Книга: Тьма над Гильдией
Назад: 3
Дальше: 5

4

В Подгорном Мире нет ничего постоянного, незыблемого. Никогда не знаешь, какая именно складка подползла к разрыву в Грани Миров. Одни и те же Ворота могут вывести и в пустыню, и на морской берег, и на равнину, поросшую тяжелыми фиолетовыми метелками, похожими на ковыль и на развалины древнего города…
И неизвестно, кто поджидает на той стороне, щелкая клыками и исходя голодной слюной. Надо бы держать оружие наготове, но приходится стискивать руки товарищей: сквозь серый туман Ворот проходят единой цепочкой, не то разбросает всех по складке — не разыщешь потом напарников.
Подарком судьбы оказывается то, что за Гранью — не пламя вулкана и не бушующий океан, а мрачное на вид, но вполне безобидное ущелье, усеянное большими валунами: вероятно, когда-то здесь было русло горной реки…
Живая цепочка распалась. Выхватив мечи, пришельцы настороженно огляделись: они не очень-то верили в подарки судьбы.
Наконец раздался голос Нитхи:
— У нас в Наррабане говорят: на первом шагу не споткнулся — и за то спасибо дороге!
И девочка потерла предплечье, за которое только что держалась лапа Циркача.
— Не торчим здесь! — подражая голосу учителя, скомандовал Дайру. — Долго у Ворот торчать нельзя — очень, очень может выбросить обратно!
Шенги ухмыльнулся, но промолчал.
Вся компания двинулась по ущелью. Ящер плелся последним, потому что время от времени останавливался и глядел в невероятно низкое серое небо. Небо своей родины.
Вскоре стены ущелья стали более пологими. Здесь их покрывали мелкие стелющиеся растения в крошечных шипах.
— Привал! — Шенги опустился на валун. — На землю не садитесь — потом штаны от колючек не отчистите.
Он снял с пояса флягу и пустил по кругу. Каждый выпил по несколько глотков. Вода пригасила горечь, полыхавшую в горле. Уж очень противная штука — Снадобье. Но никому и в голову не пришло жаловаться на неприятный вкус. Будь благословенна память того, кто придумал Снадобье! Состав его — величайшая тайна Гильдии. Ученики узнают ее лишь после того, как пройдут испытание и наденут заветные браслеты — знак Гильдии. Тогда на разум новых Охотников будут наложены чары — и они не смогут никому рассказать, как приготовить драгоценный состав, позволяющий остаться человеком за Гранью.
Коварен Подгорный Мир, но страшнее всего в нем не чудовища, не тайны, о которых никто не может поведать людям, потому что никто не остался в живых, столкнувшись с ними. Опаснее всего тонкий яд, разлитый в воздухе. Он дает наслаждение, которого не заменят никакие радости Мира Людей. Но постепенно он захватывает человека, делает его рабом, закрывает обратный путь за Грань. Человек понемногу изменяется душой, а иногда и телом. Одни проходят этот путь за несколько лет, другие — за несколько дней…
От этой участи и хранит Снадобье — главное сокровище Гильдии…
— Ну, — сказал Шенги, вешая флягу на пояс, — вы у меня очень, очень взрослые и умные. Командуйте! Куда идем?
— Сначала — на болото, — повел плечом Нургидан. — Потом — в Аргосмир.
— Это понятно. А куда направляемся? Направо? Налево? На склон полезем?
Важность слетела с Нургидана. Он бросил беспомощный взгляд на Нитху. Та сидела тихая, молчаливая, с загадочной улыбкой вслушиваясь даже не в окружающее, а в себя.
Проводник. Умница. Талант.
Иные подолгу ходят за Грань, прежде чем научатся слышать движение складок, всем телом отзываться на их беззвучное колыхание. И каждый воспринимает это движение по-разному. Для одних это шелест, для других — скрип, для третьего — тихий звон…
Нитха с первого похода в Подгорный Мир услышала шум, подобный рокоту прибоя. И с тех пор чутьем ориентируется в путанице складок, угадывая их скорость, величину, направление потока. Часто может даже сказать, что ожидает за незримой стеной складки.
Вот и сейчас — плавным движением указала вдоль ущелья, сказала задумчиво:
— Придется по пути побывать в степи. Складка узкая, пойдем поперек…
— Как это ты ухитряешься… — с завистью начал Дайру, но его остановила внезапная перемена в лице Нитхи.
— Здесь кто-то есть! — В протяжном голосе девочки слышались гортанные наррабанские нотки. — Кто-то недобрый! Враг!
— Ясное дело, есть, — лениво отозвался Нургидан. — Только сейчас учуяла?
— Не задавайся, — напряженно одернул его Дайру. — Кого унюхал?
— Во-он, вверху, щель темная — видите? Это вход в пещеру, а там — спрутомыши. Уж их-то вонь я ни с чем не спутаю. Сейчас эта банда спит, а то б запах кислее был.
Нитха метнула взгляд вверх и успокоилась. Известная опасность — это пол-опасности.
— Вот и пусть спят, — тихо сказал Дайру. — Устали зверушки, не будем их будить.
Возражений не было. Все поднялись и без лишней спешки двинулись по ущелью — в ту сторону, куда указала Нитха.
Когда они скрылись за поворотом, один из дальних валунов зашевелился и словно вырос… нет, это разогнулась скрюченная фигура, укутанная в серый плащ. Приподнялась, настороженно завертела большой головой…
Немного выждав, странное существо направилось в сторону, противоположную той, куда ушел маленький отряд. Существо бежало, склонившись к самой земле, почти задевая длинными руками замшелые сырые камни.
* * *
— Так и сказали — на болота, а потом в Аргосмир? — Голос тревожно дрогнул. Загорелая рука с серебряным браслетом Гильдии отвела полог из грязных шкур, закрывающий вход в пещеру. Подгорный Охотник вгляделся в белесый туман над ручьем. — Ты уверен, что твой Урр ничего не перепутал?
— Нет, — донесся из-за его спины ровный, невыразительный голос. — Урр не ошибается.
Подгорный Охотник не стал оборачиваться. Не хотелось лишний раз видеть, как в полумраке белеет лицо — красивое, словно вырезанное из мрамора, и такое же неподвижное. Неестественный покой этих правильных черт был почти пугающим.
Охотник подавил раздражение.
— Ну, он же рычит, как собака.
— Это не твое дело, гильдейский. Я понимаю каждое слово, сказанное Урром, а ты и не пытайся вникнуть в то, что тебе не дано.
Голос оставался монотонным, но Охотник уловил в нем горькую насмешку — и в ярости чуть не сорвал полог из шкур.
Проклятые пролазы! Почему Охотнику, взращенному и обученному в Гильдии, приходится якшаться с такой мразью? Они ведь не люди уже!
Вдруг возникло странное желание: спросить этих… этих… что погнало их в Подгорный Мир? В самый первый раз, пока в душу еще не вползла вкрадчивая отрава… Жадность? Тщеславие? Или Мир Людей был к ним так суров, что они рады были его покинуть? Ведь наверняка знали, что придется расплачиваться…
Впрочем, ему-то что за дело до парочки пролаз!
Внизу, в тумане, поднялась возня. Охотник встрепенулся, но сразу понял, что это змеепсы затеяли возню. Делят добычу? Играют? Или — Охотник усмехнулся — выкусывают друг у друга блох, как обычные собачонки?
Тьфу! Эти пролазы — сами Твари и с Тварями якшаются! Но они нужны ему, эти жалкие уроды. Нужны сегодня, сейчас — а потом пусть идут ко всем демонам!
Согнав с лица выражение брезгливости, Охотник обернулся к хозяевам пещеры:
— Твой Урр принес важные вести — если, конечно, это правда. Ты сам-то ему веришь, Майчели?
И опустился в низкое, с широкой спинкой кресло.
Да-да, в этой пещере, темной и сырой, стояли два кресла, узкий стол и кровать! Причем все это явно не самодельное! На обшарпанной мебели кое-где уцелел лак, над гнутыми ножками потрудился в свое время мастер-столяр. Правда, обивка давно протерлась, из-под нее лез конский волос, а по столешнице бежала трещина, но все же…
Охотник в который раз подивился: как эта «роскошь» очутилась в Подгорном Мире? Как ее сюда доставили… а главное — зачем? Тоска по нормальной человеческой жизни? Или таким нелепым способом пролазы доказывают себе, что они все еще люди, а не зверье в пещерном логове?..
