27
От бодрого настроения, с которым пестрая компания отправилась в путь, к вечеру не осталось и следа. Веселье из них вытянул лес — хмурый, неприветливый. Он не прятал людей под своими кронами от зарядившего с полудня мелкого дождя — позволял каждой струйке просочиться сквозь ржавую листву и стечь на бредущих меж стволов людей. И каждая ветка норовила вцепиться в одежду, и каждый корень выползал из земли, чтобы сунуться путникам под ноги. И даже сама земля — вязкая, тяжелая, перемешанная с умирающей травой и бурыми листьями — была самой коварной из ловушек: липла к сапогам, превращая простую ходьбу в тяжелую работу.
Хуже всего пришлось Фаури. Хрупкая Дочь Клана не ныла, старалась высоко держать голову и даже время от времени улыбалась вымученной улыбкой (хорошо, что барышня при этом не могла видеть себя со стороны). Впрочем, выдохлась не только рысь. Даже Ингила, бродяжившая всю жизнь, давно перестала развлекать спутников задорными шутками и песенками.
Немного легче стало, когда выбрели к отрогу горного хребта. Невысокая гряда мрачно растолкала деревья и вытянулась к западу от реки, как отдыхающий от полета дракон. Почва стала каменистой, не так жадно обнимала сапоги. Пожалуй, тут смог бы проехать даже верховой.
— Здесь и заночуем, — скомандовал Ваастан. — Найдем пещеру или щель какую… Этот отрог ведет к Безнадежным горам.
— Каким? — удивилась Фаури. — Я читала «Землеописания» Алзура… он много пишет о силуранских горах, но нигде не упоминает про Безнадежные.
— На картах и в описаниях, ясная госпожа, хребет иначе называется: Бездонный Сундук. Там несколько каменоломен, одна другой прибыльней. Редкой красоты камень добывают — для облицовки дворцов, для статуй, самые ценные сорта на поделки разные идут. На кораблях камень целыми глыбами в чужие страны везут. Доходное дело! А почему хребет Безнадежным прозвали — про то легко догадаться.
Все угрюмо помолчали: догадаться и впрямь было несложно.
— Ночевал я в деревне по ту сторону хребта, — вновь заговорил Ваастан. — Хозяева рассказали: как ветер оттуда, так в деревне дышать нечем. Дымом тянет, да не простым дымом… Столько трупов каждый день на погребальном костре сгорает…
— Ой, а мы тут не напоремся?.. — испугалась Ингила.
— Нет, все каменоломни выходят на другую сторону хребта, туда и возчики за камнем подъезжают… Говорят, горы источены ходами и переходами. Рабов так под землей и держат.
— А ведь те мерзавцы… вчерашние… нас с Ингилой как раз туда сбыть и собирались, а? — полувопросительно сказал призадумавшийся Орешек.
— Не меня! — задрала нос циркачка. — Я — ценный товар! Меня хотели в Наррабан отвезти! Я, может, к весне бы уже для Светоча во дворце плясала!
— Что ж ты в Джангаше для Нуртора не пляшешь? — ехидно поинтересовался Рифмоплет. — Чем тебе здешний дворец нехорош?
— А заморское всегда краше своего! Здесь-то меня не ценят, а уж там бы…
Орешек хотел предложить нахальной девчонке, пока не поздно, вернуться и поискать Красавчика с Недомерком. Но внезапно посерьезневшая циркачка взмахнула рукой, призывая всех к молчанию.
Путники разом смолкли. Тихий гул ветра в вечерних кронах… Отрывистые сонные голоса устраивающихся в гнездах птиц… Ленивое журчание оставшейся позади безымянной речушки…
И странный звук — то ли всхлип, то ли короткий стон. Словно кто-то чуть не заплакал навзрыд — но зажал себе рот, чтобы его не услышали.
— Нежить… — испуганно шепнула Фаури. — Морочит…
Она обернулась к Ингиле и вцепилась в руку циркачки, словно ища поддержки. Но девчонка и сама порядком перетрусила.
— Не надо бояться, светлая госпожа, — успокоил Пилигрим барышню. — Взгляни, сколько нас! На такую толпу даже разбойники не посмеют напасть. А нежить — что ее бояться? Пусть она нас боится!
Айфер с Ваастаном, переглянувшись, достали из ножен мечи и исчезли за деревьями. Все напряглись, разом почувствовав, что одиноки в этом бескрайнем недобром лесу, где возможны самые неприятные встречи.
