9
Нургидан и Нитха, несмотря на переживания, крепко проспали до утра. А Дайру, хоть и провалился ненадолго в тяжелый сон, пробудился на самом рассвете. Повертелся на соломенном матрасе, понял, что уснуть не удастся, и спустился во двор.
Умылся у бочки с дождевой водой. Осмотрелся, подметил, что слуги Лауруша проснулись еще раньше: из трубы над пристройкой-кухней уже поднимался дымок, а вчерашний слуга (как там его… ах да, Вертлявый) неспешно шел с ведрами к колодцу.
Но не дошел. Углядел что-то поверх невысокого забора, отделяющего двор Лауруша от соседского огородика. Поставил ведра в густую траву, что буйно разрослась возле колодца, и поспешил к забору.
А с той стороны над некрашеными досками возникла чумазая рожица молоденькой служанки. Свидание? Вряд ли. Уж очень у обоих взволнованные физиономии.
Дайру тоже забеспокоился. Подошел к колодцу, забрался с ногами на сруб — сверху, как на ладони, виден соседний двор. За огородиком стена дома и крыльцо. А у крыльца трое стражников беседуют с толстым важным типом — то ли управитель, то ли сам хозяин.
Вертлявый говорил со служанкою недолго, почти сразу вернулся к колодцу.
— Что там стряслось, у соседей? — спросил Дайру, спрыгивая со сруба в траву.
Слуга был рад поделиться новостью:
— «Крысоловы»! Со вчерашнего дня по городу ходят, сегодня вот до нас добрались! Ищут каких-то юнцов, которые вчера устроили драку в «Шумном веселье».
У Дайру екнуло сердце.
— Из-за простой драки — такие поиски? Ну, дотошная у вас стража!
Вертлявый хихикнул.
— Не дотошная, а злопамятная. Какой-то, как они говорят, дрын в ошейнике надел их десятнику на башку горшок с подливой. Вот десятник сгоряча и поклялся, что пить-есть не будет, а доберется и до того раба, и до его хозяина, и до их девки… Эй, ты чего?
Видимо, Дайру переменился в лице…
Бормотнув в ответ что-то неразборчивое, парнишка кинулся к лестнице черного хода — наверх, в комнату, где спали друзья.
Разбудить? Предупредить?.. Нет, это Дайру и в голову не пришло. Он думал лишь о том, что вечером слуги по ошибке отнесли котомку учителя в комнату, где ночевали ученики. И колокольчик, волшебный колокольчик — там, под рукой…
Сомнения? Опасения? Какие, к демонам, сомнения, когда беда рядом?
Дайру на цыпочках поднялся по скрипучей лестнице, бесшумно вошел в комнату. Нургидан повернулся с боку на бок. Дайру замер, ругнул про себя волчью чуткость друга, но успокоился, увидев, что тот продолжает спать.
Дрожащими руками Дайру развязал котомку. Ему казалось, что по лестнице уже топают сапоги стражников. Где колокольчик? А, вот!.. Но почему не поворачивается головка, неужели сломана? Или колокольчик можно разбудить лишь один раз?.. Ох, нет, хвала Безликим, он же просто крутит головку не в ту сторону…
Наконец из пасти вылез гибкий язык с бронзовым шариком на конце. Дайру взмахнул рукой. Тот же долгий, глубокий звон проплыл по комнате, отразился от стен, вернулся — и застыл вокруг юноши незримым колоколом. Никто из спящих не пошевелился. И как тогда, у костра, Дайру понял: никто и не проснется. Стражники не войдут сюда, пока он держит в руках эту таинственную вещь. Ничто из внешнего мира — даже Время! — не посмеет прервать беседу человека с неведомым голосом.
И он прозвучал, этот лениво-презрительный голос:
— Я пришел, чтобы забрать твою беду. Назови ее.
— Я… — начал было Дайру, но от волнения оборвал фразу.
Голос молчал, но это молчание было выразительнее слов. «Ничего, жалкая мошка, у меня в запасе вечность, мне хватит терпения даже на такое ничтожество…»
А Дайру вспоминал: натертая нога, голос во мраке, утренняя хромота Нургидана…
А если и сейчас вместо Дайру арестуют Нургидана? Нет уж, с этим невидимым благодетелем надо держать ухо востро.