Собеседник Охотника шевельнулся в кресле, поправляя тяжелое бархатное покрывало, которым был закутан от промозглой сырости.
— Урр никогда не лжет, — сказал он. — Просто не умеет выдумывать. Это слишком сложно для него.
Темная груда у его ног завозилась, придвинулась ближе. Всклокоченная голова приподнялась, ткнулась в опущенную с подлокотника руку Майчели — так собака напоминает хозяину о себе и просит ласки.
— И как же это получилось, что твой дружок как раз сидел в засаде у Ворот? — недоверчиво скривил губы Охотник.
— Не просто у Ворот, — уточнил Майчели. — Там, куда эти ворота вывели гостей… Подгорный Мир отнял у моего напарника речь, но взамен дал некоторые свойства, о которых обычный человек и мечтать не может.
— Это он, выходит, заранее… чует?!
Хозяин пещеры не ответил, рассеянно водя кончиками пальцев по растрепанным жестким волосам существа, сидящего на полу у кресла.
Охотник заставил себя вернуться к беседе.
— Ладно, не мое это дело. Важно другое: Шенги не зря здесь объявился! «На болото, а потом в Аргосмир…» Разумеется, пронюхал про наши… дела. Если доберется до Аргосмира — будет беда.
— Твоя беда, гильдейский, — уточнил Майчели. — Не моя.
— Но я думал, что вы с Урром не захотите упустить столько… мяса! — Охотник с трудом вытолкнул это слово из горла.
Урр встрепенулся, приподнялся — по-звериному, на четвереньки. Из горла вырвалось раскатистое рычание.
Охотник с трудом сдержался, не выдал отвращения. Только отвел взгляд от лица… нет, от звериной морды с выпяченной челюстью и низким скошенным лбом, из-под которого блестели выпуклые глаза. Сходство со зверем завершали жесткие волосы, почти скрывающие эту мерзкую рожу.
Майчели чуть повернул неподвижное бледное лицо, выслушал нечленораздельные звуки, которые издавал его жутковатый напарник, и ответил все так же ровно:
— Нет, Урр, ты никуда не пойдешь. Я тебе запрещаю. Мяса у нас хватает, а Шенги — слишком опасный противник.
Рычание стало таким выразительным, что охотник без перевода понял негодование Урра.
Майчели ничего не ответил на протест напарника. Только глубже запустил пальцы в его жесткую гриву, нащупал ухо и резко крутанул.
Раздался визг. Урр вскочил было на ноги, но сразу смирился и вновь растянулся на полу, отвернувшись от Майчели и Охотника.
— Мы с Урром не намерены рисковать даром, — спокойно сказал пролаза. — С голоду не умираем, найдем добычу попроще.
Охотник тут же откликнулся на слово «даром».
— Так бы сразу и сказал! За мной не пропадет! Что вам надо: одежду, сапоги, стрелы для арбалетов? — Он насмешливо оглядел нелепое убранство пещеры и добавил: — Может, зеркало во всю стену или жаровню с благовониями?
— Женщину, — без запинки ответил Майчели. — Женщину для Урра.
— Что-о?
— Я выразился вполне ясно. Урр давно без женщины, из-за этого он нервничает и злится. Купишь сильную, нестарую рабыню и приведешь сюда.
Урр, забыв обиду, довольно взвизгнул.
— Все равно ведь сожрете… — вырвалось у Охотника.
— Не сразу, — последовал хладнокровный ответ.
Охотник нахмурился. Конечно, жизнь рабыни — грошовая плата, когда на кону стоят интересы великих государств и его собственная судьба. И все же что-то в душе противилось такому решению. Вероятно, виной тут была не жалость к женщине, а ненависть к пролазам.
— Зачем такие сложности? Сам же сказал, что в компании Шенги есть девушка! Неужели такая страшная, что твой Урр на нее не позарится? — Едва договорив, Охотник почувствовал такое презрение к себе — даже во рту горько стало!
Полузверь возбудился настолько, что вскочил на ноги и принялся подпрыгивать, радостно ухая. Но его напарник покачал головой:
— Нет. Она — ученица самого Шенги. А значит, очень опасна. Убьем ее сразу, как и остальных. Урр, прекрати кричать. Вот этот господин из Гильдии приведет тебе женщину.
И с вызовом посмотрел прямо в лицо «господину из Гильдии».
Но тот уже овладел собой и оставил наглость пролазы без внимания.
— Договорились… Но как вы их разыщете? Шенги со своими сопляками успел уже далеко уйти! Может, даже в соседнюю складку успел нырнуть. Пустишь по следу змеепсов?
— Сначала надо выйти на этот след. Этим займется Урр, а он отыскивает добычу не нюхом. У них свои секреты, но ты считай, что Гильдия уже скорбит по Совиной Лапе.
* * *
— Что плетешься, как больной ишак? — Нитха замедлила шаг, чтобы Дайру смог ее догнать. — Ой, да ты хромаешь! Сказать нашим, чтоб остановились?
— Сапоги… новые… — Дайру страдальчески скривился. — Правый еще ничего, а левый так ногу натер — до крови, наверное!
— Ой, нэни саи! И так в дальнюю дорогу?.. Ой, какой же ты дурак! Такой умный — и такой дурак, да?
— Тише, кобра, учитель услышит!
— Еще как услышит! Почему в городе ему не сказал, что сапог ногу натер?
Дайру смутился так, что даже перестал морщиться от боли.
— Да я не хотел говорить! Пока к сапожнику, пока то да се… могли день потерять…
— Ну и что? Подумаешь, день… — Девочка умолкла, остро взглянула в лицо приятелю. — Даайру! А ну, признавайся! Тебе надо было уйти из города?
Паренек не ответил, но рот его невольно разъехался в дерзкой, нахальной улыбке.
— Ты что-то натворил? С Витудагом, да? — предвкушающе взвизгнула Нитха. — Сознавайся, негодяй!
Дайру не выдержал. Окинул довольным взглядом вечернюю равнину, колыхавшую высокие волны тугой зелено-коричневой травы.
— Ну, — начал он со скромностью художника, который беседует с почитателями своего таланта, — у меня было предчувствие. У моих хозяев могла случиться неприятность. Задержись мы, меня потребовали бы к Бавидагу, начали бы расспрашивать… Как что, так сразу я виноват…
Девушка пропустила мимо ушей последнюю фразу, явно лживую и лицемерную.
— Неприятность? Какая неприятность? — Она чуть не приплясывала. — Говори скорее, а то стукну!
— Ну, откуда мне знать… — Дайру бросил взгляд на девочку и понял: сейчас и впрямь стукнет. — Но мне почему-то кажется, что у них сбесилась выгребная яма и залила весь двор дерьмом.
От наплыва чувств Нитха задохнулась. Но и без слов, по отчаянной жестикуляции ясно было, что она требует подробностей! Немедленно! Сейчас!
Тянуть было опасно.
— Это не моя идея. Помнишь, мы гостили в Найлигриме? Там один парнишка увлекается алхимией, он мне и подсказал… не совсем алхимия, но… Дескать, если в жаркий день бросить в отхожее место немного опары, на какой у булочников тесто подходит, то хозяева получат массу незабываемых ощущений…
Он не успел договорить, а Нитха не успела всколыхнуть окрестности счастливым воплем. Шедший впереди учитель остановился. Нургидан огляделся и досадливо присвистнул. Ящер Циркач, до сих пор бежавший на четырех лапах и почти не заметный в высокой траве, встал столбиком и заозирался.
— Что, паучья стая? — небрежно поинтересовался Дайру, догоняя друзей.
— Она самая, — ответил Нургидан. Меч уже был у него в руке. — Уж такое наше везение… Ладно, подеремся — крепче спать будем!
— Я и без драк неплохо сплю! — капризно возразила Нитха, тоже достав меч из ножен.
— Стая? — Ящерок тревожно завертелся во все стороны. — Какая стая? Где?
— Еще далеко, — объяснил Шенги. — Видишь, вон там птицы кружатся? Это они летят над стаей. Рассчитывают на объедки.