Где-то близко послышалась возня, неразборчивое верещание, короткая брань Ваастана — и меж стволами замелькало странное, пестрое, нелепо ковыляющее существо. Как затравленный заяц, оно бросилось влево, вправо… и влетело прямо в объятия Тихони.
— Держи крепче, он кусается! — крикнул, возвращаясь, Ваастан. — Там ель поваленная, так он под корнями…
Внезапно Ингила всплеснула руками и налетела на Тихоню:
— Ты как его держишь, дурень! Не сделай ребенку больно!
При этих словах общий страх исчез. Все придвинулись ближе.
Пленник и впрямь оказался ребенком — но ребенком очень странным. С крохотного личика глядели угрюмые, враждебные глаза взрослого человека. Тощее тельце с неестественно вздернутым левым плечом было облачено в нелепый яркий наряд, словно сшитый из разноцветных заплат. Это одеяние было перепачкано и местами разорвано.
Найденыш и впрямь казался одним из загадочных колдовских созданий, живущих в лесу… до того мгновения, когда его обняла Ингила. Его пестрые лохмотья прижались к разноцветному наряду циркачки — и все стало ясным и понятным.
— Малыш, почему ты один? — заглянула Ингила в лицо мальчику. — Да не бойся, я ведь тоже бродячая актриса! Правда-правда-правда! И Тихоню не бойся, он добрый, только с виду страшный! Где взрослые? Ведь был же с тобой кто-то?..
Мальчишка вскинул на Ингилу полные боли глаза и горько, неудержимо расплакался. Он пытался справиться с собой, но плач рвался наружу, сотрясая худенькое тельце.
Фаури оттолкнула Тихоню, опустилась на колени и начала гладить найденыша по волосам. От ласки тот разревелся еще сильнее.
Подошедший Айфер быстро оценил ситуацию и рявкнул на мальчика. От окрика тот перестал рыдать… ну, почти перестал: слова выталкивались из горла вперемешку со всхлипываниями. Но все же сумел рассказать, что зовут его Ульдек Серебряный Дятел. Он шел с мамой и отчимом. Куда — он не знает: дорогу показывал отчим. Отчим вообще очень умный: он — акробат, а мама — танцовщица. Сам Ульдек показывает фокусы, у него хорошо получается. И публику смешит: он так забавно хромает! А совсем недавно… недавно…
Тут слезы опять хлынули ручьем. Путникам с трудом удалось разобрать, что на актеров напали какие-то люди, связали и увели маму и отчима. Смеялись, говорили: «Неплохой товар!» Самому Ульдеку удалось убежать. Наверное, его не очень-то и ловили, кому нужен калека! Он пробовал красться за теми, кто утащил маму, но быстро отстал. Потом услышал голоса решил, что злые люди все-таки вернулись за ним, и спрятался под корнями вывороченной ели. Вот и все.
— Охотники за людьми, — негромко пояснил Айфер, хотя это всем и так было понятно.
— Нас не тронут, — шепнул Пилигрим, склонившись к Фаури. — Нас много, мы вооружены…
Не ответив, она поднялась с колен и обеспокоенно огляделась:
— А где Ваастан?
Никто не заметил, что где-то на середине рассказа мальчика наемник отошел от своих спутников и исчез за деревьями.
Все вопросительно загалдели, но не успели всерьез встревожиться, как услышали знакомый голос:
— Эй, давайте все сюда! Я пещеру нашел!
Пещера оказалась сухой и довольно просторной. Усевшись на подстилке из свеженаломанных ветвей, все почувствовали себя увереннее и спокойнее.
— Что будем делать с мальчиком? — спросила Фаури. — Не можем же мы бросить его здесь…
— Не можем, — кивнул Пилигрим. — Возьмем с собой до замка, а там будет видно…
— Земля сырая, следы долго сохраняются… — сказал Ралидж, стоя у входа и вглядываясь в сгущающийся сумрак. — Айфер, ты вроде говорил, что в лесу кого угодно выследить сумеешь?
— Ну! — кивнул наемник.
— И Тихоня хорошо следы читает, — оживилась Ингила. — Даже в сумерках! Он мне сам говорил!
— Вот я и думаю: может, нам пройтись по следам тех мерзавцев? Вряд ли они ушли далеко — добычу тащат…
— Ни в коем случае! — раздался на всю пещеру возмущенный голос.
Все вздрогнули. Человек, которому они дали прозвище Никто, был так молчалив и необщителен, что все о нем быстро забывали. И когда он внезапно подавал голос, все пугались, словно голос этот звучал из пустоты.