— Моя беда в том, — медленно, осторожно начал Дайру, — что сюда идут стражники. Они хотят арестовать меня и двух моих друзей. Вот они спят — Нургидан и Нитха. Если хочешь унести мою беду — отведи арест от нас троих.
— Мне нет дела до твоих друзей, — прозвучали ледяные слова. — Я пришел, чтобы забрать твою беду.
Дайру ждал именно такого ответа. Он не стал давить на жалость или произносить пламенную речь о дружбе. Ответил цинично и нагловато:
— Ага, и посадишь мне на шею другую беду? Мне же скоро проходить испытание. А учились мы втроем, за Грань ходить привыкли ходить втроем. Без напарников я не Охотник, а пустое место. Если сейчас хоть одного арестуют, я провалю испытание. Вся жизнь будет сломана — понял, ты, защитничек?
Ответом было долгое молчание.
— Ладно, — отозвался наконец голос (неужели он дрогнул от неуверенности?). — Будь по-твоему. Я забираю твою беду.
И, словно мыльный пузырь, лопнул невидимый колокол, тишина вновь наполнилась сонным дыханием спящих напарников и тяжелым гудением залетевшего в окно шмеля. И сквозь эту вязь звуков пробились чьи-то шаги на лестнице.
Некогда было класть колокольчик в котомку и завязывать ее. Дайру выпрямился, засунул колокольчик на низкую потолочную балку. И тут же в комнату заглянул слуга:
— Вставайте, гости дорогие… вас во двор сойти просят!
* * *
Десятник был грозен, как сама месть. Глаза его пылали беспощадным огнем, а на лбу и скулах лоснились красные пятна недавних ожогов, обильно смазанные жиром.
«Хорошо хоть глаза целы!» — с раскаянием подумал Дайру.
Взгляд десятника жестко прошелся по лицам подростков. И надо признать, двое из них имели вид изловленных на месте преступников.
Смуглый румянец Нитхи резко поблек, губы девочки подрагивали, взор был полон отчаяния. Нургидан же, напротив, был напряжен, зло сверкал глазами и, казалось, в любой миг готов вцепиться десятнику в горло. Только Дайру держался с видом вежливого любопытства. Ему проще было прятать страх, у него была надежда.
Наконец десятник соизволил перевести взгляд на Вертлявого.
— Еще кто чужой в доме есть?
— Никого, господин! — истово заверил слуга. — Только Шенги Совиная Лапа, он ушел навестить Охотника, которого из-за Грани искалеченным принесли…
— Ну, Совиную Лапу ни с кем не спутаешь, — хмыкнул десятник. — Ладно, парни, айда на соседний двор. Некогда зря тут торчать, город большой. Я тех паскуд хоть из-под земли вырою, хоть из сточной канавы выужу!
— Слышь, командир, — встрял один из «крысоловов», — а ведь эти трое похожи на вчерашних. И длинный как раз в ошейнике!
Командир неспешно обернулся к разговорчивому подчиненному и прожег его взглядом. Наступившая пауза не была долгой, но незадачливый «крысолов» успел мысленно проклясть родную маму за то, что уродила его на свет таким болтливым.
— Эти трое, — разъяснил наконец командир, — молокососы, детвора. Уж с ними-то мы запросто бы справились. И ежели ты, приятель, думаешь, что вон тот тощий белобрысый детеныш может одолеть твоего десятника, стало быть, ты десятника совсем не уважаешь. А ежели ты десятника совсем не уважаешь, значит, судьба тебе целый месяц патрулировать Гиблую Балку и Бродяжьи Чертоги… Пошли, парни! Может, те трое вообще не городские, а с Фазаньих Лугов, из свиты приезжих властителей. Ничего, и там поглядим!..
Когда «крысоловы» исчезли со двора, подростки некоторое время глядели им вслед. Затем наррабанка всхлипнула, вцепилась в рукав Дайру, обессиленно повисла на плече друга.
— О Гарх-то-Горх, гратхэ грау дха! — восслала она благодарение Отцу Богов.
Нургидан подошел к колодцу, молча вытянул ведро и — как был, в одежде — опрокинул его себе на голову. Не оборачиваясь, сказал со снисходительным одобрением:
— А ты, белобрысый, неплохо держался. Мне и то слегка не по себе было, а ты — молодцом…
Дайру как раз решал, сказать ли друзьям про колокольчик. Но от дома уже спешила служанка:
— Дайру здесь?.. А, вижу! Господин требует тебя в комнату.