— Волчьи пауки, — снизошел до объяснения Нургидан. — На редкость никудышные твари: ни шерсти с них, ни кожи хорошей, ни чучело набить… Хоть бы догадались шкурку попушистее отрастить или рога красивые… а то возись с ними за бесплатно!
— Очень некрасиво с их стороны! — кивнула Нитха. — Только о себе и заботятся!
При виде спокойствия двуногих приятелей Циркач приободрился, спросил с интересом:
— А есть их можно?
— Я не пробовал. И тебе не советую, — серьезно сказал Шенги. Охотник переложил меч в левую руку, грозно клацнул когтями правой.
Ящерок покосился на Дайру. Когда-то подружка-наездница растолковала чешуйчатому Братику, кто такие рабы и почему им нельзя носить оружие. Неужели этот тощий человечий детеныш будет драться голыми руками?..
Нет! Одним движением сорвал кожаный ремень. Оказывается, его холщовые штаны поддерживает матерчатый пояс, а ремень — для вида… Ого! А вот и не для вида! Вон с каким свистом эта штуковина рассекает воздух! Пряжка тяжелая, под такой удар попасть неохота!
Заметив внимание Циркача, Дайру весело подмигнул ему:
— А вон и гостей дорогих видно! Ничего стайка, морд двадцать…
Они и впрямь были недалеко, эти бурые твари размером с крупных псов. Бесформенный мешок брюха болтался меж крепкими, жесткими ногами. Над брюхом возвышалась головогрудь, покрытая хитиновым панцирем. Прежде всего в глаза бросались могучие жвала, не уступающие клыкам Циркача.
Все это ящерок разглядел мгновенно, а затем молча, как кот на мышь, прыгнул на ближайшего паука. Он не собирался трусить и отлеживаться в траве.
Паук, в которого ударил живой чешуйчатый таран, споткнулся, упал на подогнувшиеся передние ноги. Ящер оказался у него на спине, ударил клыками по неподатливому хитину.
Циркачом овладело неистовство, злая радость хищника на охоте — радость, которой молодой ящер был так долго лишен! Противник пах не так, как пахла болотная дичь его детства, но все же это была добыча, она жила, дергалась, сопротивлялась!
Увлеченный схваткой, Циркач не видел, как в самой гуще стаи восторженно орудовал мечом Нургидан. Юноша тоже горел азартом хищника, дорвавшегося до драки. От четырех пауков, наседавших на него со всех сторон, летели клочья серой плоти и куски хитина.
Дайру действовал спокойнее, расчетливее. Возникнет рядом с пауком — сбоку, чтоб не попасть на страшные жвала. Точным, хлестким ударом разнесет головогрудь. И пока ослепленный, но живучий и злобный паук попытается до него дотянуться, переломает ему все шесть лап, не забывая при этом поглядывать по сторонам — не спешат ли на помощь недобитому врагу его собратья?
А вот Нитхе не повезло: громадный, покрытый сизыми шрамами паучище метко пустил в ее сторону длинную полосу слюны, густеющей на лету. Липкая лента захлестнула меч и руку. Девочка левой рукой попыталась сорвать «веревку» — опасная ошибка! Ладонь вляпалась в клейкую ленту. Пока Нитха пыталась освободиться, бурая туша надвинулась, нависла, сбила с ног. Жесткие лапы прижали девочку к земле…
Девчушка даже закричать не успела: сильная рука ухватилась за одно из жвал прямо перед ее лицом, длинные когти пробили бурый хитин. Шенги, резко разогнувшись, поднял тяжелую тварь и отшвырнул от своей ученицы.
Встав, Нитха с отвращением сорвала с рук паутину и огляделась. Учитель в помощи не нуждался: он добивал здоровенного паука, явно вожака. Нургидан развлекался, вспрыгнув на спину толстой паучихи и рубя направо и налево ее сородичей. Ящера Циркача забросали паутиной два шустрых самца, но там Нитхе делать нечего, там Дайру почти разобрался. Все-таки им повезло. Стая хоть большая, но почти одни самки, они паутиной не плюются…
Да, в стае действительно было мало самцов — а после этой заварушки остался один, совсем молодой, едва научившийся изрыгать паутину. Зато он был весьма смышлен. Увидев, что матерый вожак издох, да и прочие самцы пали в бою, молодой паучишка сообразил: ему же повезло! Он остался единственным в стае! Он теперь вожак!..
Не теряя ни мгновения, паук издал повелительный вопль, такой тонкий, что человеческие уши не уловили его. И тут же съежился: если жив хоть один самец, придется поплатиться за свою дерзость!
Но откликнулись лишь самки — с покорным шипением они покинули поле боя и ринулись наутек. Новый владыка стаи замыкал отступление, как и полагалось вожаку.
Люди, оставшиеся среди примятой травы и изуродованных паучьих трупов, перевели дыхание и огляделись.
Нургидан принялся освобождать ящера от паутины, возбужденно говоря:
— Мы разделали их, приятель! Мы их нашинковали! Размазали их, как мед по лепешке!
Циркач отвечал пронзительным стрекотом. Эти двое вполне понимали друг друга.
В стороне учитель повернул к себе за плечо Нитху и, убедившись, что на ней нет ран, принялся сердито ей выговаривать:
— Ты что, не видела, что у него жвала черные? И глаза очень, очень высоко сидят! Самец же! Надо было от плевков уворачиваться, телушка ты наррабанская!
Тем временем Дайру закусил губу и сосредоточенно, отрешившись от всего вокруг, шагнул в сторону. Длинное худощавое лицо, только что раскрасневшееся от боевого задора, вдруг побледнело. Парнишка выждал несколько мгновений, осторожно сделал еще шаг…
Он выдержал бы любую битву, если бы знал, что повторится небывалое чудо, которое подарила ему судьба в начале этого лета.
Тогда тоже завершился бой — с чудовищем, похожим на зарывшегося в песок спрута. Случайный шаг — и мир необъяснимо и дивно изменился перед глазами Дайру.
Исчезли голые камни, исчезли бьющие в них прибоем волны песка. Вместо этого — деревья со светло-изумрудной листвой, щебет птиц, пение ручья. И огромные фиолетовые глаза на прелестном личике.
Журчащий голос: «Ты герой, правда?..»
Нежные, теплые губы на губах Дайру…
Очнувшись от воспоминаний, парнишка поднес пальцы к губам, словно пытаясь удержать пригрезившийся поцелуй.
Бавидаг со своим сыном — будь оба прокляты! — могут нацепить на Дайру хоть два ошейника сразу! Но сам-то он знает, чей он раб — с этого лета и до последнего костра!..
И тут Дайру заметил, что учитель, выпустив плечо Нитхи, смотрит на него через «поле боя» тревожным, понимающим взглядом.
* * *
— А они неплохо потрудились, эти гильдейские! — Майчели с неподвижным лицом оглядывал останки пауков среди почти распрямившейся травы. — Как ты думаешь, Урр?
Получеловек-полузверь взрычал в ответ.
Майчели огляделся. По траве расходились волны: это свора змеепсов, сопровождающая пролаз, набросилась на падаль. Один из псов терзал мертвого паука-вожака почти у ног Майчели. Хозяин без приязни глядел на глотающее большие куски существо: гибкое, очень длинное тело на четырех парах коротких ног, вытянутая зубастая пасть, подвижный хвост, вислые уши, подрагивающие от жадного наслаждения…
Урр, не обращая внимания на змеепса, приплясывал и ухал — звал напарника вперед. Сейчас, на ладонях просторной и светлой степи, пролаза казался еще отвратительнее, чем в полумраке пещеры. Лоснящаяся безрукавка на голом волосатом торсе и заношенные штаны казались не одеждой, а частью тела, шкурой. Нелепее всего был гордо напяленный на голову шлем с поднятым забралом. Такие шлемы носят Черные Щитоносцы — силуранская тяжелая пехота. И где только Урр раздобыл это скособоченное чудо?
— Не надо спешить, — попенял Майчели напарнику и, опираясь на длинный посох, обошел змеепса.
