли!

Невероятно. Чушь какая-то. Не может быть.

Почему не может быть? Разве он не потомок одного из Двенадцати? Разве в нем не течет кровь Истинных Магов?

Аджунес лихорадочно вспоминал, кто именно из Двенадцати получил дар читать мысли. Впервые в жизни он корил себя за то, что плохо учил в детстве историю. Впрочем, какая разница! Кланы столько веков роднились меж собой, так смешали свою кровь, что в любом высокородном мог проснуться любой дар.

Хранитель, умеющий читать мысли... это катастрофа! О Безликие, спасите своего верного почитателя! Завтра же начнется ремонт храма, стены будут расписаны заново, крыша починена...

Шайвигар в смятении напрягал свою память: о чем, о чем еще он думал в присутствии этого ужасного человека? Белый лоб покрылся бисеринками пота, пухлые ручки теребили серебряную кисточку пояса.

В таком состоянии его и обнаружил Харнат, поднявшийся, чтобы выяснить, что задержало Левую Руку.

В другое время Аджунес, человек осмотрительный и осторожный, к тому же крепко не любивший дарнигара, утаил бы свое открытие. Но сейчас, будучи потрясен до глубины души, бухнул все как есть. Дарнигар, с его крестьянским здравомыслием, услышанному не поверил, тем более что шайвигар упорно не соглашался сказать, какую именно из его мыслей прочел Сокол. Однако спор помог Аджунесу прийти в себя. Оба помощника Хранителя спустились по винтовой лестнице, не прекращая тревожного разговора.

Во дворе их внимание привлекла толпа, собравшаяся вокруг часового, который только что сменился с поста. Дарнигар и шайвигар подошли ближе. Никто не заметил их появления все глядели в рот детине с красной мордой и толстым загривком. Детина — явно не в первый раз — потрясенно повторял:

— ...И говорит он мне: «Как алебарду держишь, бычара деревенский?..» Ну откуда, откуда Хранитель мог узнать, что меня зовут Тагихашар Большой Бык?

Аджунес и Харнат в ужасе переглянулись.