— Одного? — удивился Нургидан. — Не нас троих?
Дайру ничего не сказал. Но в этот миг он жалел, что его не арестовали. Потому что была лишь одна тема, на которую Глава Гильдии мог говорить с ним с глазу на глаз…
* * *
— Надеюсь, мне не надо объяснять тебе, что ты не должен ничего скрывать? Любая мелочь может оказаться важной.
Взгляд маленьких глазок Лауруша был пронзителен и строг.
Дайру подавленно кивнул. Он чувствовал себя загнанным в тупик. Заговоришь или промолчишь — все равно окажешься предателем.
Три года, день за днем, впитывал он в душу наставления учителя: Гильдия — это святое. Это семья, которая принимает тебя. Ты даешь ей десятую часть доходов, как давал бы деньги старой матери. Ты делишься с нею тем, что удалось узнать, как делился бы опытом с братьями. Если вернешься из-за Грани калекой, Гильдия до последнего костра будет кормить тебя. Если погибнешь, Гильдия не даст умереть от голода твоей вдове. Гильдия устанавливает твердые цены, не давая жадным торговцам обобрать тебя. В ее книгохранилище ты можешь узнать все, что известно о Подгорном Мире.
Ты станешь частью ее, ты растворишься в ней.
Есть два человека, соврать которым — позор и преступление: учитель и Глава Гильдии.
Дайру готов был свято соблюдать эти условия. Но — рассказывать о своей любви?
— Мы сражались с какой-то тварью, которая вылезла из песка… — безнадежно начал подросток, глядя мимо Лауруша.
— Не надо про тварь. Ты же знаешь, что меня интересует.
— Я отбивался от гадины, стоя на большом валуне. Оступился, свалился… вскочил на ноги — и вижу, что я в другой складке.
— Ты чувствовал ее приближение?
— Нет. Переход мгновенный. Та, другая складка — просто чудо. Трава, ручей, цветы…
Дайру беспомощно замолчал. Как выразишь словами слитное очарование свежей зелени, ярких цветочных венцов, нежного ветра и журчания воды? Как опишешь деревья, похожие на арфы: низко склоненные, с ветвями до земли? Как передашь дивную песню ручья, листвы и птиц; песню, в которой главная мелодия — переливчатый, звонкий смех?..
— Там была девочка, — угрюмо сообщил Дайру. — Моих лет или чуть помладше. Одета для охоты. Наряд из тонкого сукна, мягкие сапожки, кожаная курточка вышита бисером. У нее был арбалет и колчан со стрелами. Зовут — Вианни Живая Песня.
— Просто Вианни? Ни Рода, ни Семейства не назвала?
— Нет.
— Красивая?
— Очень! — вырвалось у Дайру. Но он тут же устыдился своего порыва и закончил скороговоркой: — Светлая кожа, синие, почти фиолетовые глаза и мягкая русая коса.
— Мягкая? — холодно переспросил Лауруш. — Ты и это успел выяснить?
Дайру враждебно взглянул прямо в глаза Главе Гильдии. Но все равно ведь придется рассказывать…
— Я объяснил ей, что я из боя. Она не удивилась, только сказала, что бой уже закончился и мои друзья живы. А потом спросила, почему я хожу без арбалета. Давай, говорит, я тебе арбалет придумаю…
— Как-как? А ну, с этого момента подробнее…
— А я и так — подробно… Она встала на колени, свела ладони, будто бабочку ловит. Губку закусила, серьезная стала. Гляжу — в траве у нее под руками лежит арбалет. И колчан со стрелами.
— Припомни, холодом не потянуло?
— Вроде да, — без особой уверенности ответил Дайру. — Вроде как ветерком повеяло.
— Сходится, — кивнул Лауруш. — Охотники, что угодили в ущелье… помнишь, для которых Хозяин построил лестницу… говорят, что каменный откос покрылся инеем. Арбалет у тебя?
— Нет. Она передумала, отдала мне свой. Этот, мол, настоящий, отец его в Ваасмире купил. А то с придуманными вещами одни хлопоты: возьмут да исчезнут. Вот ее отец — тот, мол, придумывает на славу, прочно…
— Да? И что она еще — про отца?