Что-то странное было в фигуре пролазы. Пока он стоял неподвижно, эта странность скрадывалась: просто долговязый, тощий человек в нелепом балахоне, выцветшем и заплатанном. Но при ходьбе… Тело гнулось, качалось, словно вместо скелета был сплетенный из лозы каркас. И над этим раскачивающимся, до отвращения неустойчивым телом парила на длинной шее красивая голова с волнистыми локонами. По контрасту с этими прядями цвета ночи еще белее казались неподвижные черты — лик мраморной статуи. Лишь губы едва заметно шевелились, когда Майчели говорил. Его речь, спокойно-изысканная, выдавала человека образованного:
— Сейчас мы не догоним гильдейских. Посмотри на нашу свору. Неужели ты сумеешь оторвать псов от трапезы? Мой бедный друг, я вижу: ты и сам не отказался бы от сытного ужина, если бы не эта девушка впереди!
Урр возбужденно завопил.
— Говорю же, она опасна! Впрочем, это не имеет значения. Гильдейские сейчас на границе складки, а день клонится к вечеру. Зачем лезть в болото, если можно заночевать в степи? Так что можешь ни в чем себе не отказывать. — Майчели жестом хлебосольного хозяина указал на «поле боя». — Пожалуй, и я перекушу. Еще успеем до рассвета проведать Шенги.
* * *
Вечер не опустился на степь медленно и мягко, а упал, словно дракон на добычу. Люди, смеясь, отбили его атаку дерзким пламенем костра.
Над огнем на острых прутиках жарились ломти окорока. Кость от этого окорока досталась ящеру, и тот умиротворенно ее обгладывал.
Но даже аппетитный аромат мяса не мог заглушить запахи степи — запахи темные, туманные, томящие и тревожащие. Эти запахи — и шорох нагретой за день упругой, сильной травы — прерывали беседу, заставляли людей бросать взгляды во мрак, предвещали что-то опасное, но остро дразнящее душу.
Степь пыталась приручить людей — а они не приручались! Манила — а они не шли на зов! После короткой заминки разговор струился по прежнему руслу, и люди забывали уколовшее их предвкушение неизведанного.
Вокруг костра с солидным гудением летали крупные тяжелые жуки. Вероятно, кусачие. Но людей не трогали: не привыкли к мягкой коже и горячей крови. Самые нахальные пытались атаковать ящера. Тот хватал жуков на лету, клацая по-собачьи зубами.
Среди веселых воспоминаний и дружеских поддразниваний Дайру время от времени украдкой поглядывал на учителя. Он чувствовал, что между ним и Шенги натянута незримая ниточка. Предстоял серьезный разговор — возможно, неприятный.
Так и случилось. Перед тем как улечься возле костра, Охотник распорядился:
— Когда маленькая луна догонит большую, караулить встанет Нургидан. А пока нас посторожит Дайру. Пошли, принесем хвороста.
Дайру, внешне спокойный, поднялся и пошел за учителем в низину, заросшую рыжей цеплялкой. (Ветки мелкие, колючие, спутались хуже войлока — но горят отлично.)
Когда они вдвоем наломали ворох сухих ветвей, учитель сказал негромко:
— Сам понимаешь, придется рассказать Лаурушу про твою встречу с Вианни.
Сердце Дайру забилось жестко и упрямо. Да, он все понимал — и все же спросил дерзко, вызывающе:
— Это еще зачем?
Очень редко осмеливался он так разговаривать с учителем.
— Девочка сказала, что ее отец — «самый главный в Подгорном Мире», — мягко ответил Шенги. — Если это Хозяин… такое нельзя скрывать от Гильдии!
То, чего боялся Дайру, наконец было названо вслух.
Голос отказал мальчику. Глядя учителю в лицо, он коротко, враждебно кивнул.
* * *
Сон наваливался, застил глаза пеленой — так и хотелось их протереть! Прежде чем уронить голову на дорожный мешок, Шенги поворошил хворост в костре. Искры золотым роем ринулись ввысь, свет плеснулся на лица спящих.
Циркач свернулся клубком, спрятал голову в лапы. Выглядело это очень уютно, но Шенги немного знал повадки ящеров и понимал, что не всякая собака сравнится с Циркачом в чуткости. Вряд ли кто-нибудь сумеет подкрасться к спящему ящерку…
У Нургидана злое лицо, брови хмурятся, губы подрагивают. Наверное, ему снится недавний бой… ах, вояка! Вид такой, словно готов хоть сейчас вскочить — и снова в драку! Может, ему и придется… Подгорный Мир — не место для тихих прогулок.
Нитха спит безмятежно, словно мать поет ей колыбельную. Свет костра позолотил смуглую щеку, сомкнутые ресницы отбрасывают тонкую тень, черная коса упала на землю.
Шенги поспешно отвернулся: казалось недостойным разглядывать спящую девочку.
А ведь еще недавно все было таким простым и привычным! Нитха, малышка, ученица, сорванец! Если б не коса до пояса, так совсем бы мальчишка! Что же изменилось? И когда?
Ну, когда — это ясно. В начале этого лета, в крепости Найлигрим.
Тогда девочка вышла к трапезе в нарядном платье, ладно облегавшем гибкую фигурку, и с причудливой прической, над которой потрудились искусные рабыни. И Шенги вдруг понял: озорной ребенок превратился в красавицу.
Ну и что? Все девочки рано или поздно подрастают. А некоторые еще и хорошеют. Так почему же мучительно сладко теперь смотреть на ученицу? И почему в этой сладости есть что-то постыдное? Ведь Нитха снова прежняя! Носит мальчишескую одежду, хохочет во все горло, норовит подставить ножку Нургидану или Дайру. Но в каждом движении проказницы сверкает новая, родником пробившаяся красота, задорная юная женственность.
И какое дело до этого ему, Шенги? Храни Безликие, не влюбился ли старый дурень?
Бред! Вздор! Шенги был влюблен в мать Нитхи — давно, почти мальчишкой! А сейчас… А что — сейчас?..
Сон смешал мысли, одурманил, но не дал облегчения: и в сновидении длилась та же темная пытка…
* * *
Громадная ярко-желтая луна тяжело ползла по небосклону — такая низкая, что только руку протянуть… На востоке уже заметно поднялась вторая — маленькая, алая. Она спешила догнать товарку, катилась, бежала, как отставший жеребенок за ленивой кобылой. Вот-вот они встретятся — и тогда пора будить Нургидана.
Дайру, запрокинув голову, смотрел на луну. Он пытался унять смятение, но перед глазами, заслоняя пятно луны, нежно светилось тонкое юное личико с невероятными, огромными фиолетовыми глазами.
«Ты герой, да?.. А ты умеешь целоваться?»
Какая мягкая русая коса… какой журчащий голос…
Обо всем придется рассказывать чужому человеку. Во всех подробностях.
«Ни за что! Это только мое, мое!..» — кричало сердце. А рассудок беспощадно рубил: придется! Не открутишься! Если эта маленькая волшебница и впрямь дочь Хозяина…
Дайру вспомнил, как изящные ладошки девочки распростерлись над травой. Воздух сгустился, задрожал, зарябил горячим маревом. И вдруг на траве возник настоящий арбалет!
И про это придется рассказать. А ведь это был подарок для Дайру. Первый в жизни подарок! До сих пор никто, даже напарники… Шенги, правда, покупал для него одежду и башмаки, но ведь на то и учитель, чтоб заботиться об ученике…
А что говорила Вианни об отце?
«Он тут самый главный. И самый сильный. По-вашему, наверное, король…»
Ясно, это про Хозяина! Ох, Дайру, дурень в ошейнике, во что ты вляпался? С чьей дочкой посмел целоваться? Не страшно? А ты, герой, вспомни лестницу — сразу мороз по коже проберет!
Каким нелепым и в то же время пугающим было то, что показал им учитель два года назад! Голые, крутые стены ущелья — ни кустика, ни выступа. Выход засыпан давним обвалом. И дубовая лестница до самого дна. Узкая, крутая, с резными перилами. Очень смотрятся среди диких скал эти перила — кисти винограда и танцующие аисты.
Учитель рассказал: однажды в ущелье обвал накрыл троих Охотников. Когда это было? По меркам Мира Людей лет пятнадцать назад, а по здешним — кто ж знает? Не насмерть завалило парней — так, побило камнями. Выбрались они из-под осыпи и поняли, что из ущелья не выйти. Стены — не подступись, а груду камней, что закрыла путь, тронуть страшно: хлынет — засыплет всерьез.