— Ни в коем случае! — повторил Никто. — Наша сила в том, что нас много! Если разбредемся по лесу — нас переловят, как кроликов… Ваастан, неужели и ты?..
— Нет, — угрюмо отозвался наемник. — Здесь останусь.
— Хоть один умный человек… — облегченно вздохнул Никто. — В конце концов, с нами женщины! Мы обязаны о них позаботиться!
Ингила презрительно фыркнула.
— Мы не разбежимся по лесу, — спокойно ответил Ралидж. — Возьму с собой двоих, не больше. Погляжу, куда след ведет. Айфер, ты здесь останешься, женщин и впрямь поберечь надо. Раз Тихоня умеет следы читать, так мы с ним и вдвоем управимся.
— Не вдвоем, — внезапно сказал Челивис и поднялся на ноги. — Я лишним не буду.
Вей-о! Впервые за время путешествия высокомерный и нагловатый Сын Рода проявил беспокойство о ком-то, кроме своей драгоценной персоны!
— В эту игру я еще не играл, — ответил Челивис, встретив вопросительный взгляд Сокола. — И… и мальчишку все-таки жалко.
Пилигрим подался вперед, словно хотел вызваться, но оглянулся на бледное личико Фаури, которая изо всех сил старалась держаться храбро… и вновь опустился на подстилку из ветвей.
— А я? — возмущенно вскинулся Рифмоплет. — Я что же, здесь останусь?
— Я же не войной иду на этих гадов, — покачал головой Сокол. — Догнать… разведать… может, по-тихому вытащить пленников… Для этого троих вполне хватит.
Рифмоплет сник.
— Пусть мой господин возьмет беднягу, — снисходительно заступилась Ингила. — У него же на физиономии написано, что уже замыслена поэма. Героическая. Разве ж он в пещере усидит?
Ралидж усмехнулся и кивнул.
Тихоня и впрямь оказался мастером читать следы. Даже в сгустившихся сумерках не пропустил место, где женщина ухитрилась сбросить веревки и прыгнуть в кусты. К сожалению, похитителям удалось схватить беглянку, но, судя по переломанным вокруг ветвям бересклета, погоня продолжалась долго и порядком задержала мерзавцев.
И теперь Ралидж с друзьями сумел нагнать похитителей, а толку-то что?
В склоне горы чернела пещера, из глубины которой, словно налитые кровью глаза чудовища, светили огни факелов. Каменный свод оскалился железными прутьями: массивная решетка готова была в любой миг упасть сверху, перегородив вход. У входа разговаривали невидимые в сумраке люди. Орешку, лежавшему в кустах на склоне повыше пещеры, оставалось лишь слушать их беседу, благо каждое слово доносилось до него вполне отчетливо.
— Тебе что, трудно меня выручить? — возмущался знакомый голос, при звуках которого Орешек до крови прикусил губу. — Кусок от тебя отломится, если эти двое пару дней здесь посидят? Мне их сейчас к господину тащить несподручно, а ему из Наррабана как раз заказ пришел на партию акробатов, танцоров и прочих таких жонглеров.
— Да мне их и три дня подержать не трудно, — отозвался ленивый басок. — А только на кой нам это надо? Тебе и мне — а, Шершень? Понятно, за умельцев платят дороже, но ведь мне все время рабочие руки нужны! Рабы дохнут, добыча падает… Слушай, продай эту парочку мне! Заплачу, понятно, меньше, так ведь не господину, а тебе! И дальше можно так торговать — напрямую, а?
— Да ты что? — ужаснулся Шершень. — Господина обманывать?! Я и ахнуть не успею, как окажусь на самом дальнем твоем ярусе. Прибавлю тебе пару рабочих рук!
— Трусишь-то чего? Откуда господин узнает, если промеж себя все порешим?
— Кто? Господин? Этот — узнает! Его обманывать — самому себе костер складывать! У него когти совиные: вцепится — не выпустит!
— Ладно, ладно! Считай, я пошутил… Хорошо, пусть твоя парочка у меня посидит. Прямо здесь, в клетке. Завтра велю, чтобы их покормили.
Заскрипев, решетка обрушилась вниз, концы толстых прутьев лязгнули о камень. Смутные тени, удаляясь от пещеры, исчезли в ночи. По ту сторону решетки переливался багровый свет и звучали неясные голоса.