— Что он тут самый главный. Вроде как король…
— Король… — усмехнулся Лауруш в усы. — А потом?
— Потом, — несчастным голосом поведал Дайру, — она спросила, умею ли я целоваться.
— Что-о?!
Дайру снова с вызовом вскинул голову и заговорил яростно, напористо:
— Она — ребенок! Добрый и чистый ребенок, и жизнь знает только по сказкам. А там герои всегда сражаются с чудовищами, а потом целуют красавиц. Я сражался с чудовищем — и она решила, что я…
Хлопнула дверь. Оба собеседника, старый и молодой, с одинаковой яростью обернулись к вошедшему.
У дверного косяка стоял тот самый Охотник, которого Дайру приметил вчера на пиру — смуглый, рыжеволосый. Сейчас его лицо горело возбуждением.
— Фитиль, какого демона?.. — взрычал Глава Гильдии. — Ты что себе позволяешь? Я занят!
— Сейчас еще не так будешь занят, почтенный Лауруш, — отрезал незваный гость, ничуть не смутившись. — Беда пришла для всей Гильдии, беда и позор! Любимчик твой, Шенги… арестовали его!
— Ты пьян, что ли? Ты что бренчишь?
— Правду говорю, чистую правду! Они это в тайне держат, но Унсай в дружбе с командиром стражи, тот шепнул…
— Что?! Говори! — прохрипел побледневший Лауруш.
Дайру не сводил глаз с гостя, принесшего страшные вести.
Голос Фитиля подрагивал — не то от тревоги, не то… неужели от скрытого торжества?
— Люди короля схватили одного из тех, кто жгли корабли. Он показал под пыткой, что «жгучую тину» приносил человек в плаще с капюшоном, они не видели лица. Но однажды плащ распахнулся. И они увидели, что у незнакомца вместо руки — черная птичья лапа…
— Да побери их Болотная Хозяйка… из-за дурацкого навета… мало ли чего наговорит тот негодяй… я этого так не оставлю!
— Унсай пошел во дворец, а меня послал сюда.
— Правильно! Я сейчас же — к королю!
Фитиль посторонился, пропуская ринувшегося из комнаты Главу Гильдии, и сам последовал за ним. Оба даже не подумали о потрясенном подростке, на глазах которого только что рухнул его мир.
* * *
В комнатке наверху еще лежали на полу соломенные матрасы, в углу были аккуратно сложены четыре дорожные котомки. Над одной из них — развязанной — стоял на коленях подросток. Лицо его было мучительно бледным, губы твердо сжаты, а в ладонях, как в подрагивающей лодочке, лежал бронзовый колокольчик с рукояткой из «ведьминого меда».
Дайру ни слова не сказал друзьям о волшебной вещи. Почему-то он чувствовал, что решение должен принять сам.
Блестящая змеиная головка глядела на него с беззлобной лукавинкой. Словно говорила: «Ну, стоит ли печалиться? Доверься мне, утопим твою беду в тине под корягой!»
— Беду ты забираешь, спору нет, — хрипло сказал Дайру, — да только не уносишь далеко, рядом оставляешь!
Да, он может сейчас вывинтить язычок, этот шарик на дрожащей спирали, такой безобидный с виду, так непохожий на змеиное жало. И он сможет убедить невидимую силу, что арест учителя — это страшный удар для него, Дайру. Ему же проходить испытание — а кто поручится за него перед Гильдией?
И свершится чудо. Само собой разрешится это ужасное недоразумение. Шенги отпустят, отпустят, отпустят!
Но что случится потом? Кому придется расплатиться за счастливый визг троих учеников, к которым вернется самый дорогой человек?
Может быть, скончается Лауруш — и без учителя останется Шенги?
Может быть, умрет Рахсан-дэр — и наставника потеряет Нитха?
Да хоть бы и кто-то другой, незнакомый… все равно Дайру будет знать, что цена заплачена. Непомерно высокая цена.
Нет. Так нельзя. Подло…
Дайру с ненавистью швырнул колокольчик в котомку, затянул завязку.
— Обойдусь! — сказал он невидимой змейке. — Сам вытащу учителя из тюрьмы. Не знаю как, но выручу. И Нургидан поможет. И Нитха. А ты… ты слишком дорого берешь за труды!