Как только ни пробовали они вскарабкаться наверх — все без толку! Наконец смирились. Стали потихоньку подъедать припасы и ждать чуда. Припасов хватило в обрез на два дня, да денечка четыре впроголодь посидели. Надеялись: может, сдвинется складка и окажется на месте ущелья… ну, хотя бы озеро! Тогда хоть выплыть есть надежда…
Спасение пришло, откуда не ждали. Кто-то заметил узников сверху и окликнул.
В Подгорном Мире к встреченным незнакомцам относятся с опаской, на шею не бросаются и в объятиях не стискивают. Иной пролаза опаснее дракона. Но изголодавшиеся Охотники готовы были молиться на своего спасителя — и плевать, есть ли у него на запястье браслет Гильдии!
Впрочем, радость была недолгой. Незнакомец сообщил пленникам, что помочь им не может. Даже если бы у него была веревка, ее все равно не на чем закрепить. Ни одного дерева рядом, а края обрыва растрескались. Топни посильнее — осыплются. Вот если бы опустить вниз что-нибудь устойчивое — скажем, лестницу, сколоченную из шестов…
Из пропасти злобно поинтересовались: может, им подождать, пока здесь вырастет дуб с ветвями до небес?
Незнакомец долго молчал (внизу всерьез забеспокоились), а потом сообщил, что постарается спустить им лестницу. Но упаси их Безликие шагнуть на нее раньше, чем сосчитают до ста, иначе ступеньки исчезнут прямо под ногами!
То, что было дальше, каждый описывает по-разному. Один утверждает, что лестница змеей сползла со склона. Другой уверяет, что дубовые ступени выросли из камня. Третий клянется, что не было ничего — и вдруг возникла дворцовая красотища, вершиной чуть ли не в небеса. Сходятся в одном: холодом ударило, даже камни инеем покрылись…
Какое там «сосчитай до ста»! Охотники полдня не решались шагнуть на лестницу! Потом, правда, голод взял свое. К этому времени они уже не сомневались, с кем свел их Подгорный Мир.
Хозяин!
Темные, страшноватые слухи ходят про мага, обосновавшегося в Подгорном Мире. Кто таков, откуда — неизвестно. Но пределы его колдовской силы не прикинешь даже на глазок. К добру ли, к злу ли пользуется он своим умением? Всякое говорят…
Больше тридцати лет прошло с тех пор, как Глава Гильдии — не Лауруш, прежний — назначил награду за сведения о Хозяине. Многие охотники с тех пор получили награду. Но как отделить правду от… нет, не от вранья, никто не посмел бы лгать Главе Гильдии… от искреннего заблуждения!
Дайру стало тошно при мысли, что ему заплатят за рассказ о Вианни. И ведь придется взять деньги, чтобы не показать, как важна для него эта коротенькая встреча!
Чтобы отвязаться от тяжелых раздумий, Дайру попытался вернуться к сиюминутным заботам. Хворост кончается, надо бы принести еще. Но вставать и тащиться в низину не хочется. Нургидан сходит, не развалится. У него-то нога не болит!
Шипя от боли, Дайру снял левый сапог и при свете костра осмотрел ногу. Ничего себе ссадина! А впереди день пути! Кажется, Шенги прихватил флягу «водички из-под кочки». Надо промыть натертое до крови место, не то завтра придется прыгать на одной ножке!
Мальчишка скривил губы, представив себе, как жгучая жидкость льется на ссадину. Брр! Он тихо, чтобы никого не разбудить, подтянул ближе мешок учителя и, ослабив завязки, сунул руку внутрь. Что-то гладкое, прохладное — должно быть, фляжка и есть!
Но предмет, который Дайру вытащил из мешка, совсем не походил на флягу.
Колокольчик! Тот, бронзовый, без язычка!
Дайру не спешил класть занятную вещицу на место. Покачал колокольчик на ладони, любуясь глубоким коричневым тоном рукоятки. Провел пальцем по желтой прожилке — и вспомнил сказку о золотоволосой красавице колдунье, что в Лунных горах варила в гигантском котле темный мед на пагубу роду человеческому. Герой Оммукат сбросил злодейку в ее же варево, а потом перевернул котел. Ведьмин мед растекся по горам и превратился в камень. А желтые прожилки в нем — это пряди волос прекрасной чародейки.
Красивая рукоятка — и колокольчик не хуже! В свете костра бронзовая змейка кажется не дерзко-насмешливой, а коварной, недоброй. Вот-вот тяпнет!
Дайру показал змеиной головке язык и укоризненно постучал пальцем по бронзовой макушке. К его удивлению, головка слегка повернулась. Неужели сломал дорогую вещь?
Он поспешно обследовал колокольчик и с облегчением вздохнул: цел! Просто головку, оказывается, можно повернуть вокруг оси. Ну-ка, а если ее совсем выкрутить? Нет ли в рукоятке тайника? А если есть, то что в нем спрятано?
Но до конца головка не выкрутилась. Зато после нескольких поворотов из рукоятки выползла подрагивающая спираль с бронзовым шариком на конце. Шарик закачался в распахнутой змеиной пасти. Язычок! Вот он где спрятан! Колокольчик-то с секретом! Учитель будет доволен. А древний мастер сплоховал. Язычок мотается меж бронзовых зубов, а не задевает их. Дайру трясет колокольчиком, а ни звука…
Мальчик досадливо прикусил губу и изо всей силы взмахнул рукой — словно держал в руках ремень и целил тяжелой пряжкой по чьей-то зловредной голове.
Долгий звон, протяжный и властный, повис в ночном воздухе. Звук ворвался в ночь, подчинил ее себе, заставил дрогнуть пламя костра и скатился в темную траву. Дайру охнул от неожиданности и поспешно огляделся: не разбудил ли он кого-нибудь этим полуночным набатом? Нет, спят…
Вдруг мальчик с обжигающей ясностью понял, что никого он не разбудит, даже если крикнет во весь голос. Ночь свернулась вокруг незримым коконом, отрезала, отсекла все звуки — и шелест травы, и жужжание жуков, и треск хвороста в огне, и дыхание спящих товарищей. Стало страшно, но страх не успел выплеснуться наружу: по напрягшимся нервам ударил голос — звучный, ясный, чуть презрительный, четко выговаривающий каждое слово:
— Я пришел, чтобы забрать твою беду. Назови ее.
Глухая ночь, ни шороха из степи, клочья света вокруг костра…
Дайру готов был поклясться: загадочные слова родились рядом — только руку протянуть… но куда протягивать? Нет же рядом никого!
Почему-то не возникло даже мысли разбудить напарников. Странная (а возможно, и опасная) игра, что затевалась у костра, касалась только Дайру.
Не сразу решился он заговорить. Но тьма молчала и ждала. Недобро ждала — он чувствовал это!
— Кто ты? — спросил Дайру тихо, вглядываясь во мрак.
— У меня нет имени, — с еле заметным раздражением ответила мгла. — Я пришел, чтобы забрать твою беду. Назови ее.
— А если не назову? — Недоверие и страх узлами свели мышцы подростка. Рука привычно легла на пряжку пояса — но с кем драться?
— Тогда я заберу тебя, — равнодушно разъяснил голос. — Так назови же свою беду!
Заберет? Ого! Дайру не до конца поверил голосу из ночи, но рисковать не хотел.
Назвать свою беду? Да запросто! Не задумываясь! Ошейник вдруг стал тугим, стиснул горло… Но осторожность оказалась сильнее.
— Моя беда, — ответил Дайру, взвешивая каждое слово, — в том, что я натер ногу. До крови. Новый сапог, понимаешь ли, жмет.
Мрак не отозвался, но Дайру ощутил растерянность собеседника. Он чувствовал ее так же ясно, как порыв ветра из степи.
— Твоя беда, — переспросил наконец голос, — в том, что сапог натер тебе ногу?
— Угу. Левый. — Подросток почувствовал себя увереннее.
Незнакомый голос зазвучал небрежно, чуть презрительно:
— Я понял. Я забираю твою беду.
И тут же ночь взметнула звуки ветра, травы и мелких тварей вокруг костра.
Дайру впился враждебным взглядом в агатовый колокольчик. Язычка-то нет! Успел нырнуть обратно в рукоятку!
Он задумчиво повертел в руках предмет, хранящий потрясающую тайну. Положил его в мешок учителя, аккуратно завязал тесемки. Осмотрел ногу — никакой ссадины! — и натянул сапог. Встал, медленно прошелся вокруг костра.