К Ралиджу подошел Рифмоплет. Он вместе с Тихоней ухитрился прокрасться к самому входу в пещеру, и теперь, с трудом пряча в голосе горделивые нотки, стал рассказывать:
— За решеткой стоит большая клетка. Туда пленников и посадили. В стене, на подставках, два факела горят. Под ними сторож устроился, дряхлый такой дедок. Прямо на полу набросано тряпье всякое. Он там и сидит, как в гнезде.
— Над головой — колокол, — мрачно уточнил из-за его плеча Тихоня. — Сигнальный. Начнем решетку ломать, а дед трезвон поднимет…
— А из пещеры — ход в глубь горы! — азартно перебил его Рифмоплет. — Черный такой, ничего не видно!
Облака разошлись, и огромная, почти полная луна обрушила на лес водопад лучей, разом высветив незадачливых «освободителей».
Ралидж, встав, задумчиво стряхнул с одежды сухую траву.
— Похоже, нам здесь делать нечего… Ладно, пошли отсюда. Дня два этих бедолаг никуда из клетки не денут. Завтра подумаем, чем им помочь.
— Хоть скажем мальчишке, что его родители живы… — отозвался Челивис.
Все побрели прочь от пещеры. На душе у них было препаршиво. Они отправились в погоню, чувствуя себя лихими героями, которым только бы настичь врага… Вот и настигли…
Их невеселые раздумья прервал короткий вскрик и энергичное ругательство: Рифмоплет по колено провалился в какую-то яму.
— Нора? — вопросительно бросил Челивис.
— Нет, — глухо ответил Тихоня. — А ну, пусти-ка…
Он вцепился в ветви растущего возле ямы куста — и куст неожиданно легко отошел в сторону, унося на корнях широкий пласт земли и мха и открывая в склоне черный лаз.
Всё четверо склонились над непонятной дырой. Затем переглянулись.
— Для воздуха! — сказал Рифмоплет и, морщась, стал растирать ушибленное колено. — Раз в горе подземный поселок должны быть туннели для воздуха.
— Широкий… — задумчиво прикинул Ралидж. — Пожалуй, смогу пролезть…
— Зачем? — не понял Рифмоплет.
— Не знаю. Скажу, когда оттуда выберусь… если выберусь… — Тут Ралиджу изменило самообладание, он зашипел, как змея, которую метлой гонят с садовой дорожки. — Зачем, зачем… Да затем, что не могу я вернуться и мальчишке этому, Ульдеку, в глаза посмотреть! Догнали тех гадов, поглядели на пленников — и назад!..
Пока он вполголоса бушевал, Челивис встал на четвереньки и заглянул внутрь.
— Тогда я первым, у меня плечи уже…
Это было сказано просто, без малейшей бравады. Орешек поперхнулся посреди фразы — так непохож был этот Челивис на прежнего, надменного до наглости Сына Рода. Словно их спутника подменили… или словно он прекратил играть какую-то дурацкую роль.
— А если там решетка? — сообразил Тихоня. — Развернуться не сможешь…
Циркач задрал подол рубахи. Вокруг волосатого тела была обмотана длинная веревка.
— На всякий случай, — пояснил он.
— Великолепно! — обрадовался Челивис, сбрасывая на траву плащ и расстегивая перевязь с мечом. — Давай сюда, на пояс… Если дерну — тащи меня назад.
Вытаскивать пришлось почти сразу после того, как сапоги Челивиса исчезли в дыре.
Извлеченный наружу Сын Рода имел весьма раздосадованный вид. Его щегольской наряд был перепачкан, но огорчение Челивиса было вызвано не этим.
— Там прут, — со злостью сказал он. — Поперек входа. Ржавый. Толстый.
Тихоня заглянул в черный зев дыры, затем молча отвязал веревку от пояса Челивиса и начал прилаживать себе на пояс.
— Не влезешь, плечи широкие… — сочувственно сказал Рифмоплет.
— Влезу, — буркнул циркач. — Дважды дерну — путь свободен.
И в самом деле, квадратное тело каким-то образом втиснулось, вмялось в лаз.
— Останешься караулить, — сказал Ралидж Рифмоплету, аккуратно кладя свой плащ на траву. — Не смей спорить! Нужно, чтоб кто-то нам отход прикрывал…
— Тихоня знак дает! — азартно перебил Сокола Челивис и юркнул в лаз, как лиса в знакомую нору.
Чуть выждав, Ралидж последовал за ним. Ползти было легко, только в одном месте он разорвал рукав о короткий обломок железного прута и подумал: «Ай да Тихоня!»