Не болит нога! Вот не болит, и все! Сапоги сидят как влитые — что левый, что правый! Словно их любовно тачал лучший аргосмирский сапожник — специально по ноге Дайру.
Подросток вновь сел у огня и прикрыл глаза. Ему и в голову не пришло разбудить напарников и рассказать им все. Тот, кого в детстве часто били, не склонен к поспешным решениям: не вышло бы чего!
Итак, вещица — волшебная. Что ж, бывает. Но волшебство — дело коварное. Не таится ли здесь подвох? Голос, во всяком случае, Дайру не понравился. Не было в нем, знаете ли, теплого желания снять с человеческих плеч горести и печали. Впрочем, пусть он хоть черными словами бранится, лишь бы и впрямь помогал!
Ох! А если к этому духу — или кто он там? — можно обратиться лишь раз?! Ну, тогда он, Дайру, — последний дурень по ту и эту сторону Грани! Попросил, называется!..
На плечо подростка легла рука. Дайру дернулся, метнул злой взгляд на Нургидана, который неслышно подошел сзади.
— Даже меня не разбудил! — умилился Нургидан. — Несешь караульную службу не размыкая глаз! Старательный ты наш!
Дайру хотел огрызнуться, но виски вдруг сжала тяжелая мягкая усталость. Она властно отодвинула все переживания бурного дня и загадочной ночи. Завтра, все завтра…
— Хворост кончается, — выдохнул Дайру, опуская голову на мешок. — Принеси еще…
— Мог бы и сам… — строптиво начал Нургидан, но взглянул в лицо напарнику и сменил гнев на милость. — Ладно, принесу. Спи.
Дайру взглядом проводил приятеля, бредущего в низину. Что-то в походке Нургидана показалось парню странным. Но глаза сомкнулись, мысли спутались… Спать, спать!..
* * *
Враг обрушился на маленький лагерь перед рассветом, когда обе луны клонились к горизонту, а мрак только-только начал бледнеть. Мягкие зелено-коричневые колосья клонились под тяжестью росы и отвечали ветерку лишь усталым молчанием.
И из этих темных влажных зарослей молча вынырнули змеепсы, словно щуки из тины, — узкие, гибкие, беспощадные.
Ящер Циркач исчез под навалившимися на него скользкими телами, но тут же с ревом поднялся на задние лапы, стряхнув врагов. В пасти он держал змеепса, схваченного поперек туловища, и тряс его, словно крысу. Вокруг ящера лязгали острые зубы, скользя по чешуе. Самый крупный змеепес вскочил Циркачу на загривок, толчком опрокинул его — и на земле закрутился живой клубок!
Дайру яростно отмахивался поясом от двух псов, пряжка отшвыривала тварей, но они вновь лезли в атаку.
Нургидан оторвал от рубахи прыгнувшего на грудь змеепса, с отвращением швырнул наземь и каблуком ударил по черепу. Змеепес извернулся, нога подростка угодила в пасть. Зубы сомкнулись на голенище. И быть бы Нургидану калекой, да успел всадить меж челюстями хищника меч.
А Нитха растерялась, замешкалась, глядя на выросшую перед ней жуткую фигуру в шлеме. Лицо не лицо, пасть не пасть… Толстые губы раздвинулись, обнажая крупные острые зубы. Неужели чудовище улыбается?
— А-у-ррых! — выдохнул монстр.
Жадная нежность, нелепая среди кипящего вокруг боя, заставила девушку очнуться. Завизжав, она потянула меч из ножен. Не хватило мгновения — ужасное существо облапило ее, стиснув, словно железным обручем, больно прижав руки девочки к телу.
Пронзительно закричав, Нитха выгнулась дугой в жестких лапах. Рассудок утонул в запахе тухлого мяса и грязи. В этот миг ученица Охотника не вспоминала о приемах драки, которые показывали ей учитель и мальчишки. Просто трепыхалась в панике — и удачно угодила каблуком Урру по ноге выше ступни.
Пролаза охнул от боли и разжал объятия. Девочка упала наземь и тут же пришла в себя. Подхватив меч, перекатилась по траве — и два шипящих змеепса скрыли от нее чудовище в шлеме. Но тут уж Нитха действовала точно и быстро. Клинок встретился с зубастой пастью — и победила сталь!
Второй змеепес, сжавшись в комок, оттолкнулся от земли, прыгнул — и упал к ногам Нитхи. В длинной щучьей башке торчала стрела. Девочка даже не успела удивиться, кто из ее соратников смог выстрелить: чудовище в шлеме снова наступало на нее!
В стороне от драки Майчели быстро, но без суеты перезаряжал арбалет. Его гибкая фигура раскачивалась из стороны в сторону. Пролаза имел причины злиться. Это ж надо — пристрелить собственного пса! Разумеется, он целился в девчонку.
В свалку Майчели не лез. Он вообще избегал рукопашного боя.
А тоненькая девочка, которую Майчели считал опаснее всей прочей компании, осторожно отступала на голос Шенги: учитель только что испустил победный клич, разорвав пополам змеепса. Нитха уже овладела собой и готова была приласкать мечом это мерзкое существо в шлеме, что упорно топало за нею, продолжая ухмыляться.
До Шенги оставалось несколько шагов, когда под ногами у Нитхи трепыхнулось что-то скользкое. Издыхающий змеепес, которого только что отшвырнул Охотник, из последних сил забился и хвостом ударил девочку под колени. Та вскрикнула и упала, выронив меч. Гигантская туша наклонилась, закрыв светлеющее небо. И Нитху вновь волной накрыл тот мерзкий запах…
Но она не успела даже закричать: ее противник вдруг разогнулся, вскинул руки к горлу, завертелся на месте. Нитха увидела, что на плечах у чудовища сидит Дайру — накинул врагу ремень на шею, пытается задушить.
Конечно, полузверь справился бы с подростком. Но подоспевший Шенги оглушил монстра ударом в подбородок и прокричал:
— Складка недалеко, отходим! Нургидан, ты где? Давай сюда! И ящера тащи! Все ко мне, а то разбросает — не соберемся!
* * *
— Вот это — лучшее, что есть меж небесами и землей? Вот это — самый прекраснейший мир из всех миров?! Вонь, тина, пиявки и деревья на ходулях!
— Вы, люди, ничего не понимаете в красоте! Да и что с вас взять, раз вы даже яйца нести не умеете!
Ящер, растянувшись на толстой ветви, свесил хвост и так шлепнул по воде, что брызги и мелкая ряска заляпали сапоги и штаны Дайру.
Циркач блаженствовал.
Да, это был мир его мечты. Мир, куда все годы плена рвались три его сердца.
Густой, плотный аромат гниющей зелени и темной, никем не потревоженной воды. Замшелые древесные стволы, поднимающиеся над водой на высоких корнях. Нежный слой ряски, кое-где пронизанный копьями тростника. Неумолчный хор всякой съедобной мелюзги. А главное — солнце! Ласковое, неяркое, почти не пробивающее тихими лучами плотный слой листвы. Хорошее солнце! Не то что злобный раскаленный шар, освещающий мир за Гранью. Как только люди дышат этим горячим воздухом, от которого мутнеют роговицы глаз и пересыхает чешуя? Весной и осенью еще терпимо, но летом…
Ящер отогнал воспоминания о мокрых тряпках, которыми в жару укрывала его сердобольная жена укротителя, и с наслаждением плюхнулся с ветки в воду. Покрывало тины разорвалось, заколыхалось, пошло вздыматься возмущенными волнами. От холодной воды заныло тело там, где зубы змеепсов сорвали чешую. Ну и ладно, заживет!
Это пустяки, не ему одному в той драке досталось. Вон Нургидан прислонился к стволу, вытянул ногу вдоль корня — а учитель бинтует ему прокушенную икру.
Закончил. Сел поудобнее на корне. Нашел взглядом плещущегося в тине Циркача:
— Что, малыш, нравится тебе здесь? Останешься тут жить?
Ящер испустил вопль восторга и шустро полез на корень, на котором сидела Нитха. Девочка встревожилась:
— Дерево, дурень, не тряси! Тут везде «бешеная капуста», вдруг кочан сорвется?!
Ящерок встревожился, третьим глазом оглядел ветви…
Ах, вот оно что! Значит, люди называют это «бешеной капустой»? И верно, похоже на огромные кочаны. Зеленые, сочные и, насколько помнится, вкусные. А что меж толстых листьев прячутся щупальца, которые парализуют мелкую дичь, — так ему, Циркачу, до этого дела нет, его защищает чешуя. Впрочем, у людей-то чешуи нет! Бедняги!
— А не будет тебе здесь одиноко? — спросил Шенги, не заметивший, что его успели пожалеть. — Вдруг не найдешь тут никого из ваших?
Циркач объяснил, что это люди друг за друга цепляются, а уважающий себя ящер прекрасно обходится собственным обществом. А если ищет стаю, то на брачный сезон. Или собираются единомышленники: философы, или любители древних преданий, или знатоки трав и кореньев. Охотятся вместе, а насытившись — ведут мудрые беседы. Надоест им это — разойдутся. А бывает, самцы сбиваются в боевые стаи, чтобы очистить хорошие охотничьи территории от драконов и Клыкастых Жаб… Кстати, о Клыкастой Жабе! Надо осмотреть берег — не водится ли здесь эта мразь? Если водится, то ему, маленькому Циркачу, надо улепетывать отсюда со всех лап, подгребая для скорости хвостом!
Шенги согласился, что Клыкастая Жаба — тварь очень, очень скверная, и предложил помочь в поисках следов. Он с Нитхой пойдет направо, Циркач — налево, а Дайру и Нургидан повнимательнее осмотрятся прямо здесь: Нургидан хромает, ему трудно много ходить… Все помнят, как выглядит след хищной дряни?.. Вот и отлично. Далеко не уходить, время от времени перекликаться!
* * *
— Иди медленнее, я за тобой не успеваю! — Голос Нургидана звучал раздраженно: юноша терпеть не мог чувствовать себя слабее кого-то.
Дайру перепрыгнул прибрежную корягу и остановился, поджидая напарника. (Юноши обнаружили длинную полоску сухой земли, уводящую в болото, и теперь шли по ней, оставив позади берег, где расстались с напарниками.)
— Может, тебе дальше не идти? Оставайся тут, а я добреду вон до тех островков, осмотрю их — и назад…
— Еще чего! А если там Клыкастая Жаба? Ты с нею один будешь драться?
— Ну, с ней, если что, и вдвоем не сладить. Удирать придется.
Нургидан не соизволил ответить: обогнал напарника и, прихрамывая, пошел вперед.
Дайру прищурился ему вслед: царапнуло воспоминание, отвлекло от мыслей о тварях, которые могут таиться в топких прибрежных зарослях.
— Ты ночью, когда за хворостом ходил, тоже вроде хромал… еще до драки…
— Я?.. Ну да, — неохотно откликнулся Нургидан. — Учителю не говори. Вроде и сапог удобный, разношенный… а поди ж ты — ногу натер!
Дайру споткнулся о вылезший из земли корень.
— Ногу натер?
— Ну да. Весь день вчера ходил — ничего, а ночью проснулся — нога болит… Не хватало еще, чтоб учитель узнал… Ничего, здесь заморочник растет, так я пару листьев в сапог сунул. Да на рану три листика — скоро заживет!
Дайру резко остановился, беспомощно потер висок. Ему показалось, что над мелким болотцем, над чахлыми кустиками, над ковром ряски, расстелившимся на черной воде, прокатился низкий, протяжный звон бронзового колокольчика.
— Послушай… тут странная штука ночью вышла…
— Эй, глянь-ка, что там, впереди? — перебил его Нургидан.
Над стеной камыша — обычного, совсем как в Мире Людей! — виднелась еле заметная в тени ветвей раскидистого дерева, растущего на островке, верхушка войлочного шатра.
* * *
— Как думаешь, это наши с таким удобством расположились или пролазы? — Дайру с интересом оглядывал войлочную подстилку на полу, небольшую кожаную подушку, овчинный тулуп, небрежно брошенный возле холщовой дорожной сумы, и какие-то жестяные ведра с крышками.
— Мне интереснее, чем тут все пропахло, — настороженно отозвался Нургидан. — Кислый не кислый запах, пряный не пряный… Если бы я его раньше чуял — запомнил бы…
Дайру не уловил никакого запаха, но промолчал. Он знал, что его чутье нельзя даже сравнить с нюхом волка-оборотня.
Нургидан зло сощурился: все необычное, незнакомое заставляло его тревожно собираться в ожидании беды.
И беда не заставила себя ждать.
Нургидан впитывал запах, запоминал его, пытался понять — и не учуял приближения к шатру чужаков. Изощренное чутье подвело, зато выручил тонкий звериный слух.
Нургидан метнулся к выходу из шатра, рванул полог — и навстречу стукнул спусковой крючок арбалета, взвизгнула тетива…
Обычному человеку стрела с такого расстояния просадила бы череп. Но у Нургидана была волчья реакция. Стрела еще не покинула спусковую канавку, а юноша уже падал на подставленные руки. Стрела свистнула над головой оборотня, прошла мимо Дайру, который, склонившись, разглядывал холщовую суму, пробила шатер и улетела в камыши.
А Нургидан уже вскочил на ноги и выхватил из ножен меч.
Пролаза Майчели, яростно оскалившись, выдохнул что-то неразборчивое и швырнул арбалет в голову юноше, прыгнувшему ему навстречу: перезаряжать было некогда.
Увернувшись от арбалета, Нургидан взмахнул мечом. Но Майчели, воспользовавшись выигранным мгновением, ушел от удара так гибко, как не сумел бы ни один человек с нормальными костями и суставами. Рассыпая болты из колчана, пролаза буквально зазмеился от летящего на него клинка. С той же грацией пружины он не поднялся, а именно распрямился навстречу своему противнику — и меч лязгнул о меч!
Тем временем Дайру выбежал из шатра и, подняв с земли один из рассыпанных врагом болтов, поспешно заряжал трофейный арбалет. Краем глаза он поглядывал на схватку, но гораздо больше его занимало другое, то, чего не видел Нургидан: по узкой полоске земли к островку бежал тот урод, которого в ночном бою Дайру пытался задушить ремнем!
Мощная туша распирает кожаные штаны и безрукавку. Башка в стальном шлеме склонена вперед. Длинные волосатые руки свисают почти до земли.
И злорадная рожа получеловека-полузверя.
Дайру вскинул арбалет и вдруг четко осознал, что стрелой это существо не остановить.
Зверь в шлеме уже достиг островка. Бросил взгляд на своего напарника, сражающегося с молодым Охотником, и перенес внимание на парнишку с арбалетом.
— А-агр-рх! — вырвалось у него негромко.
Урр знал, что такое арбалет. Не боялся, но и не хотел подставляться под выстрел. Подходил медленно, готовясь увернуться от стрелы — а потом разделаться с будущим куском мяса.
Дайру так же медленно отступал — мимо шатра, мимо раскидистого дерева. Куда стрелять? В глаз? Но лицо скрывает забрало шлема, поди влепи стрелу в узкую глазную прорезь… В руку или в ногу? Но это лишь разозлит зверюгу… ну, разве что задержит ненадолго. А перезарядить уже не успеешь…
Чудовище продолжало надвигаться, оттесняя человека к краю островка, прижимая к болоту. Вот пролаза миновал шатер… вот он уже под деревом… Внезапно Дайру, словно кто-то его толкнул под локоть, вскинул арбалет и выстрелил вверх, в переплетение ветвей.
Результат оказался сказочно удачным!
Низкая крона, оскорбленно прошуршав листвой, уронила три увесистых кочана «бешеной капусты». Один зеленый тугой шар, свалившись на крышу шатра, укатился прочь от схватки. Зато второй упал так точно, словно дерево хорошо прицелилось: прямо Урру на загривок! Цепкие, тонкие щупальца хлынули из-под листьев, оплетая плечи Урра, обжигая кожу. Пролаза взвыл, завертелся на месте и наступил на третий кочан. Щупальца заструились по ноге. Вой Урра перешел на визг и оборвался. Движения стали судорожными, беспорядочными — и чудовище рухнуло наземь.