Внезапно под левым локтем дернулось что-то мягкое. Орешек чуть не вскрикнул, но вовремя сообразил, что между ним и стенкой лаза — сукно и мех.
Заплатка! Вот дрянь! Не лежалось ему у норы, за хозяином пополз! Только его здесь не хватало!
Свободной рукой Орешек притянул к лицу шуструю одежку и тихо выдохнул в капюшон несколько ругательств — таких свирепых и выразительных, что у любого уважающего себя плаща весь мех должен был бы поседеть…
Лаз вывел в широкий коридор, тускло освещенный далеко отстоящими друг от друга факелами. Точнее говоря, коридор шел внизу, а Орешек и его друзья очутились на длинном желобе-карнизе, тянущемся поверху вдоль стены. Орешек сначала не понял, для чего этот желоб предназначался, но потом сообразил: для стока воды, чтобы дожди и тающие снега не заливали коридор.
Ага, теперь направо… Где-то там пещера и клетка с пленниками.
Орешек полз, пока перед ним не возникли из полутьмы подошвы сапог Челивиса. Внизу четко выделялось световое пятно. Под двумя закрепленными в скобах факелами восседал в куче тряпья востроносый дедок трухлявого вида. Он тряс небольшую коробку — играл сам с собой в «радугу». При каждом удачном броске старикашка счастливо хихикал. Клетки с пленниками с желоба не было видно.
Ах, как неудачно дед сидит — не спрыгнешь на него! И колокол прямо под рукой у этого старого дурака!..
Раздались тяжелые шаги, эхо заметалось по коридору. Дед насторожился, коробка тут же исчезла среди тряпья.
Прямо под желобом, на котором лежал Орешек, прошли четверо с факелами, у каждого — короткий меч. Хвала богам караул вверх не глядел.
— Привет, Дед-Мухомор! — окликнул старика тот, кто судя по всему, был в четверке главным. — Не спишь?
— Как можно, как можно! — дребезжащим голосом залебезил старикашка. — Глаз не смыкаю!
Верзила шагнул вбок и пропал из поля зрения Орешка. Судя по тому, как запрыгали по пещере пятна света, караульный повыше поднял свой факел.
— Они что, так и сидят, словно каменные?
— Так и сидят, только баба немножко поплакала… а теперь тихая.
— Если что — звони в колокол, мы уж разом… Да не хлопай ушами, пень гнилой, а то враз на нижние ярусы угодишь!
— Да ты что, храни Безликие!.. Понял, я понял…
Караул, стуча сапогами, пошел дальше (выходит, пещера была сквозная, коридор тянулся и по ту сторону). Старикашка проводил ушедших взглядом, извлек из ветоши заветную коробку и загремел костяшками.
Внезапно Орешку пришла в голову дерзкая до нахальства идея. А что, может сработать! Жаль, нельзя пошептаться с друзьями! Остается надеяться, что они сами обо всем догадаются…
Орешек, невидимый в темном коридоре, по-кошачьи бесшумно спрыгнул с желоба на пол и негромко, но весело воскликнул из мрака:
— Эй, Дед-Мухомор, каково караулится?
Лежащие на желобе сообщники Орешка пережили несколько весьма неприятных мгновений, решив, что Сокол сошел с ума.
Встревоженный старик вскинул руку к веревке колокола, но трезвон поднимать не стал: уж очень приветливо звучал незнакомый голос.
Орешек спокойно вышел на свет. За свою внешность он мог не опасаться: странствие по лесу и ползание по желобу отнюдь не добавили щегольства его одежде, а именно это ему сейчас и требовалось.
— Кто таков будешь? — подозрительно спросил сторож.
— Королевский виночерпий, — ответил Орешек, без приглашения усаживаясь рядом со стариком на ветошь. — А скажи-ка ты мне…
— Из надсмотрщиков, что ли? — перебил его сторож неприязненно.
— Угадал, дедушка.
— То-то я гляжу — рожа наглая… С какого яруса?
— Со второго, — наугад ответил Орешек. — Я что спросить-то хочу…
— Со второго? А как сюда пришел? Заперто везде… — Рука сторожа вновь взялась за веревку.
— Ой, дедуля, не шуми, я ж к тебе со всей душой… а заперто — так то для дураков заперто! — фыркнул Орешек.
— И за каким болотным демоном ты сюда приперся?
— Так я ж и говорю, а ты не слушаешь… Тут мне подземный ветерок в уши надул, что у тебя имеется коробка для «радуги»…
Дед убрал руку с веревки и возмущенно затряс тощей бороденкой:
— Какой такой ветерок? Плюнь этому ветерку в морду! Я порядки помню: под землей — ни выпивки, ни денег, ни этой гремучей заразы! Так что, парень, вали к тем, кто тебя послал, и…
— Порядки, дед, — назидательно сообщил Орешек, — для дурней заведены. А умный эти порядки завсегда подправит. Другой раз в гости наведаюсь — прихвачу баклажку. Наррабанского не обещаю, но «водичку из-под кочки» мне сверху передали чистую да крепкую. По башке бьет, как кузнечным молотом. А что до денег, так я… Э, пустой это треп! Раз в «Радугу» не играешь… — Орешек замолчал и встал.
— Э-э, парень!.. — в смятении воскликнул дед, переводя взгляд с собеседника на колокол. — Ты… это самое… ты куда?
— На бал во дворец! — отрезал Орешек, поворачиваясь к старику спиной. — А я-то тебя за умного считал…
— Покажи деньги, — негромко сказал старик вслед странному ночному гостю.
Орешек остановился, жестом фокусника извлек откуда-то кошелек, подкинул на ладони:
— Так играем или нет, старый ты гриб?
Не сводя взгляда с кошелька, дед вытащил из-под тряпок коробку.
— Другое дело! — просиял Орешек. — А насчет денег ты зря сомневался. Думаешь, нас с дружком со второго яруса просто так выпустили? Задаром?
— С дружком? — переспросил вконец сбитый с толку старик. — С каким еще дружком?
— А с таким, у которого тоже деньжата водятся. Мы сразу-то вдвоем не сунулись, боялись тебя, почтенный, испугать… Эй, Тощий, давай сюда! Старик — свой человек!
— Не ори! — спохватился «свой человек». — Караул наведешь… Небось недавно тут?
— Мы оба тут недавно, — сказал, возникая из темноты, умница Челивис. — Голос его стал грубее, надменные манеры Сына Рода исчезли напрочь. — Ух, прямо руки чешутся, как хочется костяшки побросать… Слышь, дед, а караул часто ходит?
— Частенько… Да вы, парни, не тревожьтесь, их издали слыхать. Спрячетесь в темном углу, ветошкой накроетесь — вроде груда тряпья лежит…
— Золотой ты дед! — совершенно искренне сказал Орешек. Краем глаза он глянул на большую, с массивными прутьями клетку, в которой прильнули друг к другу две несчастные, потерянные фигуры, едва различимые в полумраке. — У тебя деньги-то есть? А то и в долг поверим, коробка ведь твоя…
— Еще чего! — оскорбился старик. Он встал, ушел за клетку, долго постукивал там какими-то черепками. Наконец вернулся и гордо предъявил три медяка.
— А у нас и серебра малость найдется, — сообщил Челивис, который успел за время отсутствия сторожа перетряхнуть свой кошелек и припрятать большую часть денег.
Услышав про серебро, старик на глазах помолодел: спина распрямилась, плечи расправились, глаза засверкали.
— Садись, не тяни, — махнул рукой Челивис и устроился под факелами так, что сторожу пришлось сесть спиной к клетке с пленниками.
Принимая из рук деда коробку, Орешек сделал сообщнику знак, у аршмирских шулеров означающий «играем на проигрыш, не жалеем денег». Челивис ответил надменным взглядом: мол, соображаю, не учи… Но тут же в этом взгляде мелькнуло изумление. До игрока дошло, что его партнер — Сын Клана! — слишком много знает.
Старик не заметил этой безмолвной беседы. Он вообще перестал замечать что бы то ни было, кроме гремящей коробки и падающих на пол костяшек. Лиса-удача, вертя хвостом, бегала по кругу, но чаще других выигрывал старик. От азарта у него тряслись руки. В эти мгновения у него за спиной мог бы проползти дракон или протанцевать свадебная процессия — сторож не обернулся бы. И уж разумеется, он не заметил, как с желоба на клетку тихо спустилась темная фигура, растянулась ничком…
Пленники, люди бывалые и сообразительные, ни вскриком, ни резким движением не выдали своего потрясения. Лишь с надеждой поглядывали наверх — туда, где неведомый спаситель, вцепившись в толстые металлические прутья, стал с усилием их раздвигать.