Дайру поспешно сдернул свой ремень, взмахнул в воздухе тяжелой пряжкой. Но оружие было уже ни к чему. Пролаза был почти парализован. Это пройдет, но не сразу…
Парнишка обернулся — и обнаружил, что поединок Нургидана со странным гибким существом уже закончен. Его друг загнал противника по пояс в болото, выбил у него из рук меч и, угрожая клинком, мешал выбраться на сушу.
— Что там у тебя? — крикнул Нургидан, не поворачивая головы. — Помочь надо?
— Нет, — севшим голосом отозвался Дайру. — Мой пролаза с «бешеной капустой» обнимается…
На всякий случай он обернулся — и подивился силище звероподобного незнакомца. На четвереньки поднялся, головой мотает! Сам Дайру сейчас пластом бы лежал. И хорошо бы ему было, как сваренному раку.
Шлем свалился с башки, видна была макушка, заросшая то ли шерстью, то ли щетиной… на кабана сейчас был похож пролаза, вот!
Дайру глядел на него со смесью презрения и жалости.
— «Капуста»? Вот и славно! — с веселой злостью отозвался Нургидан. — Сейчас вот эту верткую холеру в болоте утоплю — и порядок!
Он коротко взмахнул клинком. Пролаза отшатнулся, почти лег на взбаламученную ряску. Но не шагнул назад. Дайру невольно кивнул. Этот тип знает здешние болота. Лишний шаг по дну может обернуться гибелью…
Немыслимо гибкая фигура. Неестественно длинная шея. Растрепавшиеся, испачканные в тине черные локоны. И мертвенно-бледное, без тени чувств лицо. Не лицо, а мраморная маска с мертвыми, ничего не выражающими глазами. Но они не слепы, эти темные холодные глаза, они следят за противником, ждут малейшей промашки…
А Нургидан наслаждался победой:
— Вы оба у меня сейчас — ползком по трясине! Наперегонки с пиявками! Понял, урод?
— Отпусти их, — негромко и ровно сказал Дайру.
Казалось, Нургидан в своем жестоком торжестве не услышит этих тихих слов. Но услышал. И возмутился:
— Чего-о? Кого отпустить — этих поганых пролаз? Тварей этих? А кто нас втихаря убить хотел? Ты глянь, они ведь не люди уже! Им все равно назад, в наш мир дороги нет! А здесь — у гильдейских под ногами путаются!
— А у тебя что, браслет на руке? — Голос Дайру походил на взгляд пленного пролазы — такой же ровный и невыразительный. — И я без Знака Гильдии. Не допустит нас Лауруш к испытанию — что делать будем? Вернешься в родной замок и заскулишь, чтоб отец тебя домой пустил? А мне — к хозяину возвращаться, да?
Ликующая ухмылка исчезла с лица Нургидана. Воспоминание о замке Западного Ветра, откуда три года назад властитель Аргидан изгнал сына-оборотня, было горьким.
А Дайру продолжил твердо:
— Оба пойдем за Грань, другого пути нету. И учитель нам не поможет, секрет снадобья не откроет. Просто не сумеет открыть. Так что быть нам пролазами. Может, к этим самым в компанию запросимся. И во что нас этот мир превратит — одна Хозяйка Зла ведает.
Нургидан застыл с мечом в руке. Возможно, в этот миг противник мог прорваться на островок. Но Майчели выжидал. Он был осторожен и не любил никаких «возможно».
Наконец Нургидан коротко выругался и шагнул в сторону:
— Ладно, пролаза, хорош мокнуть! Пустил бы я тебя на корм здешним тварям, да дружка моего благодари, он сегодня добрый. Подбери этого урода — и вон отсюда!
Майчели без единого слова выбрался на берег и взглядом поискал в траве посох. Оперся было на него, но, увидев, что Урр с трудом поднялся на колени, протянул посох приятелю:
— Возьми, а то не дойдешь.
У Нургидана и Дайру глаза стали одинаково огромными и круглыми, когда получеловек-полузверь, опираясь на посох, заковылял за напарником.
— Ну, силен, морда! — восхитился Нургидан. — Ладно, поглядим, что еще есть в шатре. Только уж ты один смотри, а я снаружи покараулю!
* * *
Майчели, покачивая головой на длинной шее, смотрел на своего напарника, который по плечи залез в ручей, чтобы унять жгучую боль.
— Мы не забудем им этого — верно, Урр? И не в том дело, что мальчишки напоролись на шатер этого заносчивого господина из Гильдии. Что нам за дело до его секретов? Наша месть — она и есть наша! Ни сопляк с мечом, ни тощий паршивец никуда от нас не денутся, правда? Рано или поздно вернутся сюда, за Грань. А память у нас долгая, цепкая…
Урр обернулся на хозяйский голос и что-то гневно прохрипел.
— О да, ты прав… ты иногда выражаешься очень поэтично, друг мой! Конечно, они будут вкуснее других! И не потому, что мальчишка загнал меня в болото… не из-за твоей ошпаренной шкуры… — В голосе Майчели впервые послышался гнев. — А потому, что гильдейский гаденыш осмелился — ты слышишь, Урр? — осмелился нас пожалеть!
* * *
Прощание вышло скомканным: Циркач обнаружил на прибрежных камнях брачные метки и теперь думал лишь о самке, что где-то поблизости собирала семью.
— Красавица! — восхищался он. — Я след видел — хвост такой длинный, узкий… На дереве когтями затесы оставила — ростом почти с меня! Красавица!
Подрагивая раздвоенным языком, молодой ящер жадно оглядывал свой обретенный рай, о котором тосковал все три года за Гранью. Темная вода под слоем ряски, ленивое жужжание больших черных насекомых — и запахи, тяжелые, родные…
— Ну, мне пора. Может, еще драться придется, если много самцов набежит… Какой же ты счастливый, Шенги! И сам своего счастья не понимаешь. Сразу три ученика! А наши самцы сражаются за право воспитать хоть одного!
— Тоже мне сокровище! — хмыкнул Шенги, строго оглядывая ухмылявшихся подростков. — Раздать вас, что ли, здешним ящерам в обучение?
Циркач нетерпеливо застучал по земле кончиком хвоста.
— До встречи, почтеннейшая публика! Если увидимся — поделюсь добычей!
И тина бесшумно расступилась перед новым господином здешних болот.
— Не встретимся, наверное, — глянул ему вслед Шенги. — Ну и ладно. Зато малышу очень, очень повезло.
— Моя самая удачная покупка, — рассмеялась Нитха. — Но какой же он малыш? Свататься побежал!
Шенги тоже усмехнулся, но тут же посерьезнел:
— Не дает мне покоя тот шатер на островке.
— А что там интересного? — удивилась Нитха. — Ведра какие-то с крышками…
— Наша экипировка. Гильдейская. Такие ведра делает мастер в Аргосмире. Крышки тугие: если перевернуть ведро, ни капли не вытечет. Для жидкой добычи — «горных слез» или «бурой росы»…
— Ну и что? — дернул плечом Нургидан. — Ограбили кого-нибудь из наших эти гады. Учитель, мы же с Дайру их видели! Пролазы, самые настоящие пролазы! До того их здешний мир изувечил, что глаза бы не глядели!
— Может, и ограбили, — задумчиво отозвался Шенги. — Меня другое беспокоит. Если принюхаться, от ведер идет легкий такой запашок…
— Ничего себе «запашок»! — Нургидан брезгливо потер нос. — В шатре все провоняло, у меня в горле першит. Только не пойму, чем это так несет…
Дайру и Нитха переглянулись, в который уже раз позавидовав чутью своего друга.
— Не поймешь? — мрачно отозвался Шенги. — Еще бы! Я вам не обо всем еще рассказывал. Есть вещи, о которых можно поведать только Охотнику с гильдейским браслетом на руке. Ой, скверные это вещи!
Заметив, как ученики насторожили любопытные уши, Шенги скомандовал:
— За руки взяться! В переходе друг дружку не терять!
Дайру как раз хотел рассказать о бронзовом колокольчике и прочих странностях прошлой ночи. Но в Воротах не очень-то поболтаешь.
А когда над головой зашумели низкие, вцепившиеся корнями в камень сосны и в лицо ударил соленый ветер (Ворота находились на горной круче над морем), Дайру и вовсе позабыл, о чем хотел поведать учителю).
Потому что за Гранью их встретил грозный оклик. И два арбалета, вскинутых на прицел.
Назад: 3
Дальше: 5