Работа шла медленно, успел подойти караул. Отзвуки шагов издали долетели в пещеру. Тихоня заблаговременно перебрался назад, на желоб. Орешек и Челивис растянулись вдоль стены. Дед-Мухомор забросал их вонючим тряпьем. Четверка стражников остановилась побалагурить со сторожем. Орешек лежал, слушал и тихо радовался, что затеял игру в «радугу». Сначала-то он собирался попросту отвлечь деда разговором и стукнуть его по башке. Хороши бы они сейчас были без такого союзника!
Впрочем, по башке сторож все-таки получил. Позже. После того как Тихоня раздвинул прутья. Старик этого не услышал: Челивис и Орешек наперебой тараторили разную веселую ерунду. Тем временем акробат подсадил жену наверх, та ловко протиснулась меж прутьев. Тихоня прошептал женщине несколько слов, она кивнула, влезла на желоб и проворно поползла в темноту. Когда циркачка исчезла из глаз, Тихоня протянул руку ее мужу. Акробат в два счета вскарабкался на крышу, выслушал шепотом своего спасителя и молча заскользил по желобу. Почти сразу за ним двинулся и Тихоня.
Именно в этот момент Орешек подхватил переброшенную партнером коробку и аккуратно стукнул сторожа по голове за ухом. Тот ткнулся носом вперед и потерял сознание.
— Живой? — без особого интереса спросил Челивис, вставая на ноги и прикидывая, как по прутьям клетки вскарабкаться на желоб.
— Живой. Вот я его сейчас свяжу… тряпку разорву и свяжу…
— Зачем?
— Ну… когда найдут, все-таки меньше ему влетит. Коробку спрячу, выигрыш ему за голенище ссыплю…
— Еще чего — выигрыш! Ведь жульничал, ветошка старая! Да как неловко жульничал, прямо в глаза бросалось!
— Ну и что? А мы разве честно играли?
— Да его все равно на эти… нижние ярусы отправят!
— С серебром-то? Не думаю. Откупится!
Челивис фыркнул — мол, как господину угодно! — и полез наверх. Орешек задержался, чтобы связать сторожа и убрать коробку.
Получилось так, что он покинул подземелье последним. И как раз на его долю выпал ужасный сюрприз: лаз обрушился, осыпался прямо перед его лицом!
Не без труда выбравшись обратно на желоб, Орешек усилием воли задавил в сердце отчаяние и страх, заставил себя думать.
Раскапывать лаз? Но землю и камни прядется высыпать вниз, в коридор. И как только мимо пройдет караул…
Ладно, все ясно. Что еще можно сделать?
Этот ход наверняка не единственный: подземелье большое, в нем работает много народу… надо же его проветривать…
Ну так надо двигаться поживее, пока охрана не обнаружила связанного деда!
Орешек пополз по желобу, волоча за собой плащ, и вскоре действительно обнаружил круглый, довольно широкий лаз. Он поспешно юркнул внутрь, гоня от себя мысли о решетке, которая может встретиться на пути.
Решетка не встретилась. Все оказалось гораздо хуже. Ход вывел не на склон горы, а в соседний коридор. Там тоже был желоб, и Орешек вжался, втиснулся в него: внизу раздавались размеренные глухие шаги. Прямо под ним взад-вперед ходил охранник.
В стене напротив Орешек увидел длинный ряд ниш, забранных решетками. Можно было не гадать, что это такое: воздух в коридоре был тяжелым от дыхания множества глоток, густым от зловония немытых тел: он был наполнен храпом, негромкими сонными стонами, чьим-то отрывистым бредом.
Молодец. Приполз. Прямо туда, куда надо… О Безликие, за что же так?..
Гора всей тяжестью навалилась на несчастного парня, стиснула, сжала со всех сторон. Нет ничего страшнее детских страхов, когда они внезапно встают перед взрослым человеком — как услышанные Орешком давным-давно жуткие рассказы о подземных поселках рабов.
И в этот миг Орешек почувствовал, второй раз за эту ужасную ночь, как дернулось у него под локтем опушенное мехом сукно.
Приподняв руку и освободив прижатый телом плащ, Орешек с тоскливым недоумением глядел, как Заплатка по-змеиному тянется вверх по стене. Но тут же в карих глазах парня вспыхнули понимание и надежда: над головой темнело отверстие, не замеченное в панике. Именно там исчезал сейчас край коричневой ткани.
Орешек не рассуждал, он просто приподнялся на руках, встал на колени, тихо скользнул в черное отверстие с каменными стенами.
Сначала ему показалось, что он не сможет одолеть эту почти вертикальную трубу, но потом лаз стал наклонным. Вскоре парень понял, что ползет навстречу струе свежего воздуха — сырого, холодного, невероятно вкусного. Как мог Орешек до сих пор дышать густой вонью, царящей там, внизу? Не воздух, а прокисший студень!
Луна плеснула в лицо потоком яркого серебра. Орешек с наслаждением поднялся во весь рост, огляделся. Он стоял на дне то ли пересохшего колодца, то ли неглубокой заброшенной шахты. Под ногами похлюпывала черная грязь.
Конечно, он выберется наверх. Обязательно выберется. Но сначала — глубокий вдох, спокойный выдох, снова вдох…
Перестали трястись руки, не дрожат ноги, сердце бьется ровнее, пятна перед глазами не плавают.
Теперь можно и наверх. Только выудить из грязи Заплатку — ишь, лежит, словно обыкновенная тряпка! Встряхнуть, накинуть на плечи, застегнуть… Конечно, в плаще карабкаться из колодца несподручно, но вдруг Заплатка обидится, если бросить его на дне хоть ненадолго? Вдруг отправится искать более заботливого хозяина? Кто знает, что у них на уме, у этих плащей…
Вей-о! Да чтоб в этот колодец Многоликую со всеми ее демонами!.. Да чтоб ему наизнанку вывернуться! Чтоб его землетрясение по камешку… До чего стены скользкие, а? Наверху есть за что зацепиться, так не дотянешься…
Орешек поймал себя на том, что по привычке бранит проклятый колодец вслух, и поспешил прикусить язык.
Но было поздно. Наверху его услышали.
В пронзительном лунном сиянии над краем колодца возникло лицо. Ошеломленный Орешек разглядел и узнал его. Но ведь это же…
Орешек не успел окликнуть стоявшего наверху человека: тот шагнул в сторону и исчез. Тут же появился вновь — и воздух застыл в горле Орешка от изумления и ужаса: в вытянутых руках человек держал чудовищных размеров глыбу. Какая же нужна силища, чтобы такое поднять?!
Миг — и гигантский обломок скалы полетел на голову Орешку.
Парня в который раз спасла школа мастера Аунка. Извернувшись гибким движением, Орешек упал между стенкой колодца и врезавшейся в дно глыбой. И замер, застыл. Наверное, сверху он выглядел раздавленной куклой.
Наверху было тихо. Интересно, этот гад ушел или все ешь любуется делом своих рук?.. Ладно, не до старости же с этой каменюкой обниматься…
Бросив взгляд наверх, Орешек встал. Для этого ему пришлось приподнять край глыбы, зажавшей полу плаща, и парень еще раз изумился нечеловеческой силе убийцы.
Вей-о! Да ведь этот мерзавец ему отличную услугу оказал. Глыба могла стать смертью — а стала ступенькой к жизни.
Дотянуться с нее до выбоины в стене… подтянуться… вот и край колодца!
Взгляд скользнул вокруг — и наткнулся на невысокую фигурку в одежде, посеребренной лунным светом. О Безликие, неужели горная фея?
Но чудесная сказка закончилась, не начавшись. Женщина тоже заметила его, замахала руками, позвала негромко, но взволнованно:
— Сюда! Скорее все сюда! Это ведь он, да? Он?!
Из белесого моря, в которое луна превратила кустарник, вынырнули Рифмоплет, Челивис, Тихоня и незнакомый мужчина в цветастом наряде циркача. Они обступили Орешка, наперебой вполголоса загалдели, а темноволосая женщина, вблизи совсем не похожая на фею, все пыталась поцеловать ему руку.
— Я знал, знал! — выбился из общего гама голос Рифмоплета. — Такие не погибают! Я первый сказал — Сокол в другом месте выберется… надо склон осмотреть…
— Ну уж нет! — возмутился Челивис. — Это я первый сказал — склон осмотреть! Кстати, я прихватил меч господина.
— Вот уж спасибо так спасибо! — от души сказал Ралидж, принимая из рук Челивиса Саймингу. — Кстати, вы не видели здесь… ну… кого-нибудь чужого?
Все переглянулись и дружно замотали головами.
— И все-таки здесь кто-то был… — задумчиво сказал Ралидж — и сам удивился своим словам. Почему — «кто-то»? Он же узнал этого человека!
Нет, он наверняка ошибся. Не мог же, в самом деле, это быть купец Аншасти!..
